головой щелкнула клешня. На этот раз бросок урга был очень ловким и
точным. Иван падал туда, куда и должен был упасть по замыслу чудовища - на
скорпионье жало.
- А-а-а-а-а... - гудели зрители.
Тихо шипел паукомонстр. А Иван все падал и падал. Ему показалось, что
прошла вечность, прежде чем он коснулся жала. Ему повезло, а может, он
сумел инстинктивно извернуться в воздухе - неважно! Он упал не на само
острие, а на его боковину, тут же вонзил в хоботистую поверхность меч. И
тут же его швырнуло с исполинской силой об барьер. Иван потерял сознание,
упал на опилки. Но в его мозгу сквозь тьму и безвременье бухнул какой-то
внутренний колокол, полыхнуло кроваво... и высветилось ярко, неестественно
ярко и зримо, прекрасное лицо Ланы-Светы... Нет, рано еще подыхать, рано!
Иван вкочил на ноги. Отмахнулся мечом от языка.
Его новый бросок был более удачный - он проскочил-таки под брюхо
урга. Воткнул меч, сразу бросил щит наземь, ухватился поудобнее обеими
руками, загнал острие по самую рукоять, уперся что было силы ногами... и
всем телом навалился, нажал - брюхо стало расползаться. Ивана с головы до
ног облило вязкой бурой жидкостью. Но он успел все же пропороть урга -
рана зияла расширяющейся полутораметровой дырой. И все это произошло в
долю мига.
- А-а-а-а!!! - заорал сам Иван в диком неистовстве. Он уже не ощущал
себя человеком, разумным существом, он был просто животным, которое из
последних сил, вкладывая остатки жизненной энергии, бьется за себя, не
желая покидать этого мира. - А-а-а-а!!!
- ..а-а-а-а-а-а!!! - гулко и вяло отзывался амфитеатр. Он жил для
Ивана пока еще в замедленных ритмах.
Однако паукомонстр не упал, даже не присел. Он только издал
невероятно высокий, неожиданный для него звук - будто завопил
фантастически огромный павлин. И распрямил ноги, ушел высоко вверх всей
своей брюхо-головой.
Иван, не мешкая, рубанул по ближайшей ноге. Меч отскочил от
хитинового панцыря-покрытия. Нога дернулась и Ивана подняло вверх. Подняло
медленно, осторожно. Он даже не сразу понял, что это мохнатая
лапа-присоска всосалась в его спину. Он уже был на высоте восьмиэтажного
дома. Паукомонстр стоял на пяти лапах, истекал вонючей дрянью, но
держал-таки Ивана в шестой лапе. Это была серьезная промашка! Иван
чертыхнулся, крепче сжал рукоять меча.
Снизу к нему приближалась иззубренная трехметровая клещня.
Коротенькое основаньице, к которому она крепилась, оказалось
телескопическим, выдвижным - на такое Иван не рассчитывал, казалось, все
предугадал, и вот на тебе! Воевать с хитиновой клешней было бессмысленно.
Иван ткнул за спину мечом, потом еще раз, еще! Но присоска держала его
крепко. Это был конец!
Клешня приблизилась вплотную, раскрылась медленно. Иван ударил мечом
со всей силы. Ударил снова! Клешня даже не вздрогнула. Она обхватила его
поперек туловища - совсем нежно обхватила, Иван почти не чувствовал
прикосновения, но вырваться не мог, и понесла столь же медленно к
раскрывающейся пасти.
Только теперь Иван сумел по-настоящему оценить этот кошмар! Из такой
камнедробилки нельзя было выйти, живым. Это была его смерть. Он опускался
сверху, пасть медленно и неостановимо разворачивалась вверх - на миг Иван
сам себе показался маленьким и беззащитным червячком, слизнячком, которого
бросают в раскрытый клюв птенца. Где-то с ним уже происходило подобное. Но
где, Иван вспомнить не смог. Клешня раскрылась и он стал падать в
чудовищную зубастую, вонючую ямищу пасти. Ург даже не пытался помочь себе
свисающим вниз языком. Судя по всему он считал игру законченной.
Но Иван так не считал. Перед ним опять встало это странное сдвоенное
лицо. На кратчайшую долю мига встало. А в следующую долю того же мига, уже
находясь в пасти, совсем рядом с острейшими зубамипиками, он ткнул мечом в
розово-белую мяготь неба... Чудовище пискнуло как-то по-мышиному,
раззявило пасть еще шире, видно, от боли, от неожиданности и Иван, минуя
зубы, провалился в мрачное и трепещущее краями отверстие зева. "Дурачина
ты, Иван! Ведь погибнешь ни за что, ни про что!"- прогудело в ушах басом
Гуга Хлодрика. Иван зажмурился. Закрыл лицо левой рукой. Погиб! Все!
Но в нем снова проснулось взъяренное дикое животное - он стал колоть
мечом в мяготь глотки, рвать его когтями ног. Одновременно он чувствовал
всетаки, что этот пищевод, или черт его знает что, стал вдруг сокращаться,
пропихивать его куда-то дальше. Иван сопротивлялся поначалу. А потом
перестал. Ему не хватало дыхания, все лицо, уши, нос-, рот все три глаза
были заляпаны чем-то горячим и гадким, вонючим, липким, тело сдавливало
все сильнее, с каждым толчком-судорогой его пропихивало все дальше... И
все же он колол, колол, колол. До тех пор, пока не почувствовал, что летит
куда-то, проваливается во что-то, и снова летит...
Он лежал на опилках, весь залитый бурой клейкой кровью
паукомонстра-урга. И ничего не соображал. Он все продолжал тыкать своим
мечом-рука дергалась судорожно, неостановимо. Сверху на него текло,
лилось, падало что-то длинное. Тягучее, противное.
- Ар-ра-а-а-а-а-аххх!!! - зверски орал амфитеатр. Все вновь вернулось
на свои мести, небыло замедленным, казались, даже наоборот, все ускорилось
и усилилось. Все неистовствовало: - Ар-ра-а-а-ахх!!!
Только одна часть этого безумного мира двигалась по-прежнему
замедленно. Ею было падающее на Ивана брюхо-голова. Оно падало наподобие
дирижабля, напоровшегося на мачту, сползающего по ней. Но оно упало. Упало
прямо на Ивана сразу заглушив все звуки, погасив свет, придавливая к сырым
опилкам.
* Часть третья. ИГРУШКА *
Ха-Архан. Квазиярус. Изолятор.
Меж-арха-анье.
Престол.
Год Обнаженных Жал, месяц развлечений.
Голосок был приторно сладкий, журчал он словно сиропный ручеек. Но
слова не сразу стали доходить до Ивана, они прорывались к нему сквозь гул
и гуд. Гудело в ушах, в мозгу.
- Ты был прямой герой! Я "налюбоваться не могла, какой ты храбрец и
силач! Это было что-то! Нет, честное, слово, с ума сойти! Ни одна женщина
во Вселенной не устояла бы перед тобою в тот миг. Как ты его-бац-бац-бац!
А потом-вжик-вжиквжик! О-о-о! Мой любимый, отважный, мой герой...
Иван не мог понять, откуда здесь взялась Лана? И она ли это была?
Нет, что-то голос не тот. Может, Света, может, видение, память мучает?
Нет! Все не то!
Что-то упругое и нежное, прохладное и одурящее все время лезло Ивану
в лицо, давило, вжималось, мешало дышать, но вместе с тем приятно
возбуждало, вливало силы, вырывало из небытия. Он даже не понял поначалу
что это такое. Лишь потом дошло - это же грудь, женская грудь!
Да, это были женские груди. Они попеременно наваливались на лоб,
щеки, нос, подбородок... лишали дыхания, зрения, упирались сосками в
глаза, губы, ноздри. Когда лицо Ивана оказывалось в ложбинках между ними,
он втягивал в себя теплый пряный воздух, и воздух этот дурманил ему
голову. Голова кружилась, в глазах что-то мелькало, и почему-то Ивану
казалось, что грудей вовсе не две, а больше - три, четыре... Он лежал на
спине. И какая-то женщина ласкала его, гладила по волосам, прижимала
голову к себе.
- А как ты его пронзил, а?! Весь зал ахнул! Все ведь просто пришли в
восторг! Многие рыдали - я сама видела! Ах, это непередаваемо, это
чудесно! Но... но если бы я не приказала киберам вытащить тебя из-под этой
дохлятщш, ты не лежал бы сейчас здесь, ты был бы в утилизаторе, мой милый,
любовь моя!
Иван начинал кое-что понимать. Нет, это, разумеется, не Лана! И тем
более, не Света! Эта какая-то другая... непонятная, не такая.
Она оторвалась от него, будто желая полюбоваться им издали. И Иван
увидал нависающие над его лицом четыре почти правильных шара-упругих, чуть
колышащихся, со светлокоричневыми небольшими сосками. Зрелище было
настолько неожиданным, что Иван вздрогнул, проморгался - ему показалось,
что в глазах двоится. Но груди не исчезли-их было и на самом деле две
пары... И они снова опустились на его лицо, снова лишили дыхания. Нет,
мелькнуло у Ивана в мозгу, нет, это не земная женщина, это местная... Но
откуда, как? Ах да! Ведь она сама сказала! Значит, он жив, он уцелел в
этой немыслимой схватке?!
Иван отстранил от себя незнакомку. Приподнялся. Теперь он смог
разглядеть ее полностью. Три глаза на довольно-таки приятном лице без
подобия брылей и пластин делали его даже интересным, пикантным. Глаза были
черными, немного большими, чем надо бы. Но зато в них ощущалось наличие
жизни, чувств, не то что у всей этой братии гмыхов и хмагов! Полные
большие, почти до ушей, губы тоже не портили впечатления, даже наоборот,
волновали, приковывали к себе взгляд. Шея была длинна, нежна и
прекрасна-самая настоящая шейка земной - красавицы. Нежны я прекрасны были
и обе пары полных высоких грудей, нежен был и округлый небольшой животик.
А бедра! Ничего подобного Ивану не доводилось видать ни на Земле, ни в ее
колониях - бедра были круты и умопомрачительны. В сочетании с тончайшей
осиной талией они были невыразимо гармоничны... И все-таки - чешуя! От
плечей до запястьев ее руки были покрыты зеленоватой чешуей.. мягко
отсвечивающей, приятной на вид, но... и ноги, от колен и до щиколоток -
все та же чешуя! Иван не видал, чем заканчиваются ноги - четырехпалыми
лапами или же ступнями, все скрывала легкая накидочка. Но он видел, что на
руках у незнакомки по восемь длиннющих гибких пальчиков с синенькими
холеными ноготками..
Волосы ее были необыкновенно пышны, светлы, чисты... Они высоко
поднимались над головой и ниспадали волнами назад, по бокам, одна прядь
застряла в ложбинках между грудями. И Ивана все тянуло высвободить ее, а
заодно и провести рукой по этой нежной упругой коже. Но он сдерживался. Он
не знал, что делать, как себя вести. Свое спасение он воспринял без
особого воодушевления и чувства благодарности к кому-то почему-то не
испытывал.
- Ну-у, как я тебе нравлюсь, мальчик? - кокетливо вопросила
незнакомка и повела плечами, закинула голову назад, отчего груди ее
поднялись еще выше, живот подтянулся, а бедра, казалось, стали еще
круглее, призывнее.
Иван не ответил. Он протянул руку и высвободил застрявшую светлую
прядь. Незнакомка чуть подалась вперед, совсем чуточку, но Иванова рука
сразу же оказалась в ложбинке меж двух упругих и прохладных шаров. И он не
стал ее убирать.
Незнакомка склонилась над ним ниже. Взяла его руку в свою, развернула
ее ладонью к себе, прижала к груди, полными губами коснулась его виска,
потом щеки, губ... Иван почувствовал ее руку на плече. И в тот же миг она
его перевернула на себя, прижала, тяжело задышала в лицо.
- Ну вот, ты и ожил совсем, мой милый, ну и хорошо, как ты мне
нравишься, я не встречала еще таких, ну-у, чего же ты медлишь, я жду...
Ее горячие бедра, живот, казалось, вот-вот расплавят Ивана, он словно
целиком погрузился в них, растворился, ничего не видя, не слыша, не
соображая. Сердце бешенно наколачивало в груди, рвалось наружу, легкие не
справлялись со своей задачей... Эта женщина сулила неземное блаженство. И
Иван уже поплыл, потерял связь с внешним миром, его вздымало, и бросало
вниз, он взлепал, и падал, и а она все шептала ему что-то сладко-нежное на
ухо, не давала оторваться от своих губ. Это было сказочно и прекрасно,
необычно, волшебно! А впереди их ждало еще большее, почти невероятное,
недоступное с земными женщинами, Иван и это предчувствовал. Ее тело,
казалось, источало из себя фантастическую сладость, сверхъестественное
