СТРОФА
- ...ты, Лукавый?
Тьма резко светлеет, словно кто-то зажег сразу дюжину масляных
светильников.
- Я... дядя.
Тот, кого назвали Лукавым, явно смущен и напуган, хотя и пытается
скрыть это.
- Ты провел его в обход Белого Утеса Забвения?
В вопросе кроется ответ.
И намек на гнев, готовый прорваться.
- Да... Владыка.
- И не дал напиться из Леты?
- Да... Старший.
- Ты понимаешь, что будет с тобой, если кто-нибудь из Семьи узнает об
этом? Впрочем, я уже узнал. Я спрашиваю - понимаешь?!
- Да... понимаю.
- Отлично. Потому что меня радует твоя понятливость. Потому что я
заранее предупредил Харона, чтобы он не брал тень Амфитриона на борт и
послал вас обходным путем. Но мой приказ оказался напрасным - племянник
вполне достоин своего любимого дядюшки!
Тьма хохочет.
Долго.
Взахлеб.
- Так значит, ты хотел того же, дядя? - радость пойманной птицей
трепещет в голосе Лукавого.
- Нет, - смеется тьма. - Потому что я не знаю, чего хотел ты.
Подозреваю, что ты и сам не очень-то знаешь, чего хочешь. Ведь ты
собирался оставить ему не только память, но и волю к действиям?! Отвечай!
- Ну... вряд ли.
- Врешь - собирался!
- Дядя! При посторонних...
- Не волнуйся. Твой подопечный дремлет с того момента, как я увидел
вас. Так и ему, и нам спокойнее. В Эребе герои ни к чему. А ты прикуси-ка
язычок и отведи его пока на Пустые Территории!
- На Острова? Но ведь ты...
- Пусть тебя не волнует то, что я намереваюсь делать. А Амфитриону
лучше побыть на Островах. Одному. Скажешь Керам, пускай проследят. Так он
и не встретится ни с кем, и не угодит случайно в Лету или к Утесу.
Тьма сгущается, собирается в складки и умолкает.
И когда Гермий-Психопомп на цыпочках удалился, ведя за собой
безмолвную тень того, кого еще недавно звали Амфитрионом, - Владыка Аид
еще долго сидел, задумавшись.
Сегодня они с Гермием нарушили древний закон, который сам Владыка и
установил. Поэтому Старшему было невероятно трудно решиться на подобный
шаг.
Но все же он решился.
Тени, попав в Эреб, теряют земную память. Это известно всем. Вот
только мало кто задумывался: кому это надо и зачем?
Не задумывался над этим и Старший.
Потому что знал.
Если умершим оставить память, они будут стремиться обратно, к живым -
долюбить, довоевать, достроить, отомстить за собственную смерть, наконец!
- всегда найдется что-то, чего человек не успел. Но, вырвавшись из Эреба,
тень не способна действовать, как человек. Она - тень.
Она хочет жить, не будучи живой в земном смысле слова.
И станут тени захватывать тела живых, пытаясь подчинить их своей
воле. Схватятся не на жизнь, а на смерть, две души в темнице единой плоти,
и ужаснутся окружающие, и скоро уже две души вернутся в Эреб, ненавидя
одна другую - чтобы снова рваться в мир.
Достроить, долюбить... отомстить!
Вот почему Харон-Перевозчик - родившееся старым дитя Эреба - не
перевозит обратно; вот почему неусыпно стережет выход из Аида трехглавый и
драконохвостый пес Кербер - именно ВЫХОД, а не ВХОД, ибо кто ж по доброй
воле явится в царство мертвых, а явившись, сумеет в нем затеряться?
Всевидящ Владыка в Эребе.
Не для гостей нужен Кербер. Нужен для того, чтобы не бегали тени к
свету, руководствуясь самыми благими намерениями, которыми известно куда
дорога вымощена.
Сюда.
Но старая память жжет тени, как проглоченные угли, и в вечную муку
превращается стремление, не находящее выхода.
Оттого и проводят души умерших мимо Белого Утеса Забвения, оттого и
дают испить из Леты, чтобы покинула их память о прошлой жизни, чтобы
бродили они во мгле, ни о чем не вспоминая, ни о чем не сожалея и никуда
не стремясь.
Лишь жертвенная кровь может на некоторое время вернуть память теням;
но неподкупен Харон, неумолим Кербер, и забывают о прошлом тени, вновь
покорно бредут они во мглу...
Впрочем, сегодня Владыка впервые нарушил свой закон.
Чувствовал: понадобится ему Амфитрион-Изгнанник вместе со всей своей
нелегкой судьбой.
Не знал лишь Аид - Когда, Как и Зачем.
Об этом надо было думать.
Что ж, думать Владыка привык. Думать долго, обстоятельно, не считая
времени, которого у него было достаточно.
АНТИСТРОФА
- Радуйся, дядя! Я принес новости!
- Приятно слышать, малыш! Сам знаешь, меня Семья новостями не балует.
- Ну-ну, дядя, не прибедняйся! Когда тебе нужно, ты узнаешь все
новости еще до того, как они случаются. Только последний скандальчик - это
что-то особенное! Посейдон грандиозно роет под папу, и на этот раз
Младшему не отвертеться!
- Не смеши меня, Гермий. С каких это пор твой отец обращает внимание
на Среднего?
- А что ему остается, если сейчас на стороне Среднего и Мачехи Геры
половина Семьи: и Артемида с чумазым Гефестом, и эта бестия Гестия, и даже
твердолобый Аполлон, который раньше по причине природной тупости
поддерживал папу в любых его начинаниях! Одна Афина кое-как держится...
- Интересно... ну не томи, поведай старому дяде о тайнах Семейных, -
в голосе Владыки крылась еле уловимая насмешка. - Кто на сей раз виноват?
Гермий сделал вид, что ничего не заметил, и продолжил:
- Старый камень преткновения, дядя! Алкид из Фив, Мусорщик-Одиночка,
папочкина гордость!
- И что же он на этот раз натворил?
- Ничего! - выпалил Лукавый. - В том-то и дело, что ничего! За пять
лет - ни-че-го-шеньки! В Иолке Арг-корабел судно заложил, все герои Эллады
в Колхиду за Золотым Руном собрались; даже семнадцатилетний Тезей,
Мусорщик Посейдона, с ними... Что там Тезей - из сыновей Среднего там и
Эвфем, и Эргин; потом сыновья Борея Зет и Калаид, Мусорщики Диониса Фан со
Стафилом, Авгий Гелиад, Ялмен и Аскалаф Ареады, Палемон Гефестид,
Диоскуры, божественный Орфей, и мой Автолик, и...
- Стоп! - рявкнул Владыка. - Сколько их там всего?!
- Пятьдесят, дядя! Если не больше уже...
- Ну и нечего мне всех перечислять! Я тебе не тетка Мнемосина, богиня
памяти! Толком говори!
- Так я ж толком и говорю - один Алкид не приехал! Ему и приглашение
отсылали - даже ответить не удосужился! Он-то молчит, а Эллада о нем и
подавно забыла. У всех на уме молодой трезенец Тезей, Посейдонов отпрыск!
Наш пострел везде поспел - и Кроммионскую свинью зарезал, и великанов
каких-то поубивал (интересно, где он их нашел?!) и разбойничков повывел, и
девок кучу испортил...
- А Алкид в свои без малого двадцать три сиднем в Фивах сидит и носу
оттуда не кажет! Ты это имеешь в виду, Лукавый?
- Вот именно, дядя! Семья шумит: что ж это за Мусорщик такой, что
подвигов не совершает, войн не ведет, гор не сворачивает, ему уж и
приглашения шлют, в ножки кланяются - глухо! В Фивах недорослей в палестре
тренирует, богоравный наш! И все. Поговаривать начали, что не Алкид -
Мусорщик-Одиночка, а скорее Тезей из Трезен, Посейдонов сынок.
- А отсюда один шаг до другой мысли, - задумчиво проговорил Владыка.
- У Среднего сын-Мусорщик - истинный герой, в отличие от сына-Мусорщика
Младшего. Ослабел Зевс, истаскался - может, и править стоит не Младшему, а
Среднему?
- Да, дядя. Вслух этого пока не говорят, но думают. Те, кто умеет
думать. Значит, скоро заговорят - те, кто умеет говорить.
- Выходит, авторитет Младшего пошатнулся, и ему позарез надо, чтобы
Алкид начал совершать подвиги в честь Отца-Олимпийца? Тебя это беспокоит,
Лукавый?
- Не то чтобы беспокоит, но я решил, что ты должен знать. А беспокоит
меня другое: у Алкида за эти пять лет не было ни одного приступа.
- Вот тут ты прав - очень уж похоже на затишье перед бурей. Да и
Тартар в последнее время притих... не нашли ли Павшие новый выход из
создавшегося положения? А, Гермий? Мы тут себе ждем прорыва, войны,
грохота, а они...
- О чем ты, дядя?
- Все о том же. Я долго думал, Лукавый, я складывал мозаику и так, и
эдак, я беседовал с тенями Мусорщиков, на время возвращая им память
жертвенной кровью - и, кажется, кое-что понял.
- Что, Владыка?
- И мы, и Павшие, и титаны - бессмертны. Мы знаем это. Мы убеждены,
что не способны убивать друг друга навсегда. Те, кого люди называют
чудовищами - сродни нам. Но... Беллерофонт убил Химеру, а Персей - Медузу.
Почему? Почему смертный Мусорщик смог уничтожить существо, уверенное в
собственном бессмертии?! Ты когда-нибудь всерьез задумывался над этим,
Гермий?
- Нет, дядя, - Лукавый был явно растерян.
- А зря. Младший видит в Мусорщиках новое оружие, Гера - объект для
нападок, остальные - скаковых лошадей, иметь которых престижно, и на
которых можно делать ставки; я же попытался понять, в чем их сила.
- И понял?
- Надеюсь, что так. Мусорщик, вступая в бой с чудовищем, вначале
побеждает себя, свой страх смерти, ужас смертной плоти, которая хочет
жить. И если это ему удается - тогда он вкладывает изгнанную смерть в свои
удары, он заражает смертью бессмертного противника, как прикосновение к
больному чумой заражает здорового человека; на какое-то мгновение смертный
и бессмертный меняются местами! Мы не боимся смерти, но Мусорщик
заставляет нас научиться этому, заставляет нас испугаться... и от такой
мысли мне холодно, Лукавый!
Некоторое время оба молчали.
- Ты говоришь "Мы", дядя, - первым нарушил молчание Гермий. - Ты не
говоришь просто - "чудовища". Это значит...
- Да, Гермий. Это значит, что если Мусорщик способен убить чудовище,
то он способен убить и бога. Это обоюдоострое оружие, и мы должны понимать
это, используя его.
- Но смертные Мусорщики - наши дети, Владыка!
- Да. И Павшие в Тартаре могли додуматься до того же! Там хватает
времени для размышлений, а Крон-Временщик никак не глупее меня или
Младшего. Так что, узнав о подоплеке гибели Медузы и Химеры, Павшим вполне
могла прийти в голову идея породить в Тартаре собственную расу смертных
героев - назовем их, к примеру, Гигантами - которые будут знать о своей
смертности и звать чудовищами нас с тобой!
- То есть?..
- То есть они будут способны убивать нас навсегда.
- Но Павшие или Гиганты - они ведь в Тартаре, дядя, под охраной
Сторуких!
- Смертные Гиганты просто-напросто выйдут из Тартара. Гекатонхейры и
не заметят их, потому что смертные якобы не могут посягать на миропорядок,
охраняемый Сторукими. И потом, ты возьмешься предсказывать действия
гекатонхейров? Я - нет. Так что Семья вполне может быть снова втянута в
войну, но даже если Гея-Земля и не выдержит новой бойни - Сторукие на этот
раз не смогут вмешаться и бросить охраняемый ими Тартар. И тогда для Семьи
вопрос станет так: не победа или поражение, а жизнь или смерть. Как это
было для Медузы и Химеры. Но может быть...
- Что - может быть?
- Все может быть, Гермий. А также может быть, что я ошибаюсь. Ребенок
тоже способен увидеть буку в вывешенном для просушки хитоне.
- Тогда мы должны выяснить это, Владыка. Мы знаем, с чем на самом
деле связаны приступы Алкида - значит, кто-то из Одержимых Тартаром
находится в Фивах или поблизости. Если найти его и допросить, если взять
его живым...
- Живым не надо. Я предпочитаю допрашивать мертвых - они честнее. Но
ты прав, Гермий. Просто мне хотелось, чтобы ты сказал это вслух. То, что
сейчас у Алкида нет приступов, ни о чем не говорит. Если Младший погонит
своего Мусорщика на подвиги - Павшие в долгу не останутся.
- Что ж, пусть братья и отыщут для нас Одержимого!
- Ты разочаровываешь меня, Лукавый. Даже если Алкид и выйдет на след