нять. Птица, охотящаяся на болотах, начинает тонуть, если не двигается.
Ей приходится поминутно вытаскивать лапку из ила и ставить ее в другое
место, шагать дальше и дальше, независимо от того, поймала она что-ни-
будь или нет. Так же и с нами, и с нашей любовью. Нам приходится дви-
гаться дальше, остановиться мы не можем, потому что утонем.
4 Иерусалим, октябрь 1974
Дорогая Доротка, я читаю о славянах, как они спускались к морям с
копьем в сапоге. И думаю о том, как меняется Краков, осыпанный новыми
ошибками в правописании и языке, сестрами развития слова. Я думаю о том,
как ты остаешься той же, а я и Исаак все больше меняемся. Я не решаюсь
ему сказать. Когда бы мы ни занимались любовью, как бы нам ни было хоро-
шо и что бы мы при этом ни делали, я грудью и животом все время чувствую
след от штыка. Я чувствую его уже заранее, этот след вытягивается между
мною и Исааком в нашей постели. Неужели возможно, чтобы человек за один
миг смог расписаться штыком на теле другого человека и навсегда вытатуи-
ровать свой след в чужом мясе? Я постоянно вынуждена ловить собственную
мысль. Родившись, она еще не моя, она становится моей тогда, когда я ее
поймаю, если только мне это удается, пока она не улетела. Эта рана похо-
жа на какой-то рот, и стоит нам, Исааку и мне, дотронуться друг до дру-
га, как к моей груди прикасается этот шрам, похожий на губы, за которыми
нет зубов. Я лежу возле Исаака и смотрю на то место в темноте, где он
спит. Запах клевера заглушает запах конюшни. Я жду, когда он повернется
- сон становится тонким, когда человек поворачивается, - тогда я смогу
его разбудить, и ему не будет жалко, что я помешала ему спать. Есть сны
бесценные, но есть и другие, как мусор. Я бужу его и спрашиваю:
- Он был левша?
- Кажется, да, - отвечает он сонно, но твердо, из чего мне ясно, что
он знает, о чем я думаю. - Его взяли в плен и утром привели в мою палат-
ку. Он был бородатым, с зелеными глазами и ранен в голову. Его привели,
чтобы показать мне эту рану. Его ранил я. Прикладом.
5 Снова Хайфа, сентябрь 1975
Доротка, ты даже не представляешь, как тебе повезло, что там, у себя
на Вавеле, не знаешь того ужаса, в котором живу я. Представь себе, что в
постели, когда ты обнимаешь своего мужа, тебя кусает и целует кто-то
другой. Представь, каково все время, пока ты занимаешься любовью с люби-
мым человеком, чувствовать животом грубый толстый шрам от какой-то раны,
который подобно чужому члену втерся между тобой и твоим любимым. Между
Исааком и мной лежит и всегда будет лежать бородатый сарацин с зелеными
глазами! Он откликается на каждое мое движение раньше Исаака, потому что
он ближе к моему телу, чем тело Исаака. И этот сарацин не выдумка! Этот
скот - левша, и он больше любит мою левую грудь, чем правую! Какой ужас,
Доротка! Ты не любишь Исаака так, как я, скажи мне, как объяснить ему
все это? Я оставила тебя и Польшу и приехала сюда ради Исаака, и в его
объятиях встретила зеленоглазое чудовище, оно просыпается ночью, кусает
меня беззубым ртом и хочет меня всегда. Исаак иногда заставляет меня
кончать на этом арабе. Он всегда тут! Он всегда может... Наши стенные
часы, Доротка, этой осенью спешат, а весной они будут отставать...
6 Октябрь 1978
Доротея, Исаак по утрам, когда хорошая погода, внимательно изучает и
оценивает достоинство воздуха. Высчитывает влажность, принюхивается к
ветру, замечает, не холодно ли около полудня. И когда видит, что настал
благоприятный момент, наполняет легкие особым видом специально подобран-
ного воздуха, а вечером выдыхает этот воздух с новым стихотворением. Он
говорит, что невозможно всегда сочинять удачные стихи. Стихи - как время
года. Приходят тогда, когда наступили их дни... Дорогая Доротка, Исаак
не может упасть, он как паук. Его держит какая-то нить, прикрепленная к
такому месту, которое известно только ему. А я падаю все чаще. Араб на-
силует меня в объятиях моего мужа, и я больше уже не знаю, с кем я нас-
лаждаюсь в своей постели. Из-за этого сарацина муж кажется мне иным, чем
раньше, я теперь вижу и понимаю его по-новому, и это невыносимо. Прошлое
внезапно переменилось: чем больше наступает будущее, тем сильнее изменя-
ется прошлое, оно становится опаснее, оно непредсказуемо, как завтрашний
день, в нем на каждом шагу закрытые двери, из которых все чаще выходят
живые звери. И у каждого из них свое имя. У того зверя, который разорвет
Исаака и меня, имя кровожадное и длинное. Представляешь, Доротка, я
спросила Исаака, и он мне ответил. Он это имя знал все время. Араба зо-
вут Абу Кабир Муавия ?. И он уже начал свое дело как-то ночью, в песке,
недалеко от водопоя. Как и все звери.
7 Тель-Авив, 1 ноября 1978
Дорогая, забытая Доротка, ты возвращаешься в мою жизнь, но при ужас-
ных обстоятельствах. Там, в твоей Польше, среди туманов таких тяжелых,
что они тонут в воде, ты и представить не можешь, что я тебе готовлю.
Пишу сейчас из самых эгоистических соображений. Я часто думаю, что лежу
с широко открытыми глазами в темноте, а на самом деле в комнате горит
свет и Исаак читает, а я лежу, закрыв глаза. Между нами в постели
по-прежнему этот третий, но я решилась на маленькую хитрость. Это труд-
но, потому что поле боя ограничено телом Исаака. Уже несколько месяцев я
бегу от губ араба, передвигаюсь по телу моего мужа справа налево. И вот
когда я уже решила, что выбралась из западни, на другом краю Исаакова
тела налетела на засаду. На еще одни губы араба. За ухом мужа, под воло-
сами, я наткнулась на второй шрам, и мне показалось, что Абу Кабир Муа-
вия запихал мне в рот свой язык. Ужас! Теперь я действительно в западне
- если я сбегаю от одних его губ, меня ждут вторые, на другом краю тела.
Что мне думать об Исааке? Я не могу больше ласкать его - от страха, что
мои губы встретятся с губами сарацина. Вся наша жизнь теперь проходит
под его знаком. Смогла бы ты в таких условиях иметь детей? Но самое
страшное случилось позавчера. Один из этих сарацинских поцелуев напомнил
мне поцелуй нашей матери. Сколько лет я не вспоминала ее, и теперь вдруг
она сама напомнила о себе. И как! Пусть не похваляется тот, кто обувает-
ся так же, как тот, кто уже разулся, но как это пережить?
Я прямо спросила Исаака, жив ли еще египтянин. И что, ты думаешь, он
ответил? Жив и даже работает в Каире. Его шаги тянутся за ним по свету,
как плевки. Заклинаю тебя: сделай что-нибудь! Может быть, ты спасла бы
меня от этого незваного любовника, если бы отвлекла его похоть на себя,
ты бы спасла и меня, и Исаака. Запомни это проклятое имя - Абу Кабир Му-
авия, - и давай возьмем себе каждая свое: ты бери леворукого араба в
свою постель в Кракове, а я попытаюсь сохранить для себя Исаака.
8 Department of Slavic studies University of Yale, USA October 1980
Дорогая мисс Квашневская, пишет тебе твоя д-р Шульц. Пишу в перерыве
между двумя лекциями. У нас с Исааком все в порядке. Уши мои еще полны
его засушенных поцелуев. Мы почти помирились, и теперь наши постели на
разных континентах. Я много работаю. После почти десятилетнего перерыва
снова участвую в научных конференциях. И скоро мне опять предстоит по-
ездка, на этот раз ближе к тебе. Через два года в Царьграде состоится
научная конференция по вопросам Черноморского побережья. Я готовлю док-
лад. Ты помнишь профессора Wyke и твою дипломную работу "Жития Кирилла и
Мефодия, славянских просветителей"? Помнишь исследование Дворника, кото-
рым мы тогда пользовались? Сейчас он выпустил второе, дополненное изда-
ние (1969), и я его буквально проглотила, настолько оно интересно. В мо-
ей работе речь пойдет о хазарской миссии Кирилла ? и Мефодия ?, той са-
мой, важнейшие сведения о которой - записи самого Кирилла - утеряны. Не-
известный составитель жития Кирилла пишет, что свою аргументацию в ха-
зарской пoлeмикe ? Кирилл оставил при дворе кагана в особых книгах, так
называемых "Хазарских проповедях". "Кто хочет найти эти проповеди пол-
ностью, - отмечает биограф Кирилла, - найдет их в книгах Кирилла, кото-
рые перевел учитель наш и архиепископ Мефодий, брат Константина Филосо-
фа, поделив их на восемь частей". Просто невероятно, что целые книги,
восемь проповедей Кирилла(Константина Салоникского), христианского свя-
того и создателя славянской письменности, написанные на греческом и пе-
реведенные на славянский язык, исчезли без следа! Не потому ли, что в
них было слишком много еретического? Не было ли в них иконоборческой ок-
раски, что было полезно в полемике, но не соответствовало догматам,
из-за чего потом их и изъяли из употребления? Я еще раз перелистала
Ильинского, всем нам хорошо известный "Обзор систематизированной библи-
ографии Кирилла и Мефодия" до 1934 года, а потом его последователей
(Попруженко, Романского, Петковича и т.д.). Снова прочла Мошина. И потом
перечитала всю приведенную там литературу о хазарском вопросе. Но нигде
нет даже упоминания о том, что "Хаза рские проповеди" привлекли чье-то
внимание. Как могло получиться, что все бесследно исчезло? Этот вопрос
все оставляют без внимания. А ведь существовал не только оригинальный
греческий текст, но и славянский перевод, из чего можно сделать вывод,
что это произведение некоторое время имело очень широкое хождение. При-
чем не только в хазарской миссии, но и позже; его аргументация должна
была бы использоваться и в славянской миссии братьев из Салоник, и даже
в полемике со сторонниками "трехъязычия". Иначе зачем бы им было перево-
дить это на славянский язык? Я предполагаю, что на след "Хазарских про-
поведей" Кирилла можно напасть, если искать методом сопоставления. Если
систематически пересмотреть исламские и еврейские источники о хазарской
полемике, наверняка там что-нибудь да всплывет о "Хазарских проповедях"
Но дело в том, что я не могу сделать это сама, это вообще не по силам
одним славистам, нужно участие и востоковедов, и специалистов по древней
еврейской культуре. Я посмотрела у Dunlop'a (History of Jewish Khazars,
1954), но и там нет ничего, что могло бы навести на след утраченных "Ха-
зарских проповедей" Константина Философа.
Видишь, не только ты в своем Ягеллонском университете занимаешься на-
укой, я здесь тоже. Я вернулась к своей специальности, к своей молодос-
ти, которая по вкусу похожа на фрукты, доставленные пароходом с другого
берега океана. Я хожу в соломенной шляпе вроде корзинки. В ней можно, не
снимая ее с головы, принести с рынка черешню. Я старею всякий раз, как в
Кракове бьет полночь на романской колокольне, и просыпаюсь, когда над
Вавелем 'раздается звон, возвещающий зарю. Я завидую твоей вечной моло-
дости. Как поживает Абу Кабир Муавия? Действительно ли, как в моих снах,
у него два копченых сухих уха и хорошо выжатый нос? Спасибо, что ты взя-
ла его на себя. Вероятно, ты уже все знаешь о нем. Представь, он занят
делом, весьма близким к тому, чем занимаемся мы с тобой! Мы с ним рабо-
таем почти в одной области. Он преподает в Каирском университете сравни-
тельную историю религий Ближнего Востока и занимается древнееврейской
историей. Ты с ним мучаешься так же, как и я? Любящая тебя д-р Шудьц.
9 Иерусалим, январь 1981
Доротка, произошло невероятное. Вернувшись из Америки, я нашла в не-
распечатанной почте список участников той самой конференции о культурах
Черноморского побережья. Ты себе не представляешь, кого я увидела в этом
списке! А может, ты это узнала раньше меня, благодаря своей провидческой
душе, которой не требуется парикмахерская завивка? Араб, собственной
персоной, тот самый, с зелеными глазами, который изгнал меня из постели
моего мужа. Он будет на конференции в Царьграде. Однако не хочу вводить
тебя в заблуждение. Он приедет не для того, чтобы повидаться со мной. Но
я еду в Царьград, чтобы наконец-то его увидеть. Я уже давно рассчитала,
