узоры, поднимая в ней бурю противоречивых чувств. Не подозревая о
присутствии Этьена, она в разговоре с Маргаритой открыла ему свою душу и
теперь чувствовала себя перед ним будто раздетой догола. Это было такое
дразнящее ощущение, что Бланка еле сдерживалась, чтобы не вскочить с места
и... Тут она не знала, что ей делать дальше: то ли убежать прочь,
замкнуться в своей спальне и плакать, плакать, плакать от стыда и
унижения, сколько ей хватит слез, или же кинуться Монтини на шею, пусть он
обнимает ее, целует, пусть делает с ней все, что хочет, пусть сделается
таким близким и родным ей, чтобы она не стыдилась своей наготы перед ним,
чтобы исчез, наконец, тот настырный, тревожный, неприятный зуд в груди,
чтобы прошло ее отвращение к себе и своему телу, оставшееся ей в память о
ночах, проведенных с мужем, одна только мысль о которых вызывает
непреодолимое желание снова и снова мыться в тщетном стремлении смыть с
себя грязь от его прикосновений...
- А вы замечательный рассказчик, господин де Монтини, - одобрительно
констатировала Маргарита, когда Этьен закончил. - Вам бы книги писать - я
совсем не шучу. Ваш рассказ, бесспорно, самый интересный и увлекательный
из всего, что я слышала о тех событиях. Правда, в нем есть некоторые
огрехи, но их можно объяснить тем, что вы сами не очень прислушивались к
тому, что говорили.
- Это все от усталости, - отозвалась Матильда, снова вступаясь за
брата. - Ведь он только приехал, устал с дороги, и потому такой
невнимательный.
Маргарита ухмыльнулась и насмешливо взглянула на Бланку, затем вновь
перевела свой взгляд на Монтини.
- Раз так, то не смею вас задерживать, сударь. Это было бы
бессердечно с моей стороны. - Решительным жестом она предупредила его
возможные возражения. - Нет, нет, вы в самом деле отдохните, а вечером мы
продолжим нашу весьма занимательную беседу. Вам уже предоставили комнату?
- Да, сударыня.
- Где?
- В гостевых покоях на первом этаже.
Маргарита покачала головой.
- Это совсем не годится. Брат моей любимой фрейлины вправе
рассчитывать на более внимательное к себе отношение. - На какое-то
мгновение она задумалась. - Итак, поступим следующим образом. Самое
позднее к завтрашнему вечеру этот за... господин Рауль де Толоса должен
освободить свою квартиру... свою бывшую квартиру, а пока что... Матильда.
- Слушаю, сударыня.
- Сейчас же разыщи кузена Иверо, представь ему Этьена и от моего
имени попроси, чтобы он на денек-другой уступил ему одну из своих
комнат... Гм... А чтобы Рикард не вздумал приревновать, скажи, что я
приглашаю его пообедать со мной. - С этими словами она протянула Монтини
руку для поцелуя. - Приятно было познакомиться с вами, сударь.
- Мне тоже, - тихо произнесла Бланка. Она вся задрожала, когда он,
вроде бы нечаянно, вопреки тогдашнему обычаю прикоснулся губами к ее
ладони.
Как только Матильда и Этьен вышли из комнаты, плотно закрыв за собой
дверь, Маргарита пристально поглядела на Бланку и спросила:
- Ну? Как тебе понравился братик Матильды? Хорош, не так ли?
Бланка встала с кресла, пересела на диван рядом с Маргаритой и
положила голову ей на плечо.
- Господи! - прошептала она. - Что со мной происходит?..
- А что ИМЕННО с тобой происходит?
- Я будто горю вся... сгораю...
- Ты влюбилась?
- Нет... Не знаю... - сбивчиво ответила Бланка. - Я ничего не знаю!
- Зато я знаю - в тебе вспыхнула страсть. Поэтому ты вся и горишь. Ты
сгораешь от страсти. Со мной тоже так было... Когда-то. Очень давно. В
самый первый раз. - Маргарита мечтательно улыбнулась. - У нас гостил
Альберто Фарнезе, теперешний герцог Пармский, и я, одиннадцатилетняя
девчонка, влюбилась в него по уши. Будто с ума сошла. На третью ночь я
тайком пробралась в его спальню и залезла к нему в постель. В потемках он
принял меня за одну из фрейлин моей матушки - со всеми вытекающими из
этого последствиями; а утром... О! Я никогда не забуду выражения его лица,
когда он проснулся и увидел меня... Бланка, ты вся дрожишь!
Бланка еще крепче прижалась к ней.
- Мне зябко, Маргарита.
- Но ведь только что ты горела.
- А теперь мне зябко. Мне... мне страшно. Я боюсь...
- Чего ты боишься?
- Себя боюсь. Своих мыслей и...
- И желаний, - помогла ей Маргарита. - Ты испытывала что-то похожее к
Красавчику?
Бланка долго молчала, прежде чем ответить.
- Да, - сказала она. - Только это сильнее, гораздо сильнее. Когда я
хотела... Когда меня тянуло к Филиппу, я всегда вовремя останавливалась. А
сейчас я боюсь, что не сумею остановиться. Что со мной. Маргарита?
- Ты взрослеешь, вот и все. Твой Филипп пробудил в тебе женщину,
Александр сделал тебя женщиной, а этот парень, надеюсь, научит тебя быть
женщиной. Все это естественно, и тебе нечего бояться. Отбрось все страхи,
подчинись своим желаниям, дай волю своей страсти. И ты увидишь, как это
прекрасно - любить и быть любимой. Ведь сам Господь говорил, что суть
нашей жизни - любовь.
- Ах, кузина! - в отчаянии простонала Бланка. - Не мучь меня. Прошу
тебя, не мучь... Пожалуйста...
Маргарита вздохнула.
- Ты сама себя мучишь, золотко. И не только себя - меня тоже.
И это была истинная правда. Последние четыре месяца Маргарита жила в
постоянном страхе перед будущим. Ее пугали возможные последствия громкого
скандала, который разразится, когда Бланка (а когда-нибудь она все же
решится на это) потребует развода с Александром, публично обвинив его в
кровосмешении. Сам по себе скандал был бы даже выгоден Маргарите, так как
позволял ей избавиться от своего политического противника - графа
Бискайского (хотя при этом пострадала бы и Жоанна, которую принцесса
по-своему любила). Но в данных обстоятельствах окажется затронутой
фамильная честь кастильского королевского дома, и гнев могущественного
соседа, скорее всего, обрушится на всю Наварру, без разбора, кто конкретно
виноват в несчастьях Бланки - любимицы всей Кастилии и любимой сестры
короля, который с самого начала был решительно против ее брака с
Александром Бискайским и только рад будет освободить ее от этих тягостных
уз. В лучшем случае Альфонсо XIII денонсирует все мирные договоры и умоет
руки, позволив своим воинственным и падким на чужие земли вассалам
действовать по собственному усмотрению. А тогда и Гасконь с Арагоном не
останутся пассивными наблюдателями - с какой стороны ни глянь, под угрозу
будет поставлено существование Наварры как самостоятельного государства.
"Боюсь, - подумала Маргарита, - мне все-таки придется выйти за
Красавчика..."
- Бланка, - произнесла она вслух. - Ты должна пообещать мне одну
вещь.
Кастильская принцесса подняла голову.
- Да?
- Когда тебе станет невмоготу, когда ты, наконец, решишься
потребовать развода...
- Ты же знаешь, кузина, что я никогда...
- Не зарекайся. То, что в детстве тебя убедили в нерушимости брачных
уз, еще не значит, что ты будешь думать так всегда. Лучше пообещай мне,
что ничего не предпримешь, не посоветовавшись со мной.
Бланка утерла платочком слезы с лица и вопросительно посмотрела на
Маргариту.
- Хорошо, обещаю. Но что ты задумала? Неужели собираешься помочь мне?
- Да. Кажется, я знаю, как уладить твой развод с Александром без
лишнего шума и не устраивая скандал.
- И как же? Маргарита промолчала. Она знала как. Она знала, что ей
делать, и она сделает это. При необходимости она сделает Бланку
вдовой - а вдовам незачем требовать развода.
20. ГРЕХОПАДЕНИЕ БЛАНКИ КАСТИЛЬСКОЙ
Немногим больше месяца вела Бланка отчаянную борьбу - но не со своими
желаниями, а с тем, что препятствовало их осуществлению. В этой борьбе с
собой она была совсем одинока, она не позволяла вмешиваться и давать
советы никому из подруг, даже Маргарите. Ее духовный наставник, падре
Эстебан, пребывал в полном смятении: его мнение на сей счет как человека
вступало в вопиющее противоречие с его убеждениями священнослужителя,
поэтому он не решался ни одобрять ее, ни порицать. А что касается Монтини,
то он, будучи в свои шестнадцать лет хоть и начинающим, но уже довольно
опытным сердцеедом, тем не менее, очень уважал Бланку, чтобы пытаться
соблазнить ее. С ней они быстро стали хорошими друзьями, Этьен оказался на
редкость умным, интересным и весьма порядочным молодым человеком, так что
вскоре Бланка начала испытывать к нему не только физическое влечение, но и
дружескую симпатию.
В конце июня произошло три события, которые прямо или косвенно
способствовали логическому завершению начавшегося месяц назад грехопадения
Бланки.
Во-первых, ее муж, граф Бискайский (с коим она, впрочем, с середины
февраля ни разу не делила постель) вынужден был опять отправиться во главе
королевской армии в Басконию, где местные крестьяне, недовольные своим
положением полурабов, в очередной раз подняли мятеж, требуя отмены
крепостного права, как это уже было сделано в остальных провинциях
Наварры.
Во-вторых, совершая свою ежегодную пастырскую поездку по Галлии и
Наварре, в Памплону прибыл его высокопреосвященство кардинал Марк де
Филиппо, архиепископ Тулузский. Во время воскресной проповеди в соборе
Пречистой Девы Марии он, рассуждая о святости брачных уз, пожалуй,
несколько погорячился и прямиком заявил, что один из супругов, совершающий
прелюбодеяние, не вправе требовать верности от другого, ибо, по его
твердому убеждению, супружеская верность должна быть взаимной.
И хотя это утверждение носило чисто умозрительный характер и не
совсем согласовывалось с общепринятыми нормами христианской морали, Бланка
решила для себя, что церковь (по крайней мере, в лице архиепископа) не
станет сурово осуждать ее, если она изменит своему мужу, который, кстати
сказать, не имея доступа в спальню жены, вместе с тем не помышлял о
воздержании и регулярно проводил ночи с женщинами - главным образом с
молоденькими горничными, что было одной из его слабостей.
Последнее событие - а именно, разговор по душам с Матильдой,
состоявшийся спустя несколько дней после знаменательной проповеди
архиепископа, явился той самой каплей, которая переполнила чашу терпения
Бланки.
В тот день, в одиннадцатом часу утра, Бланка уже проснулась, но все
еще нежилась в постели, ожидая теплую купель, когда в ее спальню вошла
Матильда. Сдержанно пожелав ей доброго утра и извинившись за вторжение,
девушка присела на край кровати и устремила на кастильскую принцессу
укоризненный взгляд.
- Рада тебя видеть, душенька, - спросонья улыбнулась ей Бланка. - Но
почему ты такая хмурая?
- Я хочу поговорить с вами, сударыня, - сказала Матильда.
- О чем? - спросила Бланка, протирая глаза.
- О моем братике.
Бланка явно смутилась.
- Об Этьене?
- Да, о нем. Ведь скоро он придет к вам, верно?
- Придет, - в замешательстве подтвердила Бланка. - А потом мы вместе
пойдем в церковь. Ты же знаешь это - ведь ты часто ходишь с нами.
- Да, знаю, - кивнула Матильда. - И хожу вместе с вами. И вижу, что в
церкви Этьен думает не про Бога, а про вас.
Бланка встала с постели, набросила на себя пеньюар, села рядом с
Матильдой и взяла ее за руку.
- К чему ты клонишь, детка? - ласково спросила она.
- А то вы не знаете, сударыня! Сегодня я разговаривала с Этьеном. Он
признался, что любит вас.
К щекам Бланки прихлынула кровь, а глаза ее лихорадочно заблестели.
