- Почему ты так помрачнел? - спросил Колин, закуривая сигарету.
- Думаю о наших детях, - сказал я. - И все больше боюсь, что
Александр не клюнул на нашу хитрость. Эрика-то по-прежнему нет.
Колин нахмурился и сделал несколько затяжек подряд.
- Не спеши с выводами, Артур. - (Я так и не понял, кого он хотел
ободрить, себя или меня, но это получилось у него неубедительно.) -
Прошло только полтора месяца, а почем нам знать, как быстро бежит
там время и как долго выветривается эта отрава. Что же до хитрости,
я уверен, что Александр на нее клюнул. Если даже Янус не сумел
раскусить наш блеф, то где уж там Александру.
- А вдруг он ничего не пронюхал?
- Пронюхал, пронюхал, можешь не беспокоиться. Я хорошо знаю
Юнону. В некотором смысле - гораздо лучше, чем ты, поскольку я
объективен к ней. Без сомнений, она сразу предупредила Александра о
ловушке. Юнона осуждает его, но она не может желать ему смерти.
Предупредить об опасности - это ее долг как матери.
Наручные часы Колина коротко пропищали.
- Пора, - сказал он, вставая с кресла. - Пойдем, посмотришь на
моих кошек.
Я тоже поднялся.
- Кстати, в чем суть твоего эксперимента?
- А разве девочки тебе ничего не рассказывали? - удивился Колин.
- Рассказывали, только в общих чертах. Говорили, что ты
повторяешь классический опыт Шредингера с кошками, но вместо
ожидаемого статистического разброса, получаешь строгую
закономерность. Остальное они советовали посмотреть своими глазами.
Колин кивнул:
- Да уж, действительно есть на что посмотреть. Правда, одно
маленькое уточнение: Шредингер никогда и нигде не проводил опытов с
кошками. Он предложил это, как м ы с л е н н ы й эксперимент для
демонстрации некоторых парадоксов квантовой механики... Между
прочим, проверь, можешь ли ты у в и д е т ь , что происходит в
соседней лаборатории.
Мы уже вышли из кабинета и остановились перед массивной
раздвижной дверью. Я проверил и сказал:
- Нет, не могу. Очень сильная защита. Чтобы заглянуть внутрь,
нужно только пробить ее.
- Вот то-то же. Я максимально обеспечиваю чистоту эксперимента.
Колин нажал кнопку, и створки двери раздвинулись.
Мы вошли в просторное, ярко освещенное помещение, которое больше
походило не на лабораторию, а на какой-то супермодерный кинозал. Или
на центр управления полетами.
Почти всю противоположную стену занимал огромный прямоугольный
экран, на котором были изображены две плоские диаграммы,
составленные из причудливо извивающихся и меняющих толщину синих и
красных полос. Обе диаграммы были схожи, но не идентичны.
На возвышенности перед экраном (я тут же окрестил ее "сценой")
стояли в ряд десять одинаковых предметов, похожих на положенные
набок небольшие автоклавы. Перед сценой располагалось шесть или семь
рядов кресел с пультами и экранами дисплеев. В настоящий момент в
лаборатории находилось лишь два человека - мужчина и женщина. Они
вежливо поприветствовали меня, но не проявили к моей персоне
чересчур обостренного внимания. Это были не праздные зеваки, а
увлеченные своей работой люди.
Колин двинулся по проходу между рядами кресел к "сцене". Я
последовал за ним.
- Сбор экспериментальных данных уже закончен, - говорил он на
ходу, видимо, объясняя мне причину малолюдности лаборатории. -
Сейчас производятся лишь контрольные опыты, которые еще ни разу не
обнаружили отклонений от полученной закономерности. - Колин
остановился перед "сценой" и указал на "автоклавы". Мы называем это
ящиками Шредингера. Вернее, большими ящиками Шредингера, так как
внутри каждого находится еще и малый ящик Шредингера. Проверь,
сможешь ли ты з а г л я н у т ь внутрь.
- Не могу, - спустя секунду ответил я. - Автоклавы... то есть,
ящики защищены сильными чарами. Я не могу заглянуть внутрь, не
разрушив их.
Я не боялся озадачить своими словами сотрудников Колина,
поскольку мы с ним говорили по-валлийски.
- Это очень важный момент в мысленном эксперименте Шредингера, -
сказал Колин. - В классическом, хрестоматийном варианте он выглядит
следующим образом: берется герметичный ящик, куда помещается
микроскопическое количество радиоактивного вещества, счетчик и
ампула с цианистым калием. Туда же сажают кошку, и ящик закрывается.
Количество радиоактивного вещества насколько мало, что в среднем
распад хотя бы одного атома случается за довольно длительный
промежуток времени. Когда счетчик фиксирует распад атома,
срабатывает специальных механизм, ампула с цианистым калием
разбивается, и кошка умирает. Смерть кошки, согласись, это
макрособытие, но оно порождено микрособытием - распадом атома,
поэтому должно подчиняться волновым законам квантовой механики.
Следовательно, пока мы не открыли ящик и не посмотрели, жива кошка
или нет, ее состояние описывается волновой функцией, частично
состоящей из живой кошки, а частично из мертвой. То есть, в данный
момент во всех десяти ящиках кошки не живы и не мертвы, а так
сказать, живо-мертвы.
- Но это же бред! - возразил я. - Кошка не атомное ядро, она
может быть или живой, или мертвой.
Колин кивнул:
- В том-то и дело. На этом примере Шредингер, один из создателей
квантовой теории, демонстрировал ее парадоксальность. Наш
эксперимент технически более сложен, предложенного Шредингером, но
максимально приближен к нему идейно. Мы обеспечиваем надежную
изоляцию кошек от внешнего мира: большой ящик защищен мощным силовым
полем, а малый ящик внутри него (где, собственно, и находится кошка)
вдобавок погружен в стасис - статический Тоннель. Замечу, что это не
приводит к мгновенному распаду радиоактивных ядер - ведь Тоннель не
динамический. Он полностью предохраняет кошку от любого воздействия
извне, и узнать ее состояние, не открыв оба ящика, не представляется
возможным ни практически, ни теоретически.
Тут мне пришла в голову одна нехорошая мысль.
- Послушай, Колин, - сказал я. - Неужели вы в самом деле...
- Контроль! - произнесла за моей спиной женщина-ассистент.
Колин молча указал на таймер в правом верхнем углу экрана. Он
отсчитывал последние десять секунд - с десятыми, сотыми и тысячными.
Когда на табло таймера появились нули, прозвучал зуммер, третий
слева "автоклав" открылся, и из него на специальную подставку
выскользнула прозрачная капсула с пушистой сибирской кошкой внутри.
Она повернула голову, пристально поглядела на меня, а затем
принялась лениво чесаться.
- Живая, - констатировал Колин.
Вторая диаграмма исчезла, а первая увеличилась на весь экран.
Только тогда я заметил, что синие и красные области не сплошные, а
состоят из множества синих и красных точек на белом фоне. Через
отметку на вертикальной оси 782,457 протянулась желтая
горизонтальная линия.
Колин поднялся на "сцену", вынул из прозрачной капсулы кошку,
погладил ее и опустил на пол.
- Иди погуляй, киса. Только не путайся под ногами.
Затем взял со стола указку, подошел к экрану почти вплотную и
ткнул ее концом в районе пересечения желтой линии с ближайшей к
вертикальной оси границей между синей и красной областями.
Изображение вновь укрупнилось, и теперь мне не приходилось напрягать
зрение, чтобы различать точки - они располагались на приличном
расстоянии друг от друга.
- Следующее контрольное время, - произнес Колин, - триста
двадцать две целых сто восемьдесят четыре тысячных.
Женщина склонилась над своим пультом, пробежала пальцами по
клавишам и сообщила:
- Готово.
- Каков прогноз?
- Киска будет мертва, - сказал мужчина. - Уже мертва. Протянула
лапки за двадцать четыре и семьдесят одну сотую до первого контроля.
- Отлично. Ждем. - Колин поманил меня к себе. - Подойди ближе,
Артур. Посмотри.
Я поднялся на "сцену", подошел к экрану и первым делом спросил:
- Вы что, действительно убиваете кошек?
Колин рассмеялся:
- Ну, ты даешь! Конечно же, нет. Иначе нас давно растерзало бы
местное Общество охраны животных. Просто, когда срабатывает счетчик,
синяя лампочка в капсуле гаснет и загорается красная. В таких
случаях мы считаем, что кошка сдохла. Но в этой капсуле, как видишь,
горит синяя. Значит, кошка жива.
- Гм. А к чему тогда кошки?
- Собственно говоря, ни к чему. Лишь для наглядности и чтобы
оправдать название эксперимента.
Несколько секунд я молчал, собираясь с мыслями.
- А каков смысл этого эксперимента? Извини, Колин, но я до сих
пор не врубился.
- Дело вот в чем, - он провел указкой вдоль желтой линии. -
Видишь, она пересекает то красные области, то синие. Красная значит,
что кошка мертва, синяя - жива. Второй ящик будет открыт вот
здесь... вернее, вот т о г д а , - кончик указки уткнулся в
мигающую точку на границе синей и красной областей, но все же ближе
к последней. - Киска попадает в зону смерти. Она будет мертва. Она
уже мертва - условно, разумеется. А если вместо лампочек
использовать устройство с ампулой цианистого калия, киска была бы
по-настоящему мертва.
- Таким образом, - наконец сообразил я, - несмотря на случайный
характер такого события, как распад атома, ты наперед знаешь,
произойдет распад или нет?
- Вот именно! Самое потрясающее в этом эксперименте, что волновая
функция состояния кошки принимает лишь два дискретных значения -
жизнь либо смерть - и никогда не состоит из комбинаций двух этих
состояний. Если мы откроем ящик в этот промежуток времени, - Колин
указал на красную область, - то непременно обнаружим, что киска
мертва. Но если мы не станем его открывать и подождем еще две
минуты, - указка побежала вправо, картинка на экране сдвинулась
влево, и появилась область с синими точками, - то, открыв ящик,
неизбежно увидим живую киску. То бишь, будет светиться синяя
лампочка.
- Погоди, погоди! - Я слегка обалдел. - Это что ж получается?
Будь на месте лампочек ампула с ядом, то сейчас кошка была бы
мертва, но, открой вы ящик на две минуты позже, она бы чудом
воскресла?
- Не совсем так. Она бы вовсе не умирала. Киска умрет, - Колин
глянул на таймер, - приблизительно полторы минуты назад только в том
случае, если мы откроем ящик в назначенное время. Но если мы откроем
его в зоне жизни, то киска не умрет, она будет жива.
- "Умрет полторы минуты назад, если..." - растерянно повторил я и
покачал головой. - Боюсь, для меня это слишком круто.
- Думаешь, мне было так легко смириться с этим? - Колин
хмыкнул. - Черта с два!
- М-да, - протянул я. - Это почище игральных костей Кевина. Здесь
пахнет нарушением причинно-следственной связи.
- Отнюдь, - живо возразил Колин. - Никоим образом нельзя
доказать, что причиной смерти кошки является открытие ящика в
определенные промежутки времени. Следовательно, как и в случае с
костями Кевина, мы имеем дело с вопиющим отклонением от нормального
статистического распределения результатов случайных событий. Это
вовсе не нарушение законов - ни причинно-следственных, ни
вероятностных. Регулярное выпадение костей в одной и той же
комбинации нисколько не противоречит теории вероятностей. Она не
отрицает возможность такого события, а лишь утверждает, что его
вероятность ничтожно мала. Невозможное и невероятное - разные вещи.
Это же справедливо и в отношении моих опытов с кошками.
- А зачем ты вообще ими занимаешься? - поинтересовался я. - Спору
нет, это весьма забавно. Но какой в этом практический смысл?
- Я почти на сто процентов уверен, что именно здесь зарыта
