сползает.
- А ты б не хватал без спроса - глядишь, и не сползал бы. Ладно, шлем
пока оставь у себя. Тебе он нужнее - попадешься Арею в лапы, он с тебя три
шкуры спустит.
Лукавый презрительно хмыкнул.
- Спасибо, дядя, - чуть погодя добавил он.
- Пожалуйста. Все слышал?
- Ни единого слова. И вообще, я только что пришел.
- И что думаешь?
- Думаю? Я? Ну ты шутник, дядя...
- А чего не думаешь?
- О мачехе, что ли? Ревнует. Но и беспокоится. Только не о том, о чем
надо. Я меж людей толкусь чаще вас всех - потому и замечаю то, чего вы не
видите.
- Что именно?
- Человеческие жертвоприношения. Снова. Там, где их приносили раньше
- их приносят чаще. Там, где о них стали забывать - вспомнили опять. И
даже там, где их не было никогда... А ведь ты знаешь, дядя, кому они идут,
даже если их приносят нам с тобой, - Лукавый ткнул пальцем себе под ноги.
- Знаю. Даже если их приносят нам с тобой, даже если их приносят
Громовержцу - они идут вниз. В Тартар. И кормят Павших.
- Вот именно. Так что прикрикни на Кербера, дядя, - сторожит плохо,
все блох гоняет! И Харону скажи - пусть челн лучше проверяет... проглядит
тень-беглянку!
- Ты пугаешь меня, Гермий. А я не из пугливых... но из осторожных. И
очень надеюсь на ребенка, который должен родиться сегодня. Если Младший не
ошибся...
- Папа не слишком умен. Но при этом он редко ошибается.
- Допустим. А ты все равно приглядывай за отцом - на Афину я не
очень-то рассчитываю. Сам говоришь - не слишком, мол, умен...
- Пригляжу, дядя.
- Только смотри - не попадайся.
- Я? - расхохотался Лукавый. - Чтобы я - и попался? Скорее ты умрешь,
дядя!..
Мрак еще долго потом хохотал на два голоса.
ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
1
"Тафос - и тот было легче взять", - беспомощно подумал Амфитрион,
когда целая армия мамок, нянек, повивальных бабок и всяких-разных женщин
под предводительством раскрасневшейся Навсикаи в очередной раз изгнала его
из гинекея, перехватив еще на подступах к заветной двери.
Он спустился во двор и стал ходить кругами, как лев по пещере,
стараясь не обращать внимания на многоголосый шум, доносившийся из-за
забора с улицы. Это оказалось трудно - едва ли не труднее, чем думать о
том, что в гинекее кричит в муках рожающая Алкмена, кричит уже чуть ли не
полдня, и ты ничем не можешь ей помочь, будь ты хоть трижды герой.
- Это Илифии! - послышался с улицы чей-то пронзительный визг. -
Илифии-родильницы! Это все они!..
- Что - они? - пробилось сразу несколько голосов.
- А то, что родить не дают! По приказу Геры! У порога сидят и рожи
корчат...
"Я т-тебе сейчас скорчу!" - зло подумал Амфитрион, выдергивая засов и
рывком распахивая створки ворот.
Толпа зевак при виде его попятилась, а какая-то бойкая
старушонка-карлица, похожая на ласку, проскочила под рукой Амфитриона и
мигом оказалась во дворе.
Амфитрион повернулся было к ней, но старушонка вместо того, чтобы
удирать, сама подбежала к Амфитриону и вцепилась ему в запястье.
- Галинтиада я! - заблажила она, плюясь и уморительно кривляясь. -
Галинтиада, дочь Пройта! Гнать их надо, гнать Илифий, господин мой! Гнать!
Прочь! Я Галинтиада, дочь Пройта, я умная, все знаю...
И забегала, заскакала по двору, истерически визжа:
- А-а-а-а! Сын у Алкмены родился по воле великого Зевса! Сын
богоравный, могучий, герой, Истребитель Чудовищ! Кукиш Илифиям, кукиш,
забыли их, жертв не приносят! - хладны стоят алтари, покарал Громовержец
злосчастных! А-а-а! Правду сказала дочь Пройта, что служит Трехтелой
Гекате! [Геката - ночная богиня, покровительница волшебства и призраков,
но в то же время подательница земных благ, помогающая при деторождении; ее
атрибуты - собаки, змеи, ключи и кинжалы] Правду! Правду! Правду!..
Амфитрион тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения - и шагнул
к карлице с твердым намерением выставить ее на улицу. Меньше всего он
хотел видеть сейчас служительницу Гекаты, пусть даже безобидную с виду и
полубезумную.
Но когда он приблизился к задыхающейся Галинтиаде - дверь в гинекей
отворилась, и на пороге возникла сияющая Навсикая. В пухлых руках ее был
небольшой сверток, заботливо прикрытый женой Креонта от сквозняка.
Сверток негромко квакал.
Амфитрион забыл про толпу, про визгливую Галинтиаду, дочь Пройта, про
все на свете - он видел сейчас только этот сверток, и начнись сейчас
потоп, Амфитрион бы его не заметил.
- Сын? - одними губами выдохнул он.
- А то кто же? - рассмеялась Навсикая, удобно пристраивая сверток на
сгибе локтя. - Не то что я - одних девчонок рожаю... Гляди, герой - какой
мальчишка! Всем на зависть!
Амфитрион приблизился к Навсикае и робко заглянул под откинутые
пеленки. На него смотрело морщинистое красное личико, пускающее пузыри из
беззубого рта - самое красивое, самое замечательное из всех лиц
человеческих.
Протянув руку, Амфитрион слабо коснулся щеки младенца.
- Я назову тебя Алкидом, малыш, - неслышно прошептал он. - В честь
Алкея, моего отца, а твоего деда. Алкид - значит Сильный... Хорошее имя.
Чьим бы сыном они не считали тебя, а имя тебе дам я! У тебя был хороший
дед; и, надеюсь, у тебя будет хороший отец - даже если ты станешь звать
отцом Громовержца... Ты будешь сильным, маленький Алкид, а пока что я
побуду сильным за тебя. Договорились?
Ребенок скривился и заквакал значительно громче.
- Напугали детоньку, напугали бедную, - принялась успокаивать
новорожденного Навсикая, укачивая его на руках. - А ты, герой, кончай
бормотать и... и не рвись, куда не следует! Рано тебе еще на женскую
половину, не до тебя там! Иди, иди, займись чем-нибудь, распорядись насчет
пира, подарки раздай...
- Мальчик! - вдруг завопила Галинтиада, бегом устремляясь к
незапертым воротам. - Сын! Сын у Алкмены родился, герой богоравный, герой,
Истребитель Чудовищ! Сын! Кукиш Илифиям, кукиш!.. забыли их, Гериных
дщерей...
Ее щуплое тельце ужом проскользнуло в щель между створками - и спустя
мгновение зеваки за воротами загалдели в десять раз сильнее, чем прежде.
- Погоди! - опомнившийся Амфитрион кинулся к воротам, выскочил на
улицу, огляделся и увидел Галинтиаду, дочь Пройта, во все лопатки
улепетывающую прочь от дома.
- Погоди, Галинтиада! Да стой же!..
Старушонка обернулась на бегу - и Амфитрион рванул с шеи золотой диск
с изображением Гелиоса на колеснице.
Цепь, не выдержав, лопнула, два звена упали в пыль, но Амфитрион не
нагнулся за ними.
- Лови, дочь Пройта! Спасибо тебе!..
Уверенным движением дискобола Амфитрион послал украшение в воздух,
диск со свистом описал пологую дугу, и толпа зевак разразилась
приветственными криками, когда карлица ловко извернулась и, подпрыгнув,
поймала дорогой подарок на лету.
Потом старушонка вновь кинулась бежать, и если бы Амфитрион видел
выражение хищной радости, исказившее ее мордочку, то он бы, возможно,
крепко задумался - но он ничего не видел.
Он попросту вернулся во двор, запер за собой ворота, пятерней
взлохматил свои и без того непослушные волосы - и принялся вновь бесцельно
слоняться по двору, но на этот раз улыбаясь и напевая себе под нос.
...А Галинтиада, дочь никому не известного Пройта, все бежала и
бежала, прижимая дареный диск к дряблой обнажившейся груди, у самой Кадмеи
круто свернув на северо-запад, к окраине Фив, пока не добежала до одинокой
развалюхи, чьи полусгнившие деревянные опоры были густо затянуты зеленым
плющом.
Старушонка вбежала внутрь, откинув с пола циновку, с натугой
приподняла обнаружившуюся под ней крышку люка - и принялась спускаться в
открывшийся черный провал по приставной лестнице, которая угрожающе
скрипела даже под ее легким телом.
- Свершилось? - нетерпеливо спросили снизу, из темноты.
- Да, - коротко отозвалась Галинтиада и резко, тоном приказа, так не
похожим на ее предыдущую манеру речи, добавила:
- Начинайте! У нас мало времени...
Ударил кремень, полетели искры, через некоторое время в углу
загорелся небольшой очаг, огонь его с трудом раздвинул мрак в стороны,
высветив земляные стены, огромный камень, кое-как обтесанный в
традиционной форме жертвенника - и двух людей у этого камня.
Один из них спешно разворачивал какой-то сверток, очень похожий на
тот, который держала радостная Навсикая.
- Скорее! - бросила ему спустившаяся Галинтиада.
Человек молча кивнул, и вскоре на алтаре лежал голенький ребенок -
девочка, живая, но не издававшая ни звука, будто опоенная сонным настоем.
Галинтиада склонилась над ней и ласково улыбнулась улыбкой матери,
нагнувшейся над колыбелью. Ее сверкающие глазки не отрывались от ребенка,
высохшие руки суетливо рылись в лохмотьях одежды, словно дочь Пройта
страдала чесоткой - и почти неразличимые люди позади карлицы начали слабо
раскачиваться из стороны в сторону, мыча что-то невнятное, что с
одинаковым успехом могло сойти за колыбельную и за сдавленный вой.
- Слышу! - вырвалось у одного, того, который распеленал девочку. -
Слышу Тартар... слышу, отцы мои!.. слышу...
Галинтиада даже не обернулась.
- Сын у Алкмены родился по воле великого Зевса! - забормотала она,
приплясывая на месте. - Сын богоравный, могучий, какой до сих пор не
рождался!.. Жертву прими, Избавитель, младенец, Герой Безымянный - жертву
прими, но уже не по воле Зевеса, а тех, кто древней Громовержца...
жертвуем искренне новорожденному...
- Слышу Тартар! - подвывали сзади уже оба помощника. - Слышим, отцы
наши... о-о-о... недолго уже... недолго!..
Правая рука Галинтиады резко вывернулась из лохмотьев, сжимая в
кулаке кремневый нож с выщербленным лезвием; почти без замаха она вонзила
нож в живот даже не вскрикнувшей девочки и косо повела лезвие вверх, со
слабым хрустом вспарывая грудь. Левую руку дочь Пройта, не глядя,
протянула в сторону - и один из помощников, не промедлив ни мгновения,
вложил в нее дымящуюся головню из очага.
Нож снова поднялся вверх, с его лезвия сорвалась капля крови - и,
зашипев, упала на подставленную головню. Противоестественная судорога
выгнула тело Галинтиады, она зажмурилась и запрокинула голову, вжимая
острый птичий затылок в плечи.
- Принято, - страстно простонала она. - Свершилось! Дальше...
...В это время на руках у Навсикаи истошно закричал маленький Алкид.
2
Зеваки уже давно разбежались во все стороны, гоня перед собой мутную
волну слухов, сплетен и пересудов, когда Амфитриона наконец впустили в
гинекей.
Он остановился у ложа, где откинулась на подушки бледная измученная
Алкмена, хотел было... он так и не вспомнил, чего именно хотел,
уставившись на два свертка, лежавшие рядом с женой.
Два.
Два свертка.
- Близнецы, - заулыбалась Навсикая, а следом за ней и все женщины,
находившиеся в гинекее. - Близнецы у тебя, герой! Ну ты и мужик - с самим
Зевсом на равных! Да не мнись - иди, глянь на детей, жену поцелуй...
Амфитрион, не чуя ног под собой, послушно обошел ложе, поцеловал в
щеку тихую и какую-то чужую Алкмену - и почувствовал, что губы его помимо
воли расползаются в совершенно дурацкую и безумно счастливую улыбку.
Два совершенно одинаковых личика - сердитых, безбровых, еле
выглядывающих из пеленок - одновременно сморщились, и двухголосое хныканье
огласило гинекей.
