-- Будь мужчиной. Разве любовь добывается руганью или в дра-
ке? Ты можешь пырнуть меня кинжалом, да что в том толку? Я пред-
лагаю нечто иное. Более приличествующее меджнуну и человеку
вообще.
Хусейн молчал. Он походил на темную тучу.
-- Я предлагаю простую вещь: ты поговоришь с Эльпи, и она ре-
шит, с кем ей быть: с тобой или со мною?
-- Ты, конечно, уверен в себе...
-- Я? -- удивился Хайям. -- Не больше, чем ты. Что одна ночь
для женщины?..
-- Очень многое, -- хрипло проговорил Хусейн.
-- А все таки -- что?
-- Она за ночь может и полюбить безумно...
--...или вовсе разлюбить, или возненавидеть. -- возразил Ха-
йям... -- Так вот: я предлагаю переговорить с нею. Она же с ду-
шою! Спросим ее. Пусть выбор будет за нею...
Хусейн усмехнулся. Через силу. Ибо ему было совсем не до сме-
ха. Какой тут смех, если прекрасная Эльпи за толстым дувалом, а [Д-011]
он, Хусейн, по эту сторону проклятой стены! Не проще ли всадить
нож в соблазнителя? И тогда Эльпи может не утруждать себя выбо-
ром.
Хайям продолжает свои речи. Нет, он не трусит перед этим
вооруженным меджнуном. Он хочет внушить ему, что людям более
пристало убеждать друг друга словом, а не кулаками. Любовь всег-
да обоюдосторонняя: он любит ее, а она его. Женщина здесь даже
не половина, а нечто большее: от нее идут главные флюиды любви.
Так почему же не спросить ее? Почему бы не узнать ее мнение? Лю-
бит она или не любит? И кого она предпочитает? Разве в этом
что-то особенное, что-то сверхъестественное ?
"Он слишком уверен в себе, -- думал Хусейн, все крепче сжи-
мая кинжал. -- Или подкупил он ее, или приворожил. Ведь не мо-
жет быть, чтобы Эльпи, так горячо жаждавшая моей любви, вдруг
переменилась?"
-- Послушай, Хусейн, -- продолжал Хайям, -- я вполне верю в
твои чувства, допускаю, что Эльпи предпочитает тебя, но я купил
ее. Я отдал ее хозяину целую пригоршню динаров. Это золото не [Д-010]
было у меня лишним. Оно не отягощало меня. Я купил Эльпи, пола-
гая, что делаю для нее добро. Я и понятия не имел о тебе... Кля-
нусь аллахом! [А-017]
Хусейн слушал, опустив голову, не переставая думать об
Эльпи...
Хайям посмотрел наверх, чтобы по солнцу определить время.
Утро уже не раннее -- пора ему быть в обсерватории. Но он вынуж-
ден терпеливо разговаривать с этим меджнуном. Ибо любовь есть
любовь и нельзя от нее отмахиваться, как от назойливой мухи,
чьей бы она ни была любовью. Хотя меджнун явно зарвался и поте-
рял всякое чувство меры и мужского достоинства. Хайям подумал о
нежной и прекрасной Эльпи и на минуту вообразил, что она может
предпочесть ему этого Хусейна, и что тогда? Разлука? Наверное.
Впрочем, все в жизни складывается из встреч и расставаний, из
радости и горя. Надо быть готовым ко всему! Кому достался этот
мир? Даже великие Джамшид или Фаридун не могли удержаться в нем [Д-005],[Ф-001]
долее положенного срока. Так на что же может рассчитывать прос-
той смертный? Разлука с Эльпи, если суждено этому случиться, не
самое страшное в этой жизни, хотя сердце и сожмется от огорче-
ния. И. пожалуй. не раз.
-- Я видел, как ты выбирал ее на рынке, -- сказал Хусейн.
-- Да. выбирал.
-- И это не было любовью. Так выбирают и лошадь.
-- Возможно. Но я полюбил ее именно на рынке.
Я бы не хотел, чтобы она досталась какому-нибудь жирному него-
дяю. Мне нужна была прислуга. До зарезу...
Хусейн поправил его:
-- Не прислуга, а наложница! А я ее собирался взять в жены.
-- Это серьезно? спросил Хайям.
-- Клянусь аллахом! [А-017]
Хайям оправил бородку неторопливым движением руки, вздохнул
глубоко, с сожалением поглядел на этого самого Хусейна -- неис-
тового меджнуна. А потом сказал:
-- Эльпи не может принадлежать двум мужчинам. Я за нее запла-
тил золотом, а ты готов выкупить ее кровью своего сердца. И это
похвально! При создавшихся условиях я могу предложить только од-
но...
Хусейн спросил нетерпеливо:
-- Что именно?
Ахмад на всякий случай приблизился к Хусейну, чтобы вовремя
схватить за руку, если тот вознамерится напасть на господина Ха-
йяма
Омар эбнэ Ибрахим сформулировал суть своего предложения в
очень кратких и, надо полагать, справедливых словах. Вот они,
его слона:
-- Я тебя не знал до сего часа, и ты меня не знал. Между на-
ми не было вражды, и я не мог нанести тебе оскорбление созна-
тельно. Я купил невольницу из Кипра согласно закону. Не я, так
другой приобрел бы ее за ту же цену. Теперь выясняется, что ты
претендуешь на нее. На мой взгляд, это незаконно, но любовь не
всегда считается с законом. Поэтому с заходом солнца я жду тебя
в этом доме. Тебе будет предоставлена возможность поговорить с
Эльпи. Даже наедине. Это уж по ее желанию. И пусть она скажет
свое слово. И я клянусь, что все будет по слову ее... Это спра-
ведливо... Хайям помолчал. А потом спросил: -- Что ты скажешь на
это, Хусейн?
Молодой человек продолжал стоять насупившись. Рука его сжима-
ла кинжал, готовая пустить его в ход.
Омар эбнэ Ибрахим сказал:
-- От моей смерти выгоды тебе не будет, Хусейн. Поверь мне. Я
предлагаю нечто более мудрое, чем ты можешь представить себе в
эту минуту. Пойди выпей холодной воды, почитай книгу Ибн Сины,
которую тебе вынесет Ахмад, и приходи ко мне вечером.
И Хайям пошел своей дорогой.
-- Слышал? -- обратился к меджнуну Ахмад.
Но меджнун, казалось, ничего не слышал: ведь на то он и мед-
жнун, настоящий меджнун, который родится только на Востоке.
2
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
ОБ ИСФАХАНСКОЙ
ОБСЕРВАТОРИИ
Обсерватория в Исфахане, в которой работал Омар эбнэ Ибрахим
Хайям, была построена по приказу его величества Малик-шаха.
Однако истинным строителем ее следовало бы назвать главного ви-
зиря Низама ал-Мулка.
Кто первым приметил Омара Хайяма, когда ему было всего двад-
цать семь лет? Низам ал-Мулк. Где был в то время Омар Хайям? В
Бухаре и Самарканде. Разве так просто было заметить молодого
ученого из самого Исфахана? Разве для этого достаточно простого
зрения или обычного ума? Нет, разумеется. Его превосходи-
тельство видел слишком далеко, его ум работал по-особому, и уши
его слышали многое из того, что не слышали другие в этом обшир-
ном царстве. Кто доложил об Омаре Хайяме его величеству? Глав-
ный визирь. Кто посоветовал пригласить ко двору молодого учено- [В-002]
го? Главный визирь. Кто подал мысль о строительстве самой луч-
шей в подлунном мире обсерватории? Главный визирь. Кто сказал:
"Нам нужен новый календарь, который следует назвать именем его
величества"? Главный визирь.
Велик Малик шах, но, как всякому царю, ему нужна правая рука,
нужен советник со светлой головой. Разве не таков главный ви-
зирь? Именно таков, и словам визиря всегда открыты уши его вели-
чества. А ведь это тоже великое искусство -- слушать умные сове-
ты и поддерживать их. Разве не в этом истинная мудрость правите-
ля?
Его величество и главный визирь -- как бы одно целое. Один
советует, другой приказывает. Один выполняет необходимое госу-
дарству через другого. И всегда -- словно одно целое. Но это не
означает, что его величество схож характером с главным своим ви-
зирем. Главный визирь несколько суховат, его правая рука на ко-
ране, его левая рука на сердце, а глаза его зорко следят за вы-
ражением лица его величества, а душа ощущает движение души его
величества.
Его величество благоволит к главному визирю, он уверен в его
способностях, в его уме и энергии, Только при всем этом могла
быть возведена эта удивительная обсерватория. Кто имеет подоб-
ную? Индостан? Китай? Александрия? Афины или Рим? Такой обсерва-
тории нет даже в Самарканде, который воистину город великих уче-
ных.
Обсерватория стоит на прочном базальтовом фундаменте круглой
формы в плане. Над фундаментом высится стена высотою в нес-
колько этажей. Крыша здесь плоская, огромные балки из ливанских
кедров прочно соединяют в единый монолит эту кирпичную башню,
диаметр которой равен пятнадцати шагам.
На круглой плоской кровле находятся различные астрономичес-
кие приборы: квадранты, астролябии, огромная армилярная сфера и
многое другое. Одни из них сделаны искусными самаркандскими, хо-
расанскими и исфаханскими мастерами, другие -- ближайшими помощ-
никами и сотрудниками Омара Хайяма. Армилярную сферу, например,
почти такую же, какой пользовались в свое время Архимед и Птоло-
мей, воспроизвели из меди и латуни Абулрахман Хазини и Абу-Ха-
там Музаффари Исфизари. Омар Хайям доволен приборами, особенно
астролябиями. Подвешенные на перекладинах прочными железными це-
пями, они, с одной стороны, служили идеальными отвесами, а с
другой -- давали возможность отсчитывать углы возвышения светил,
определять наклонения эклиптики и так далее. Окуляры на алида-
дах были наиболее удачными из всех, какие только приходилось ви-
деть Омару Хайяму.
Круглая площадка башни была расчерчена линиями, точно делив-
шими ее на триста шестьдесят градусов. Каждый градус был поде-
лен на шестьдесят минут, и линии эти были хорошо различимы
сквозь алидадные окуляры.
Главная горизонтальная ось обсерватории, вернее, ее круглой
верхней площадки, была точно ориентирована по исфаханскому мери-
диану, который в расчетах принимался за нулевой градус. Плос-
кость горизонта воображаемая, разумеется, и отсчеты от нее обес-
печивались точностью алидадных осей, мягко и плавно поддававших-
ся едва заметным движениям руки наблюдателя.
В нижних этажах размещались рабочие комнаты, комнаты для со-
беседований, комнаты для отдыха и даже для сна. На первом этаже
-- самом прохладном -- можно было подкрепиться пищей, которая
доставлялась из кухни, построенной по соседству. Не забыть бы
сказать, что на самом верху имелись также и удобные, очень лег-
кие переносные лежанки. Они предназначались для астрономов, вед-
ших ночные наблюдения за звездным небом.
Обсерватория была огорожена высокой кирпичной оградой, а у
входа стоял домик для привратника. Одним словом, Омар Хайям и
его сотрудники имели все основания быть довольными обсервато-
рией, лучшей из созданных человеком в то время и до того.
Главные ученые обсерватории -- их было пятеро дежурили пооче-
редно каждые сутки. Вот имена их: Омар Хайям, Абулрахман Хазини,
Абу-л-Аббас Лоукари, Абу-Хатам Музаффари Исфизари и Меймуни Ва-
сети. Были они примерно одного возраста, вместе начинали свою
работу в этой обсерватории и с помощью аллаха собирались дожить [А-017]
здесь до конца дней своих в постоянных трудах и наблюдениях. Бы-
ли у них также и помощники из числа способных молодых исфаханцев
числом около десяти человек.
По распоряжению главного визиря бумага для обсерватории от-
пускалась самая лучшая -- сорта "самарканди". И чернила были от-
менными. Всякий мелкий инструмент, необходимый для ученых, дос-
тавлялся незамедлительно по первому же требованию.
С высоты обсерватории открывался вид на город и на окрестные
горы -- голые, выжженные солнцем, похожие на огромные зубы ска-
зочных зверей. Исфаханский оазис благодаря животворной реке
Заендерунд стоял зеленый, жизнедеятельный посреди безжизненной
серо-желтой пустыни.
Сюда, в обсерваторию, каждое утро шагал Омар Хайям. Идя по
кирпичному мосту через Заендерунд, останавливался на минуту,
чтобы полюбоваться зелеными струями реки и на минуту перенес-
тись в область быстротечной человеческой жизни, которой нет ни
начала, ни конца.
3
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
О ЛИНИЯХ, ИМЕНУЕМЫХ
