Прости, но я ничего не могла поделать. Он сказал, что вернется не
скоро.
Почему-то я не смогла даже заплакать. Внутри меня как будто
образовалась какая-то пустота, которая поглощала все мое горе, всю
скорбь, все отчаяние, всю безысходность. Жизнь казалась мне
бесцельной и бессмысленной, но я была далека от мыслей о
самоубийстве. Этот выход был не для меня.
- Я дала тебе антидепрессантов, - сказала Джулия, поняв, что со
мной происходит. - И буду давать впредь, чтобы ты не натворила
глупостей. Сейчас ты не в себе от пережитого и способна на
необдуманные поступки. Но ты должна понять, что тебе есть для чего
жить. У тебя есть сын, которого отняли, и теперь у тебя есть цель -
вернуть его обратно.
- Но как? Как я верну Кевина?
- Пока не знаю, но обязательно придумаю. Мы вместе придумаем... -
Джулия покачала головой. - Ах, Дженни, Дженни! Почему ты раньше не
рассказала мне обо всем? Я с самого начала видела, что у тебя с
Александром натянутые отношения, но разве могла я подумать, что это
так серьезно!..
Наш разговор прервала экономка, принесшая завтрак, к которому я
почти не притронулась.
Глава 10. АРТУР К ВОПРОСУ О КОШКАХ
Я не спеша шел по длинному светлому коридору недавно построенного
главного лабораторного корпуса Института пространства и времени
Фонда Макартура. Немногочисленные встречные вежливо здоровались со
мной, поглядывая на меня с вполне понятным любопытством. Лет шесть
назад Кевин, чтобы хоть как-то объяснить происхождение своего
немалого капитала, инспирировал утечку информации из "достоверных
источников", будто бы он - сын ушедшего на покой космического
пирата. А я, стало быть, и есть тот самый ушедший на покой
космический пират.
Ай да Кевин! Ай да шутник!..
Шел четвертый день моего легального пребывания на Терре-де-
Астурии. Это была единственная возможность познакомиться с родными и
близкими моей невестки, поскольку они даже не подозревали о наших
действительных способностях - Кевин с Анхелой не видели смысла
посвящать их в эту тайну. Тут я был полностью согласен с ними.
Во избежание недоумения и всяческих кривотолков, мне пришлось
принять облик моложавого шестидесятилетнего мужчины. Не скажу, что я
был в восторге от этого. Хотя мой столетний юбилей был уже не за
горами, я еще не чувствовал себя достаточно старым для такого
почтенного облика. Мне было несколько неуютно.
Кроме Анхелы и, возможно, ее брата Рика, больше никто на Астурии
не знал, что я король, однако принимали меня почти что с
королевскими почестями и называли не иначе, как "дон Артуро", причем
в устах многих телекомментаторов приставка "дон" звучала весьма
многозначительно. Я не обижался на журналистов, что они вот так с
ходу причислили меня к "донам" преступного мира. Это была не их
вина, это Кевин постарался.
Семья невестки мне в целом понравилась. Правда, поначалу меня
беспокоило, что бывший муж Анхелы, ее кузен и отставной монарх,
полный кретин и, к тому же, сумасшедший. Затем я успокоился, когда
узнал, что умственная неполноценность была унаследована им по линии
его матери, с которой у Анхелы нет кровного родства. Так что за
плохую наследственность переживать не приходилось.
По совету Кевина я был предельно осторожен с Риком, братом
Анхелы. Этот хитрый лис, благодаря своей природной проницательности
и редкому дару делать правильные выводы из минимума информации,
сумел проникнуть в тайну финансовой империи Кевина и разгадать его
наполеоновские планы. С таким человеком в самом деле нужно было
держать ухо востро. Также Кевин советовал мне остерегаться
профессора Альбы, видного астурийского биолога, которого чрезвычайно
заинтересовала наша генетическая аномалия, ответственная за
паранормальные способности и именуемая нами Даром. Он же называл ее
j-аномалией - в честь Дженнифер - и последние полгода активно изучал
ее свойства. Кевин не сомневался, что он захочет обзавестись и моими
образцами ДНК. Но оказалось, что как раз к моему приезду Фернандо
Альба серьезно заболел, и сейчас ему было не до наших j-аномалий...
Я остановился возле двери с двумя табличками. Первая из них,
строго академическая, гласила:
ОТДЕЛ СТОХАСТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ.
Вторая была явно самопальная, состряпанная в спешке:
"Л а б о р а т о р и я п р и к л а д н о г о с а д и з м а .
К и с к и Ш р е д и н г е р а - Л е й н с т е р а".
- Профессор Лейнстер должен быть здесь, - сказал мне мой гид,
юный кабальеро дон Хесус де Лос Трес Монтаньос.
Я точно знал, что Колин здесь, поэтому поблагодарил юношу за
заботу и предложил ему идти по своим делам. Исполненный служебного
рвения дон Хесус изъявил готовность дождаться меня в вестибюле,
однако я не допускающим возражений тоном ответил, что собираюсь
задержаться надолго. Дон Хесус тут же стушевался. Все-таки в
репутации "крестного отца" есть свои преимущества.
На мой звонок дверь открыл сам профессор Лейнстер.
- Ну, наконец-то! - произнес он, жестом приглашая меня войти. -
Все-таки соизволил проявить свой высочайший интерес к моей скромной
деятельности. А я уж и не смел надеяться.
Я подчистую проигнорировал иронический выпад Колина. Если всерьез
воспринимать его тщеславие, замаскированное под самоуничижение, то
так недолго и нервный тик заработать. Когда в первый же день моего
официального визита на Астурию я не бросился стремглав осматривать
его любимое детище, Институт пространства и времени, Колин был не
просто шокирован - он поверить в это не мог. Он был искренне
убежден, что занятие наукой и, в особенности, физикой - единственное
стоящее дело, ученые - единственные счастливые люди на всем белом
свете, а все остальные, кто не посвятил себя науке, чувствуют себя
несчастными и ущербными и черной завистью завидуют ученым.
Мы миновали пустую приемную (или как там она у них называется) и
вошли в такой же пустой кабинет.
- Присаживайся, - сказал Колин, указывая на кресло возле
невысокого столика с пепельницей, початой пачкой сигарет, какой-то
книгой и компактным кофейным автоматом. - У нас еще есть несколько
минут, пока маринуются кошки. Затем мы посмотрим на них, а после
прошвырнемся по институту. Только не говори, что у тебя времени в
обрез.
- Не буду, - пообещал я. - Времени у меня навалом.
- Вот и чудненько, - Колин потер руки в предвкушении
увлекательной экскурсии. Он обожал все показывать и обо всем
рассказывать; ему нравилось всех учить. Я вовсе не отрицаю, что это
хорошая черта; говорят, Колин хороший педагог - но его беда в том,
что он рвется учить всех подряд, а не только тех, кто этого хочет. -
Кофе выпьешь?
- С удовольствием.
Колин ткнул всего одну кнопку, и автомат тотчас выдал две чашки
горячего и ароматного черного кофе.
- У нас с тобой, насколько я помню, схожие вкусы, - объяснил он,
сажаясь в соседнее кресло. - Поэтому я и не перенастраивал автомат.
Кофе действительно был как раз на мой вкус. Я сделал пару
глотков, закурил и мельком взглянул на лежавшую рядом с пепельницей
книгу. С некоторым удивлением я обнаружил, что это не научная
монография, а хрестоматийный сборник англо-американской космической
фантастики конца XX - начала XXI веков.
- Ну и ну, - сказал я. - Вот уж не думал, что ты этим
интересуешься.
- Это Кевин дал почитать, - ответил Колин. - Сказал, что будет
забавно.
- И как?
- Я действительно позабавился. - Он прыснул смехом. - Американцы
того времени были страшные снобы и идеалисты. Считали, что только
они единственные сумеют заселить Галактику, а остальные народы либо
перебьют друг друга, либо погибнут вместе с умирающей Землей.
Я тоже улыбнулся и кивнул. В настоящее время демографическая
ситуация в Галактике была такова, что свыше половины всего
человечества представляли три этнические группы - китайцы, славяне и
испанцы. И это было логическим следствием социально-экономической
обстановки, сложившейся на Земле в канун массового освоения
Галактики.
Из всех больших наций американцы были самой благополучной в плане
уровня жизни. Они неизменно лидировали в области
и с с л е д о в а н и я космоса, но в плане о с в о е н и я дела
у них шли очень туго. К звездам рвались преимущественно лишь ученые
и искатели приключений (да еще неудачники - но неудачники и в Африке
неудачники), а основная же масса американцев предпочитала оставаться
на Земле - как говорится, от добра добра не ищут.
Китай же, государство экономически мощное, но хронически
страдавшее от перенаселения, сразу вышел в лидеры по освоению
пригодных для жизни планет и неизменно лидировал на протяжении всего
периода, названного впоследствии Эпохой Освоения.
Славянские страны с общей численностью населения около миллиарда
страдали не столько от тесноты, сколько от невысокого (по сравнению
с Западной Европой и Северной Америкой) благополучия своих граждан.
Славяне устремились к звездам в поисках лучшей жизни. Они считали,
что эту самую лучшую жизнь легче будет построить на новом месте,
нежели перестраивать ее на старом. И, как ни странно, оказались
правы. Далеко не последнюю роль в столь бурном заселении славянами
Галактики сыграла одна интересная особенность национального
характера русских, наибольшего из славянских народов: экспансия была
для них не средством достижения какой-то конкретной цели, а скорее
самоцелью, естественной приемлемой формой существования, развития и
самоутверждения нации.
Что же касается Северной Америки и Западной Европы, то для них
освоение Галактики было больше вопросом экономическим, чем
социальным или демографическим. На пригодных для жизни планетах
американские и европейские компании создавали предприятия по
переработке полезных ископаемых, поскольку недра Материнской Земли
уже исчерпывали себя, а в качестве рабочей силы привлекали в
основном выходцев из Северной Африки и Латинской Америки. Именно
благодаря североамериканским компаниям испанцы (в большинстве
своем - потомки латиноамериканцев) стали третьей по численности
этнической группой в Галактике, а испанский язык - вторым по
распространенности (поскольку славяне говорят на разных, хоть и
очень похожих языках). И как раз благодаря испанским планетам, в
экономике которых по сей день немалое влияние имеет
североамериканский капитал, английский язык по употреблению в
деловой и научной сферах занимает высокое третье место - что далеко
несоразмерно общей численности англоязычного населения Галактики.
Впрочем, к Астурии это не относится. Она населена потомками
выходцев из собственно Испании, в качестве иностранного здесь
изучают только китайский, и если заговорить с первым встречным по-
английски, то в девяти случаях из десяти он даже не поймет, на каком
языке к нему обратились. А поскольку очень многие англичане (не
совсем точное, но распространенное в Галактике название англофонов)
до сих пор не избавились от снобизма своих предков и знать не хотят
другого языка, кроме английского, то, попадая на планеты, вроде
Астурии, они оказываются в положении глухонемых. Я вспомнил рассказ
Анхелы, как страдала здесь бедняжка Дженнифер, пытаясь объясняться с
окружающими то на своем исковерканном английском, то на сицилийском
диалекте итальянского языка...
Я непроизвольно вздохнул. Бедная Дженнифер с еще не родившимся
ребенком! Бедный Эрик! И Морис - мой таинственный внук...
Где вы все? Что с вами?..
