к сидевшим воинам. Женщины были почти нагие; только узкая, в ладонь,
повязка из темной кожи, по цвету почти не отличавшейся от смуглого тела,
огибая бедра, проходила по нижней части живота. У молодых женщин повязка
была украшена вышивкой из тоненьких черных, желтых и красных ремешков.
Кроме этой повязки, на них были ожерелья из мелких белых, серых, зеленых и
красноватых камней и такие же браслеты на предплечьях и запястьях. Нагота
как бы скрадывалась татуировкой на груди, животе, спине, руках, ногах и
лице в виде фантастических цветов и листьев, волнистых линий и кружков.
Особенное внимание привлекала молодая жена вождя, у которой татуировка
изображала двух змей, обвивавших кольцами ее ноги, извивавшихся по животу
и бокам и оканчивавшихся головками, обращенными друг к другу, между
грудями и ключицами; две змеи поменьше обвивали ее руки и оканчивались на
обеих лопатках. На смуглом теле эти черно-синие змеи производили жуткое
впечатление.
Черты лиц женщин были мягче, чем у мужчин, и некоторых можно было
назвать даже красивыми; телосложение их было стройное, и формы
пропорциональны.
Дети были совершенно голые, а подростки обоего пола носили такой же
поясок стыдливости, как женщины, который у девочек также был вышит. У
последних волосы были заплетены в мелкие косички, а у мальчиков закручены
в узел на темени. У женщин волосы были заплетены в две косы, спускавшиеся
на грудь и украшенные камешками; у девушек кос было четыре: две по бокам
головы, спускавшиеся на грудь, и две сзади, падавшие на спину.
Амнундак сделал знак женщине со змеями, и она достала из сундучка,
обитого кожей, небольшие деревянные чашки, наполнила их молоком из
бурдюка, висевшего на столбе, и подала одну за другой вождю, который
передал их гостям. Оставив последнюю себе, он, поднося ее к губам,
красивым жестом предложил последовать его примеру. В чашках оказалось
густое оленье молоко, немного кислое, но вкусное, во всяком случае для
путешественников, которые давно уже не пили его. Чашки были наполнены еще
раз, после чего женщина сняла с палки поджарившееся мясо, нарезала его
костяным ножом на толстые ломти и в деревянном корытце подала вождю,
который роздал по ломтю каждому из гостей. Пока последние ели мясо,
запивая молоком, Амнундак обратился к населению землянки с речью, смысл
которой Горохов не уловил, так как вождь говорил слишком быстро. Горюнов
попросил вождя объяснить, что он сказал. Амнундак медленно, чтобы Горохов
мог переводить каждое слово, рассказал следующее:
- Наш народ, онкилоны, много лет назад, измученный непрерывными
войнами с чукчами из-за оленьих пастбищ, решил уйти от этих людей
подальше. Сначала перешли по льду на близкие острова, вырыли землянки и
стали жить спокойно. Но земля не понравилась: летом туман, зимой туман,
весной туман, целый год туман. Люди стали умирать, олени стали умирать. И
увидели люди, что птицы весной летят дальше, на север, а к осени
возвращаются жирные. Надумали - пойдем сами туда, куда птицы летят. Пошли
раз - море не пустило, пошли второй - море замерзло плохо, пурга поломала
лед, много народа и оленей утонуло. Дождались самой холодной зимы, вперед
послали разведку. Лед крепкий был. Все прошли и нашли эту землю. Немного
осталось народа - человек пятьдесят было ли, нет ли, не знаю.
Вождем в это время был великий шаман, исцелявший все болезни; он
указал народу путь на эту землю. Перед смертью он объявил, что спокойно
жить на этой земле онкилоны будут до тех пор, пока к ним не придут белые
люди с Большой земли. И сказал он, что в руках у белых людей будут громы и
молнии, как у властителей неба, которые убивают издалека.
Когда мы увидали вас, первых белых людей, пришедших к нам с Большой
земли, мы вспомнили слова старого шамана.
Жертвы и моления
- Скажите вождю, - обратился Горюнов к Никите, - что мы самые мирные
люди и зла никому не причиним. И нас привели сюда птицы, летящие на север.
Мы захотели только посмотреть ту землю, где птицы проводят лето. Мы
посмотрим ее и уйдем назад на нашу землю.
Горохов перевел эти слова.
- А есть у вас в руках громы и молнии, поражающие издалека? - спросил
Амнундак.
При этом вопросе глаза всех присутствующих впились в чужеземцев в
тревожном ожидании. Горохов в недоумении посмотрел на Горюнова, а
последний сказал:
- А разве наши ружья не громы и молнии, поражающие издалека? Онкилоны
так или иначе узнают про них. Так воспользуемся случаем и окружим себя еще
большим уважением, чтобы нас считали посланниками богов и не делали нам
зла.
- Да, у нас есть громы и молнии! - сообщил Горохов вождю.
Тревожный шепот пробежал по толпе. Сидевшие ближе к путешественникам
невольно отшатнулись. Вождь сказал:
- Покажите их нам, чтобы мы знали, что вы - именно те, кого послало
небо. Но прошу вас - не убивайте онкилонов!
- Выйдем из жилища, чтобы молния не поразила людей, - сказал Горюнов.
Вождь торжественно поднялся и направился к выходу; за ним -
путешественники и все население, державшееся от них почтительно на
некотором расстоянии.
- Приведите жертвенного оленя! - распорядился Амнундак. - Пусть белые
люди поразят его, чтобы принести в дар богам.
Несколько онкилонов побежали в лес за землянкой и вывели оттуда
большого, почти белого северного оленя; животное, словно предчувствуя свою
участь, упиралось и ревело. По указанию Горохова, его привязали к колышку
в двухстах шагах от землянки. Путешественники, заменив в винтовках
разрывные пули обыкновенными, дали залп - и олень упал, словно
подкошенный. При громе выстрелов все онкилоны упали на колени и склонились
перед могущественными чужеземцами.
Поднявшись, Амнундак произнес громким голосом, чтобы слышали все
присутствовавшие:
- Мы знаем теперь, что вы - посланники неба, о которых говорил
великий шаман. Будьте нашими гостями; все, что мы имеем - жилище, пища,
одежда, олени, - ваше, распоряжайтесь им! Сегодня вечером шаман обратится
к богам и будет молить пощадить онкилонов, которые приняли посланников
неба как дорогих гостей.
Окончив речь, Амнундак приложил руку ко лбу, к сердцу и низко
поклонился гостям; все онкилоны повторили его жест. В это время притащили
труп оленя и положили к ногам вождя, который, указывая на четыре раны в
боку животного, сказал:
- Все четыре молнии поразили жертву. Женщины, приготовьте мясо к
вечернему молению!.. Воины, пригласите шамана в наше жилище!
По возвращении в землянку возобновилось угощение молоком и копченой
олениной, к которой подали лепешки из муки, приготовленной из плодов
водяного ореха, и печеные луковицы сараны. Ни хлеба, ни чая, ни табака
онкилоны не знали, и несколько сухарей и кусков сахара, которые
путешественники достали из котомок, пошли по рукам, осматривались,
обнюхивались и пробовались с большим интересом. Еще большее внимание
возбудили трубки, которые Горохов и Ордин закурили после еды. С некоторым
ужасом онкилоны смотрели, как белые люди глотают дым, который вызывал у
соседей кашель и чиханье. Большой восторг вызвал медный чайник, повешенный
над огнем; онкилоны имели только деревянную и глиняную посуду и варили в
ней мясо, нагревая воду раскаленными камнями. Но чай без сахара, которого
путешественники имели слишком мало, чтобы угощать всех, никому не
понравился. Амнундак с трудом выпил предложенную ему чашку и заявил, что
напиток онкилонов - он указал на бурдюк с молоком - вкуснее.
Топоры и охотничьи ножи также возбудили огромный интерес; их
осматривали, гладили, пробовали и восторгались блеском, прочностью и
действием сравнительно с каменными топорами и костяными ножами онкилонов.
По знаку Амнундака женщина со змеями достала из сундучка железный ножик
грубой работы, изъеденный ржавчиной, который хранился как реликвия.
Показывая его гостям, вождь сказал:
- Наши предки имели такие ножи, топоры, наконечники копий и стрел,
которые выменивали у якутов, но сами делать не умели. И вот, когда они
пришли сюда, эти вещи мало-помалу пришли в негодность, поломались,
потерялись, и онкилоны снова стали делать каменные и костяные.
Крот и Белуха, приютившиеся у ног гостей, внушали онкилонам, не
имевшим собак, сначала некоторый страх. Когда Горохов спросил, почему у
них нет собак, Амнундак рассказал следующее:
- Из-за этих злых зверей началась война наших предков с чукчами. Наши
предки были оленеводы и собак не держали, потому что собаки нападают на
оленей. Наши предки жили на берегу моря оленеводством и ловлей рыбы,
тюленей, моржей; жилища строили из леса, выброшенного морем. Но вот пришли
чукчи; у них было много собак, но не было оленей. Они начали теснить нас с
рыболовных и звероловных мест; когда у них не хватало рыбы для собак, они
отнимали у нас оленей. Из-за этого и началась война. Чукчей было много,
нас было мало. Вот и пришлось уйти от них сюда.
- А сколько онкилонов живет здесь? - спросил Горохов. - Весь ваш
народ здесь? - Он обвел рукой присутствующих.
Амнундак засмеялся:
- Таких жилищ у нас двадцать. В каждом живет один род, человек
двадцать - тридцать.
- Где же другие жилища?
- В разных местах. Оленям нужны моховища. Нельзя всем жить близко -
тесно станет и людям и оленям.
- В каждом жилище есть такой вождь, как ты?
- Нет, я главный вождь всех онкилонов! - гордо заявил Амнундак. - Мой
род самый большой. Но в каждом жилище есть свой начальник, глава рода.
Действительно, население землянки, считая женщин и детей, доходило до
шестидесяти человек. Горюнов подсчитал, что, если в остальных землянках
живет в среднем по двадцать пять душ, всех онкилонов на Земле Санникова
должно быть около пятисот тридцати человек.
В разговорах и угощениях время прошло до вечера. К закату солнца на
поляну к землянке пригнали стадо оленей, и путешественники наблюдали сцену
доения маток, в которой приняли участие все женщины и девочки, быстро
перебегавшие с деревянными подойниками от одного животного к другому;
стадо состояло из двухсот с лишним голов. На ночь оно оставалось на поляне
и охранялось по очереди воинами от нападения хищников.
Когда наступили сумерки и все возвратились в землянку, явился шаман,
который жил отдельно в нескольких километрах. Это был высокий, худощавый
старик с впалыми щеками и проницательными глазами, глубоко сидевшими под
нависшими бровями. Несмотря на сравнительно теплую погоду, он был одет в
длинную шубу мехом наружу, с воротника и пояса которой на ремешках
свешивались медные и железные бляхи и палочки странной формы, сильно
потертые, очевидно принесенные еще с материка и переходившие от шамана к
шаману. В руке у него был небольшой бубен, украшенный кожаными красными и
черными лентами и железными погремушками. Остроконечная шапочка, вроде
скуфьи, с почти вылезшим мехом скрывала его волосы. Поклонившись с
достоинством вождю и внимательно оглядев чужеземцев и их собак, которые
при виде странно одетого человека глухо зарычали, шаман уселся отдельно у
ярко пылавшего костра и, отложив бубен, протянул к огню свои костлявые
руки, бормоча какие-то слова. По знаку вождя женщины подали шаману чашку с
молоком, которое он выпил, предварительно брызнув несколько капель в
огонь.
Над костром на длинных палочках жарилась нарезанная небольшими
кусками оленина. Рядом варился суп, или, вернее, соус, из оленины и
клубней сараны в цилиндрическом деревянном сосуде, в котором кипение воды
поддерживалось при помощи раскаленных в костре небольших камней. Одна
