справиться. В конце концов, этот мир не так уж плох, если в нем
живет такая замечательная девушка, как вы.
Она решила, что я шучу. А зря - ведь я говорил совершенно
серьезно.
Глава 8. ЭРИК ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
Шел двенадцатый год моего пребывания в этом необитаемом мире. На
импровизированном кладбище позади дома насчитывалось девятнадцать
холмиков, увенчанных крестами. Почему именно столько, я сейчас
объясню.
Как вы уже знаете, первые три жертвы Александра я похоронил в
одной безымянной братской могиле. К следующим я проявлял больше
внимания и хоронил каждого по отдельности. К тому же у них я всегда
находил какие-нибудь документы, удостоверяющие личность, поэтому на
всех крестах, кроме первого, были таблички, где я указывал имя, дату
рождения и дату смерти по времени их родного мира - ее я определял
по показаниям хронометра в библиотеке, хотя и не был уверен, что он
работает правильно.
К трехлетнему "юбилею" Александр преподнес мне очередной сюрприз.
Он привел с собой не троих, а шестерых человек. Пока первая троица
делала мне очередную инъекцию, остальные выгружали из корабля какие-
то ящики. Позже я обнаружил в них книги, видеозаписи, разнообразные
пищевые консервы (что было излишне - по моим подсчетам, имевшихся в
доме съестных припасов мне хватило бы еще лет на десять), новую
одежду (а вот это было кстати - за три года мой гардероб порядком
обветшал, особенно, что касается нижнего белья) и еще много всякой
всячины. Этот садист, будь он проклят, прилежно заботился о том,
чтобы я ни в чем не испытывал нужды - кроме, разумеется, свободы и
человеческого общения.
Когда с разгрузкой было покончено, Александр хладнокровно убил
всех шестерых. В ту годовщину мне пришлось вырыть, вместо трех,
целых шесть могил и смастерить шесть крестов с табличками.
Естественно, на всех табличках была указана одна и та же дата
смерти.
Через год Александр явился только с тремя помощниками. Я понял,
что увеличение числа жертв вдвое следует ожидать лишь к завозу
очередной партии обновок и продовольствия. Очевидно, по замыслу
Александра, я должен был испытывать угрызения совести не только за
то, что живу, но и за то, что ем, пью, одеваюсь, читаю книги и
смотрю фильмы. Все, что бы я ни делал, должно было напоминать мне о
людях, погибших из-за меня. И действительно - напоминало.
А в пятую годовщину я снова свалял дурака. Убедившись, что мое
смирение не смягчает Александра, я решился на отчаянный шаг. И опять
же - совершил непростительную ошибку.
Я не стал безропотно ждать, пока очередная троица смертников
схватит меня и сделает эту гадкую инъекцию. Едва лишь они
направились ко мне, я бросился бежать. Следуя приказу Александра,
они погнались за мной.
Однако я не собирался забиться в какую-нибудь нору и прятаться
там. Это было бессмысленно. У меня имелся другой план.
Я привел своих преследователей к кладбищу за домом и принялся
сбивчиво объяснять им, какая участь постигла всех их
предшественников. Говорил я по-английски: от Мориса мне было
известно, что это третий по распространенности язык в Галактике
после китайского и испанского - но двух первых я не знал. Поначалу
помощники Александра отнеслись к моему рассказу с полнейшим
недоверием и, видимо, сочли его бредом сумасшедшего. Двое мужчин уже
повалили меня наземь и закатали правый рукав, как вдруг женщина,
достававшая из футляра пневмошприц, изумленно вскрикнула и замерла,
уставившись на ближайший крест с табличкой, где было указано имя Рут
Якоби. Потом она заговорила по-немецки (этот язык я, хоть и с
большим трудом, но понимал) и сказала державшим меня мужчинам, что у
нее есть знакомая с таким же именем, которая полтора месяца назад
без всякого предупреждения была переведена "на другую базу".
Указанная на табличке дата смерти совпадала со временем ее
"перевода", а дата рождения приблизительно соответствовала ее
возрасту.
Я тут же вмешался и любезно предложил порыться в моих карманах.
Мужчины последовали этому совету и извлекли на свет божий кипу
удостоверений, среди которых была и карточка медсестры Рут Якоби.
Женщина подтвердила, что на фотографии действительно изображена ее
знакомая. Кроме того, мужчины опознали одного из спутников Рут
Якоби, который тогда же, полтора месяца назад, был отправлен "на
секретное задание", и еще четверых, загадочно исчезнувших в прошлом
месяце.
Наконец-то мне поверили. И, разумеется, меня отпустили. Ни о
какой инъекции речи уже не было. Я принялся было излагать им свой
план, который заключался в следующем: пусть двое скрутят мне руки и
ведут к Александру, а третий идет следом, пряча за нашими спинами
обрез, который я смастерил из лазерного ружья и предусмотрительно
положил вон там, в траве, возле той могилы...
Тут нервы одного из мужчин не выдержали. Он бросился к указанному
мной месту, нашел обрез, схватил его и, одарив нас свирепой ухмылкой
героя боевиков, бесшумно скрылся за углом дома. Второй мужчина и
женщина, обменявшись взглядами, быстро спустились по склону к самому
озеру, пробежали вдоль его берега метров тридцать, потом снова
взобрались наверх и скрылись в зарослях леса. Судя по их скорости,
проворству и умению мгновенно оценивать ситуацию, они были хорошо
вышколенными бойцами, однако я знал, что никакая выучка их не
спасет. Они не представляли, с кем имеют дело.
А две или три минуты спустя из-за того же угла дома вышел
Александр. В руке он небрежно поигрывал бластером. Я понял, что наш
самозванный Рембо уже упокоился с миром. Чего и следовало ожидать.
- Ну что, гаденыш? - презрительно произнес Александр. - Все никак
не угомонишься? Нарываешься на очередной урок хороших манер?
И исчез.
А через четверть часа вернулся с трупами обоих беглецов. Бросил
их у крыльца и сказал:
- Если ты думаешь, что это урок, то ошибаешься. Это лишь
маленькое вступление. Настоящий урок будет через год. Впрочем, я еще
не прощаюсь.
И вновь исчез. На сей раз вместе с кораблем.
А через восемь дней вернулся с новой командой смертников. Я сам
закатал рукав и подставил руку, чтобы они сделали мне укол. Но это
нисколько не подействовало на Александра. Он убил их, а затем снова
напомнил мне, что это еще не урок. Настоящий урок ждет меня впереди.
Через год.
Шестой год был самым гнусным из всех проведенных мной в этом
гнусном мире. Я все гадал, что же теперь придумает Александр мне в
назидание. В моем воображении возникали жуткие картины, но я боялся,
что действительность превзойдет самые худшие ожидания. Ведь
извращенность Александра не знала границ...
Однако год истек, а Александр не объявлялся. Не было его и по
прошествии месяца, двух месяцев, трех, четырех... Во мне затеплилась
робкая надежда, а когда миновало полгода сверх установленного срока,
я по-настоящему воспрянул духом. Видно, случилось нечто
экстраординарное, раз Александр, прежде демонстрировавший завидную
пунктуальность, не явился дать мне очередную дозу своего
дьявольского зелья. Похоже, он все-таки нарвался на Кевина с
компанией! И, небось, когда предпринял попытку похитить свою дочь.
Молодчина, Кевин! Ты мне не нравишься, но я тебя люблю.
Интересно, погиб Александр или только пленен? - гадал я. Лучше бы
его убили, так надежнее. Хотя, конечно, пленного можно допросить и
вытянуть из него полезную информацию - например, обо мне. Но все же
я предпочел бы, чтобы он погиб. Пленным порой удается бежать из
темницы, а мертвые не встают из могилы.
Правда, частенько по ночам я просыпался в холодном поту. Мне
снились кошмары, в которых Александр заявлялся ко мне и, гадко
ухмыляясь, говорил: "Вот-вот, гаденыш! Это и есть мой обещанный
урок. К тебе вернулась надежда, а тут пришел я - и отнял ее..."
Но закончился седьмой год, а Александра все не было. Нет, он не
мог так рисковать ради какого-то урока. Ведь, если верить его
словам, то два года - гарантийный срок действия препарата.
Разумеется, он мог и обмануть меня, с него станется, и, тем не
менее, на седьмую годовщину я устроил грандиозный пир, нализался до
чертиков, а утром проснулся с раскалывающейся головой и тяжелым,
будто набитым камнями, желудком. И все равно я был счастлив. Такая
мелочь, как жестокое похмелье, не могла омрачить моей радости.
А на пятом месяце восьмого года у меня начал пробуждаться Дар.
Первым его проявлением был слабый телекинез. Как-то раз, за
послеобеденным десертом я уронил пирожное, но успел подхватить его
прежде, чем оно упало мне на колени. И тогда мне почудилось, что на
мгновение оно зависло в воздухе.
Я принялся экспериментировать и убедился, что в самом деле могу
усилием воли передвигать на небольшие расстояния легкие предметы.
Правда, уже через десять минут у меня зверски разболелась голова, и
я вынужден был прекратить свои опыты. Но я все равно был на седьмом
небе от счастья - мой Дар возвращался к жизни. В тот день я снова
напился в стельку.
Постепенно я обретал и некоторые другие утраченные способности,
хоть и в очень ослабленной форме. Я мог слегка обострять свое зрение
(но лишь на пару минут), чувствовал близость живых существ (зверей в
лесу, когда выходил на охоту), заставлял загораться легко
воспламеняемые материалы... Словом, восьмой год был для меня полон
приятных сюрпризов.
Зато девятый год стал годом разочарований.
Я застопорился на примитивных приемах из арсенала фокусника-
недоучки. Дальше дело не шло, ничего более серьезного у меня не
получалось. Да и эти дешевые штучки давались мне потом и кровью,
вызывая головную боль, общую слабость, сонливость, иногда даже -
тошноту и рвоту. А порой, сверх меры переусердствовав, я терял
сознание. И со временем ситуация нисколько не менялась к лучшему.
Способность в и д е т ь Формирующие я обрел еще на десятом
месяце восьмого года, но был достаточно благоразумен, чтобы не
бросаться с головой в омут. Если от одного лишь в з г л я д а на
Формирующие у меня раскалывалась голова, то ни о каком контакте с
ними и речи быть не могло. Пять лет, проведенных во власти маньяка-
садиста, научили меня быть терпеливым.
Однако любому человеческому терпению рано или поздно приходит
конец. Моего хватило ровно на год. На исходе девятого года я не
выдержал и в отчаянии ухватился за ближайшую Формирующую...
Лучше бы я ухватился за оголенный провод высоковольтной линии.
Меня так долбануло, что я до сих пор удивляюсь, как мне удалось
выжить. Я провалялся в полной отключке не менее полусуток, да и
потом целую неделю почти не вставал с постели. А когда немного
оклемался и стал здраво соображать, то понял, наконец, что со мной
приключилось. Удивительно, что эта мысль не приходила мне в голову
раньше!
Меня поразил редкий недуг, известный, как анемия сакри, а в
просторечии именуемый повреждением Дара. Эта болезнь не была
смертельной и не была неизлечимой, вот только беда в том, что
единственным средством лечения анемии сакри было время. Поврежденный
Дар восстанавливался сам по себе в течение пяти - десяти лет, а в
особо тяжелых случаях требовалось лет пятнадцать, а то и двадцать.
Механизм повреждения Дара оставался загадкой для Властелинов (оно, с
одной стороны, и хорошо - иначе бы многие принялись штамповать
соответствующие заклинания). В большинстве случаев этот недуг был
результатом необдуманных и чересчур интенсивных манипуляций силами,
но иногда поражал и без всяких видимых причин. Впрочем, со мной все
