- Сукин ты сын! - раздраженно ругнулся Филипп. - Да что ты заладил в
самом деле: монсеньор, монсеньор! Сейчас мы наедине, так что потрудись
обращаться ко мне по имени. Ты не просто мой дворянин, ты мой друг - такой
же, как Эрнан, Гастон и Симон. Даже если на поверку ты окажешься педиком,
я все равно буду считать тебя своим другом, ибо ты брат Луизы... Гм.
Похоже, я шокировал тебя?
Габриель молча кивнул, расстегивая камзол Филиппа.
- Ну что ж, прошу прощения. Это мне так, к слову пришлось. Понимаешь,
я терпеть не могу мужеложцев... - Он передернул плечами. - Брр... Какая
мерзость! Мужчина, который пренебрегает женщинами, потому что ему больше
по вкусу мужчины - ну, разве может быть что-то противоестественнее,
отвратительнее, чем это?.. Другое дело женщины, что любят женщин. Я их не
одобряю, но и не склонен сурово осуждать. В конце концов, их можно понять:
ведь так трудно не любить женщин, особенно красивых женщин. - Филипп
весело взглянул не сконфуженного Габриеля. - Впрочем, ладно. Оставим эту
тему, чтобы случаем не пострадала твоя добродетель. Объясни-ка лучше, что
означает твое "напротив".
- Она касается вас, - ответил Габриель.
Филипп встрепенулся, мигом позабыв об усталости.
- Меня?! Ты думаешь, Амелина придет?
- Уверен.
- Она тебе что-то сказала?
- Нет. Но она так смотрела на вас...
- Я видел, как она смотрела. - Филипп с вожделением облизнулся. - Но
с чего ты взял, что она придет?
- Догадался. Она с таким рвением опаивала господина де Бигора, что на
сей счет у меня не осталось ни малейших сомнений.
- Гм, похоже, ты прав, - сказал Филипп, затем, после короткой паузы,
виновато произнес: - Бедный Симон!..
- Да, бедный, - согласился Габриель.
- Ты осуждаешь меня? - спросил Филипп. - Только откровенно.
Габриель помолчал, глядя на него, потом ответил:
- Не знаю. Мне не хотелось бы судить вас по моим меркам. А что
касается госпожи Альбре де Бигор, то... В общем, я думаю, что господин де
Бигор сам виноват.
- В чем же?
- В том, что женился на девушке, которая не любила его. Вот я возьму
себе в жены только ту, которую полюблю и которая будет любить меня.
Филипп печально вздохнул, вспомнив о Луизе, сестре Габриеля, но в
следующий момент оживился в предвкушении встречи с Амелиной; на его щеках
заиграл лихорадочный румянец нетерпения. С помощью Габриеля он быстренько
разделся, и вскоре на нем осталось лишь нижнее белье из тонкого батиста, а
вся прочая одежда была аккуратно сложена на низком столике рядом с широкой
кроватью.
Габриель протянул было руку, чтобы откинуть полог, но тут же убрал
ее, едва лишь коснувшись пальцами шелковой ткани. Лицо его мгновенно
покраснело до самых мочек ушей.
- Вам больше ничего не нужно? - спросил он.
- Нет , братишка, ступай, - ответил Филипп. - А впрочем, погоди!
- Да?
- Все-таки загляни к Амелине, и если она не спит, передай ей... Скажи
ей, что я сам...
Габриель нервно усмехнулся, еще пуще покраснев.
- Это излишне. Она вот-вот должна прийти.
- И потому ты так смущаешься?
- Ну... Полагаю, госпожа Амелия не хотела бы, чтобы кто-нибудь увидел
ее ночью в ваших покоях.
- Твоя правда, - согласился Филипп. - В таком случае проверь, не
вздумал ли какой-нибудь усердный служака встать на страже возле самого
входа, а если да, то прогони его в конец коридора. За Гоше можно не
беспокоиться - он вышколенный слуга, даже мне не признается, что видел у
меня женщину... Пожалуй, это все. Будь здоров, братишка.
- Доброй вам ночи, - кивнул Габриель и торопливо покинул комнату.
С минуту Филипп стоял неподвижно, уставившись взглядом в дверь, и
гадал, как долго ему придется ждать, пока не явится Амелина, и явится ли
она вообще. Вдруг за его спиной послышался весьма подозрительный шорох. Он
вздрогнул и резко обернулся - из-за полога кровати выглядывала хорошенькая
девичья головка в обрамлении ясно-золотых волос. Ее большие синие глаза
встретились с его глазами.
- Ну! - нетерпеливо отозвалась она.
- Амелина... - пораженно прошептал Филипп. Теперь он понял, почему
так смущался Габриель - в комнате пахло женскими духами!
Амелина соскочила с кровати на устланный мягким ковром пол, подошла к
обалдевшему Филиппу и взяла его за руки. У него томно заныло сердце.
- Габриель угадал...
- Я все слышала. Он будет молчать?
- Будет, не сомневайся. - Филипп смерил ее изящную фигурку быстрым
взглядом: одета она была лишь в кружевную ночную рубашку, доходившую ей до
лодыжек. - Ты что, вот так и пришла?
Амелина тихо рассмеялась.
- Конечно, нет, милый. Хоть я и сумасшедшая, но не до такой же
степени! Я разделась тут, а платье спрятала за кроватью.
- Боже мой!.. Ты...
- Да, - сказала она, страстно глядя ему в глаза. - Я уже все решила.
Давно решила. Я знала, что рано или поздно это произойдет. И когда мы
получили известие о твоем возвращении, я чуть не потеряла голову от
счастья. Я ехала в Тараскон не на твою коронацию, а чтобы увидеть тебя,
чтобы... чтобы быть с тобой здесь, в твоей спальне, чтобы принадлежать
тебе... Ну почему ты не целуешь меня, Филипп? Дорогой мой, любимый...
Он рывком привлек ее к себе и покрыл ее лицо нежными поцелуями. Затем
опустился на колени и обнял ее ноги.
- Амелинка, родная моя сестричка...
- Нет, Филипп, - твердо произнесла Амелина. - Я больше не хочу быть
твоей сестричкой - ни родной, ни двоюродной. Я хочу быть твоей любимой.
Филипп потерся щекой о ее бедро. Сквозь тонкую ткань рубашки он
чувствовал тепло живого тела - такого соблазнительного и желанного.
Амелина ерошила его волосы; ему было немного больно и невыразимо приятно,
и он постанывал от наслаждения.
- А знаешь, милый, никто не верит, что между нами ничего не было.
Даже Гастон. Когда наш лекарь сказал ему, что я еще девственница, брат
долго хохотал, затем разозлился, обозвал мэтра дураком и невеждой и чуть
было не прогнал его. Мне едва удалось уговорить Гастона, чтобы он изменил
свое решение.
- Бедный лекарь, - с улыбкой произнес Филипп. - За правду пострадал.
- А Симон, глупенький, так и не понял, что это он сделал меня
женщиной.
Филипп все еще стоял на коленях и жался к ее ногам.
- У вас есть сын, Амелинка.
- Да, есть. Жаль, что не ты его отец.
- Симон мой друг, - в отчаянии прошептал Филипп.
- А я твоя подруга, и я люблю тебя. Больше всего на свете люблю. В
детстве я так мечтала стать твоей женой, да и Гастон хотел, чтобы мы
поженились, и очень неохотно выдал меня за Симона.
- Но ведь ты не возражала.
- А с какой стати мне было возражать? Если бы ты знал, что я
пережила, когда мне стало известно о твоей женитьбе на этой... на кузине
Эрнана. Я была убита, я думала, что умру, я не хотела жить! А Симон все
утешал меня, утешал... И вообще, он такой милый, такой добрый, так меня
любит... - Внезапное всхлипывание оборвало ее речь.
Филипп тоже всхлипнул.
- Но ты... Ты всегда был для меня самым лучшим, самым дорогим, самым
милым, самым... самым... Господи! Да все эти годы я жила одной лишь мыслью
о тебе... - Она всхлипнула снова. - Когда умерла твоя жена, я была
беременна... Увы!.. И к счастью для Симона... Иначе я сбежала бы от него,
приехала бы к тебе в Кантабрию, жила бы там с тобой как твоя любовница, и
чихала бы на все сплетни, на все, что обо мне говорили бы, как бы меня
называли. Главное, что я была бы с тобой.
- Мне тебя очень не хватало, сестренка. Я часто думал о тебе, там, на
чужбине...
Амелина вздрогнула всем телом. Филипп поднял голову и враз вскочил на
ноги.
- Амелиночка, не надо плакать, родная моя. Все, что угодно, только не
это. Или я тоже заплачу, я это умею.
Глаза его вправду увлажнились. Он взял ее руку и провел ею по своей
щеке.
- Вот видишь! Не надо, прекрати, любимая.
Амелина улыбнулась сквозь слезы.
- Любимая? Ты сказал - любимая?
Вместо ответа Филипп обцеловал ее лицо и руки. Она наклонила голову и
впилась зубами в его плечо.
- Амелина, не кусайся, милочка.
- А ты делай что-нибудь, не стой как вкопанный.
Филипп подхватил ее на руки и забрался вместе с ней на кровать.
- И что же теперь будет с Симоном? - спросил он то ли у нее, то ли у
себя.
- Не знаю... И знать не хочу... Прости меня, Господи, грешную! - И
Амелина прижалась губами к его губам в страстном поцелуе.
"Прости меня, Симон, грешного", - напоследок подумал Филипп, со всей
ясностью осознав, что уже не сможет спасти мир от появления еще одной
прелюбодейки.
Да и не хочет этого.
15. МЫ ЗНАКОМИМСЯ ЕЩЕ С ДВУМЯ ПЕРСОНАЖАМИ НАШЕЙ
ПОВЕСТИ, А ЗАТЕМ НАДОЛГО ПРОЩАЕМСЯ С НИМИ
Когда во время охоты он неожиданно упал с лошади, то счел это лишь
очередным звеном в длинной цепочке досадных неприятностей сегодняшнего дня
- далеко не лучшего дня в его жизни. Он даже не подозревал, что именно в
этот день ему улыбнулась удача, а впоследствии и вовсе позабыл об
инциденте, случившемся вскоре вслед за этим и во многом предопределившим
его дальнейшую жизнь... Впрочем, обо всем по порядку.
Травля оленя была в самом разгаре, так что неудивительно, что никто
из ее участников, включая слуг, не заметил его падения. Он же не позвал на
помощь, не затрубил в рог, а лежа под кустом, страстно благодарил бога и
хвалил себя за проявленную ловкость, что при таком внезапном падении не
разбился, ничего не сломал, даже как следует не ушибся и лишь отделался
легким испугом да поначалу острой болью в правом плече, которая, однако,
быстро прошла.
"Ну, нет! - подумал он. - На сегодня с меня хватит. Я уже сыт по
горло и олениной, и всяческой дичью пернатой, и вообще этой чертовой
охотой - глядишь, еще объемся... Вернусь-ка я лучше обратно. От греха
подальше..."
Окрестности были знакомы ему с детства. Кряхтя, он поднялся с травы и
уверенно двинулся навстречу своей судьбе.
Небольшой замок, служивший ему охотничьей резиденцией в этих краях,
находился невдалеке. Молодой вельможа шел не спеша, мурлыча себе под нос
какую-то песню, по-видимому, собственного сочинения, так как время от
времени он изменял в тексте отдельные слова и целые строки, недовольно
морщился, если у него что-то не получалось, и удовлетворенно хмыкал, когда
находил удачную метафору.
Углубленный в это занятие вельможа-поэт не смотрел, куда несут его
ноги, что нередко случается с каждым из нас, когда мы идем по знакомой
местности, имея вполне определенную цель своего путешествия и думая о
каких-нибудь отвлеченных вещах. Позже он вспомнил, что по пути сделал
большой крюк, но только небрежно пожал плечами: эка невидаль, всяк бывает.
Ему и в голову не пришло, что может быть, это не случайность, не простое
стечение обстоятельств, что как раз тогда, когда он приблизился к широкой
трактовой дороге, рассекавшей пополам безбрежное море окружающего леса,
как раз в том самом месте, прямо перед ним, а не за милю или две от него,
раздался исполненный отчаяния крик:
- Люди! На помощь!
Вернувшись из мира поэтических грез к суровой действительности, в
которой люди страдают и умирают по-настоящему, а не понарошку, молодой
вельможа поспешил на голос и вскоре увидел троих бродяг, окруживших
посреди дороги одинокого всадника. Двое пытались стащить свою жертву с
седла, а третий крепко держал за узду старую пегую клячу, такую жалкую с
виду, что к ней никак не подходило гордое название "лошадь".
Не замедляя шаг, охотник выхватил из ножен меч, одновременно поднес к
