лягушонок, это целая куча парсеков в Пространстве... Э-э, да что с тобою
говорить!
Иван примкнул Переговорник. Ничего, чтобы они тут ни болтали, как ни
задавались, а ему эта штуковина еще пригодится!
- И назад мне путь закрыт? - спросил он.
Ответа не последовало.
Иван немного извернулся на крюке, посмотрел вниз - но русоволосой не
увидал. Наверное, она спряталась за полукруглой дверцей, а может, и
убежала давно - кто он для нее, никто. Чучело трехглазое да чешуйчатое,
вот кто. На какое-то короткое время в ней могла проснуться симпатия к
такому уродцу, да могла! Но лишь потому, что он помогал ей в чем-то, давал
надежду на несбыточное... А пропал, так и поделом ему! Иван вполне
понимал, что могло твориться сейчас в ее душе. Но больше всего его
волновало другое-она осталась одна в этом чуждом проклятом мире со всеми
его идиотскими и нелепыми вывертами! И это он обрек ее на это одиночество!
Раньше она была пусть и не в самой лучшей, но все же таки в компании
землянок, что-то было в настоящем. Но пришел он, И все нарушилось! И уже
только лишь по этой причине Иван не мог позволить себе висеть на крюке и
"созревать". Нет! Будь они сами хоть трижды, хоть четырежды прокляты! Но
если они ему делают зло, то и он ответит тем же! В конце концов, для чего
он заявился в этот мир-самому мстить, справедливо мстить за содеянное
нелюдями, или же терпеть бесконечные побои, издевательства?! Ну уж нет!
Коли он не может быть частью Добра, мечом в руках Добра, он сам станет
Злом, его удавкой! И с помощью одного Зла он сокрушит другое Зло, а
значит, принесет Добро в мир! Только так! Только так, и не иначе!
В ушах снова зазвучал мягкий низкий голос: "Добро на острие меча не
преподносят..." Ну и пусть! Не надо! Он не с добром пришел сюда! Он не
собираются этим нелюдям преподносить чего-то! Он только лишь научит их
уважать других, напомнит, что во Вселенной, где бы она ни была, по какую
бы сторону коллапсаров не распространялась, каждый рожденный достоин
жизни! И он не будет различать одних и других, он просто будет отстаивать
свое право на жцзнь! И пусть это прайб назовется Добром, пусть Злом,
неважно, для него все неважно! Неужто же он, а не ойи, заслуживают
проклятья?! Нет! И еще раз нет! Надо отбросить остатки сомнений!
А в ушах опять загудело, снова пробился далекий голос: "Тебе будет
казатвся, что борешься с этим Злом, что ты истребитель этого зла, но
истребляя и обарывая его силой, будешь лишь умножать его. И настанет день,
час, когда ты перестанешь понимать, где кончается Добро и начинается Зло,
и сам станешь воплощением Зла!"
Иван резко встряхнул головой. Заглушил внутренний голос. Нет, он не
станет... а если даже и станет, так значит, того требуют обстоятельства! А
они выше людских переживаний, они на деле выявляют - что есть что и кто
есть кто! В этот мир надо было придти с мечом, и не с копьецом из
арматуры, не с плазменным резаком и лучеметом... а с флотилией
космокрейсеров последнего поколения, оснащенных мегааннигиляторами и
фотонными таранами. Вот тогда бы можно было и разговоры разговаривать! А
теперь... Нет, и теперь у него есть выход.. И пусть хоть кто-нибудь
попробует упрекнуть его, пусть только попытается!
Иван осторожно нащупал под комбинезоном яйцо-превращатель, засунул
руку внутрь. При этом он заставил себя думать о Лане - думать четко,
выражение, образно - пускай читают его мысли, пускай!
- Трепыхаешься? - поинтересовалось вдруг брюхо.
- Куда уж нам, - прохрипел Иван.
- Ну, трепыхайся, трепыхайся!
Змеиные стебельки с глазами втянулись в брюхо Хранителя. Даже следов
не осталось; будто и небыло ничего.
Иван скрючился, поднес яйцо к горлу, сдавил. Он нажал на него сразу,
со всей силой нажал. И почувствовал, что происходит, а точнее, уже
произошло, нечто странное - он вдруг разросся во все это огромное
помещение, обрел тысячи сильных и легко управляемых конечностей, он вдруг
увидал все разом, будто и в каждой его конечности находилось по сотне
глаз. Это было непередаваемое ощущение. Но Иван не стал им упиваться, не
стал они пытаться разобраться в нем. Надо было действовать!
- Ну что, слизняк ничтожный! - взревел он громоподобным, голосом, не
своим, каким-то даже искусственно усиленным. - Что ты теперь скажешь?!
Он мгновенно подтянул к себе, под своды, три десятка самых мощных и
толстых щупальцев-отростков, напряг их концы до одеревенения, и не жалея
ни сил, ни тканей, ни когтей, ударил со всех сторон одновременно в
чудовищное прозрачное брюхо.
- Получай, каракатица поганая! Сверхслизняк!
Его щупальца застряли в пронзенном шарообразном теле. Но оттуда уже
водопадами хлестала вниз темно-желтая пена. Тело прямо на глазах стало
терять форму шара, съеживаться, опадать, превращаться в висящий, комок
морщинистой кожи.
- Это интересно... - прозвучало в мозгу у Ивана голосом Хранителя.
- Да, это очень интересно! - зло ответил Иван - Хранитель,
тысячелапый и стоглазый, огромный и почти всемогущий. Это крайне
интересно!
И он также резко, как и вонзал, выдернул концы отростков. Обмякшее
тело упало вниз. Вместе с ним, вслед, опустился Иван. В самом крохотном
щупальце-отросточке он сжимал у круглого тела яйцо-превращатель, но не
знал, куда его приставить - ведь рта-то не было! Мелькнула мысль,
странная, но завораживающая, чертовски привлекательная, но и
отталкивающая: а почему бы не остаться здесь, почему бы самому не стать
Хранителем, всемогущим, всевидящим, подлинным сверхсуществом?! Но он
чувствовал, что это просто не получится, он чувствовал, как уходят силы,
как он слабеет с каждой секундой. Видно, превращзтель не мог так запросто
перебрасывать малую массу в сверхбольшую, наверное, ему нужно было время,
чтоб собрать в свое поле дополнительное вещество, дополнительную
энергию... Иван Хранитель судорожно водил яйцом по всей поверхности тела,
пытаясь нащупать нужную точку, слабея, теряя сознание.
Первый раз он очнулся на груде червеобразных холодных отростков.
Очнулся с зажатым в правой восьмипалой руке яйцом. Лана что-то кричала в
самые уши. Но он не мог разобрать. И вновь ушел в черноту.
Второй раз сознание вернулось не сразу. Оно приходило урывочно, тут
же пропадая, перемежаясь с мраком провалов. Но Иван все же ощутил, что его
куда-то тащат. Тащат самым примитивным и грубым образом - за ноги.
- Эй? Кто там? - поинтересовался он еле слышно.
- Прочухался! - обрадовалась русоволосая.
Это она волокла его за собой, крепко ухватившись за твердые покрытые
хитиновой чешуей лодыжки. Ей было тяжело. Но она не сдавалась, тянула.
Иван присмотрелся - они находились в каком-то круглом туннеле со змеящейся
световой полоской, бегущей поверху. Туннель состоял из секций, метров по
сто каждая. В местах их стыковок Ивана встряхивало на грубых швах. Но боли
он не чувствовал. Сил для того, чтобы встать, пока не было.
- Ну и куда мы? - поинтересовался он не без ехидцы.
Лана фыркнула. И тяжело, сипло ответила:
- Куда глаза глядят. Больше некуда!
Через некоторое время они уперлись в преграду. Но пластиковая на вид
переборка сама упала, открывая вход в какое-то светлое огромное помещение,
а может, и вообще на простор этой планеты или чего бы там ни было.
- Погоди! - прикрикнул Иван. - Надо разобраться!
- Успеется! - ответила Лана.
- Стой, кому говорю!
Но она уже выволокла его наружу. И тут же вдруг пропала куда-то. Иван
приподнялся, сел...
Его подхватили чьи-то сильные руки, поставили на ноги. Перед глазами
мелькнули трехглазые рожи, заскрежетало, зачавкало.
Иван увидел прямо перед собой здоровенного негуманоида, обычного,
каких он уже навидался вдоволь.
Негуманоид раззявил пластинчатую пасть, раздвинул мешки брылей.
- Рад приветствовать вас на Харх-А-анев месяц ядовитых трав! -
провозгласил он как-то торжественно, радостно, даже восторженно.
И ударил Ивана в челюсть. Да так, что тот отлетел на три метра и
рухнул плашмя наземь.
Харх-А-ан. Перпендикулярные уровни.
Невидимый спектр. Квазиярус.
Год 123-й, месяц ядовитых трав - нулевое время
Каждый мир, даже самый сумбурный на первый взгляд и необъяснимый,
самый нелогичный с точки зрения земного логика, абсурдный и бессмысленный,
фактически не менее упорядочен и конкретен, чем мир, привычный наблюдателю
- там, где перестает действовать земная логика, начинает действовать
логика неземная, только и всего - и нечего выдуриваться, пытаться
подстроить под себя то, что существует помимо твоей воли, что существует,
даже и не замечая твоего существования, не замечая тебя самого, нечего
дергаться и пытаться все осмыслить, привести к известным тебе
знаменателям, все это бесполезная затея! Бесполезная и иссушающая мозг!
Ибо ползет улитка по стебельку травинки, не ведая ни одного закона
окружающего ее мира, не ведая, но подчиняясь им, существуя по ним, а
следовательно, и сама она часть этого мира, часть многосложной
совокупности его законов, сама один из таковых-потому и необорима в
миллионах и миллиардах поколений. Ищущий же объяснений всему, желающий
постичь непостижимое вырывается из жизнеустойчивой совокупности этой, из
самого симбиоза живого и неживого, материального и Нематериального. И
ополчается против него все живущее по законам и внутри них, стремится
поглотить изгоя или выпихнуть пробравшегося внутрь. Так случается в своем
мире. Сплошь и рядом случается! А в чужом? В мире, существовавшем без тебя
и тебе подобных, в мире, не породившем тебя, а лишь принявшем на время,
как в нем? Столь же он суров к нарушающему законы чужаку? Или он его йе
приемлет ни в единой ипостаси, ни в нарушении, ни в соблюдении?! Нет
ответа. И не будет!, Нечего даже пытаться отыскать его, ибо ни что не
повторяется в точности, никогда и нигде! Что же делать? Как быть? Из
трясины можно вытащить палец, руку... но если тебя засосало с головою, что
делать?!
Так или примерно так думал Иван, находись в полуобморочном состоянии,
то всплывая на поверхность, то проваливаясь в бездну. Мысли были
несвязные, путанные, но именно они почему-то лезли в голову. И изгнать их
не было сил. Иван даже не знал, сколько времени он лежит в состоянии
прострации, ему казалось, что очень долго, чуть ли не всю жизнь.
Несколько раз его принимались пинать ногами под ребра. Но он не
вставал, а наоборот - сразу же отключался, уплывал. Видно, на превращение
в многолапового и стоглазого ушло столько сил, что ему еще нескоро
придется выкарабкаться... Да и придется ли?! Откуда-то издалека доносились
хрипатые голоса:
- А слизняка куда? В утилизатор?!
- Не, не надо!
- Почему?
- А потому! Не мы его сюда впихнули, не нам и выпихивать!
- Загадками говоришь.
- Дурья башка! Может, его кто на ниточке ведет, понял?! А ты дернешь
- кончик-то тебя и по макушке огреет самого! А то еще чего, тут с умом
надо... Пускай ползет, какое нам дело!
- Вот это точно, дела нет! А только место свое знать надо. У-у,
гнида!
Ивану опять раза три кряду саданули по ребрам. Он перевернулся на
бок, скрючился.
И все-таки голова постепенно прояснялась. Да и тело оживало. Но Иван
не спешил - он решил, что поднимется или сделает попытку подняться лишь
тогда, когда силы восстановятся полностью, ну хотя бы на две трети. Он
незаметно просунул руку в пояс, нащупал шарики стимуляторов, очень
