подвернувшийся под руку доллар, не преследовал его с
охотничьим рогом и гончими, но предпочитал ловить его на
блестящую редкостную мушку в водах диковинных рек.
И все-таки он был хороший делец, и его планы, несмотря на
всю их фантастичность, были так же всесторонне обдуманы, как
планы какого-нибудь строительного подрядчика. Во времена
короля Артур а сэр Уильям Кьоу был бы рыцарем Круглого
Стола. В наши дни он разъезжает по свету, но цель его - не
Грааль, а Игра.
Через три дня после отъезда Джонни два маленьких парусных
судна появились у берегов Коралио. Вскоре одно из них
спустило на воду шлюпку, и в ней прибыл загорелый молодой
человек. У молодого человека был острый, сметливый глаз; с
удивлением осматривал он диковинки, которые видел вокруг.
Кто-то на берегу указал ему, где контора консула, и туда он
направился нервной походкой.
Кьоу сидел, развалившись, в казенном кресле, рисуя на
кипе казенных бумаг карикатуры на дядюшку Сэма. Когда
посетитель вошел, он поднял голову.
- Где Джонни Этвуд? - деловым тоном спросил загорелый
молодой человек.
- Уехал, - ответил Кьоу, тщательно отделывая галстук
дядюшки.
- Узнаю моего Джонни! - сказал загорелый, опираясь
руками о стол. - Такой он всегда был. Чем заниматься
делом, шляется где-нибудь по пустякам. А скоро он вернется?
Кьоу подумал и сказал:
- Едва ли.
- Бездельничает, как всегда, - сказал посетитель
убежденно добродетельным тоном. - Никогда у него не было
выдержки: работать и работать до конца, чтобы добиться
успеха. Как же он может вести дело здесь, если он даже в
конторе не бывает?
- Теперь это дело поручено мне, - сказал заместитель
консула.
- Вам! А, вот оно что! Скажите же мне, где фабрика?
- Какая фабрика? - спросил Кьоу с учтивым любопытством.
- Да та, где обрабатывают эти репейники! Что с ними там
делают, кто его знает. Вот эти два судна доверху набиты
репейником, я сам зафрахтовал их. Продам вам всю партию, и
дешево. В Дэйлсбурге я нанял всех женщин, мужчин и детей
специально для сбора репейника. Собирали целый месяц без
отдыха. Все думали, что я сумасшедший. Ну, теперь я могу
продать вам всю свою партию по пятнадцати центов за фунт. С
доставкой, пересылкой и другими накладными расходами. И
если вам нужно еще, мы поднимем на ноги всю Алабаму.
Джонни, когда уезжал сюда, обещал мне, что, если наклюнется
какое-нибудь выгодное дело, он тотчас даст мне знать. Могу
ли я подъехать к берегу и разгрузиться?
Огромная, почти невероятная радость засветилась на
розовой физиономии Кьоу. Он уронил карандаш. Его глаза
обратились к загорелому молодому человеку, в них отразились
и веселье и страх. Он боялся, как бы все это прелестное
событие не оказалось сновидением.
- Ради бога, - сказал он взволнованно, - скажите мне: вы
Динк Поусон?
- Меня зовут Пинкни Доусон, - ответил король репейного
рынка.
В тихом упоении Кьоу соскользнул с кресла на пол, на свой
любимый коврик.
Немного было звуков в Коралио в этот душный и знойный
полдень. Среди них мы могли бы упомянуть восторженный и
неправедный хохот простертого на коврике ирландского янки,
пока загорелый молодой человек стоит и смотрит на него
проницательным глазом в великом изумлении и замешательстве.
А также топ-топ-топ- топ многих обутых ног, шагающих по
улицам. А также тихий шелест волн Караибского моря,
омывающего этот исторический берег.
1) - Блаженное безделье (итал.).
2) - Что случилось? (испан.).
3) - Какие колючие дьяволы! (испан.).
4) - То есть больше ста килограммов.
5) - Дядя Сэм - символ Соединенных Штатов. Его принято
изображать в виде сухопарого верзилы с длинной бородкой,
в жилете, усеянном звездами (национальный флаг).
О.Генри.
Художники
Перевод К. Чуковского
Огрызок синего карандаша служил Кьоу жезлом, с помощью
которого он совершал предварительные действа своего
волшебства. Зажав его в пальцах, он покрывал бумагу
диаграммами и цифрами, выжидая, когда Соединенные Штаты
пришлют в Коралио заместителя вышедшему в отставку Этвуду.
Новый план, зародившийся у него в уме, поддержанный его
отважным сердцем и зафиксированный его синим карандашом,
строился на свойствах и человеческих слабостях нового
президента Анчурии. Эти свойства, а также ситуация, из
которой Кьоу надеялся вытянуть золотую дань, заслуживают
того, чтобы мы изложили их более подробно, дабы связь
событий стала понятнее.
Великие таланты президента Лосады - многие звали его
диктатором - были бы заметны даже среди англосаксов, если бы
к этим талантам не примешивались другие черты, мелочные и
пагубные. Благородный патриот (в духе Георга Вашингтона,
которому он поклонялся), он обладал душевными силами
Наполеона и в значительной мере - мудростью великих
мудрецов. Все это давало бы ему несомненное право
именоваться "Достославным Освободителем Народа", если бы не
его изумительное и несуразное чванство, которое отодвигало
его в менее достойные ряды диктаторов.
Правда, он сослужил своей родине великую службу. Могучей
дланью он встряхнул ее так, что с нее чуть не спали оковы
оцепенения, лени, невежества. Анчурия чуть было не стала
державой, с которой считаются другие нации. Он учреждал
школы и больницы, строил мосты и шоссе, строил железные
дороги, дворцы. Щедрой рукой раздавал он субсидии для
поощрения наук и художеств. Он был абсолютный тиран и в то
же время кумир народа. Богатства страны так и текли к нему
в руки. Другие президенты грабили без толку. Лосада хоть и
стяжал несметные суммы денег, все же некоторую долю уделял и
народу.
Его наиболее уязвимым местом, была ненасытная жажда
монументов, похвал, славословий. В каждом городе он
приказал воздвигнуть себе статуи и на пьедесталах высечь
слова, восхваляющие его величие. В стены каждого
общественного здания вделывались мраморные доски с
надписями, повествующими о его великолепном правлении и о
благодарности его верноподданных. Статуэтки и портреты
президента наполняли всю страну, их можно было видеть в
каждом доме, в каждой лачуге. Один из лизоблюдов при его
дворе изобразил его в виде апостола Иоанна, с золотым
ореолом вокруг головы и целой шеренгой приближенных в полной
парадной форме. Лосада не усмотрел в этой картине ничего
непристойного и распорядился повесить ее в одной из церквей
столицы. Одному французскому скульптору он заказал
мраморную группу, где рядом с ним, президентом, стояли
Наполеон, Александр Великий и еще два-три человека, которых
он счел достойными этой чести.
Он обшарил всю Европу, чтобы добыть себе знаки отличия.
Деньги, интриги, политика - все годилось как средство
получить лишний орден от королей или правителей. В особо
торжественных случаях вся его грудь, от одного плеча до
другого, была покрыта лентами, звездами, орденами, крестами,
золотыми, розами, медалями, ленточками. Говорили, что
всякий, кто мог раздобыть для него новую медаль или
как-нибудь по-новому прославить его, получал возможность
глубоко запустить руку в казначейство республики.
На этом-то человеке и сосредоточились помыслы Кьоу.
Благородный разбойник заметил, что на тех, кто льстит
непомерному честолюбию Лосады, целыми потоками льется дождь
богатых и щедрых милостей. Кто же вправе требовать от него,
от Кьоу, чтобы он раскрыл зонтик для защиты от этого ливня!
Вскоре в Коралио прибыл новый консул и освободил Кьоу от
временного исполнения обязанностей. Новоприбывший был
молодой человек, только что с университетской скамьи, и цель
жизни у него была одна: ботаника. Консульская служба в
Коралио давала ему возможность изучать тропическую флору.
Очки у него были дымчатые, а зонтик зеленый. На прохладной
террасе консульства он поместил такое количество
всевозможных растений, что не осталось места ни для бутылки,
ни для кресла. Кьоу посмотрел на него с тоскою, но без
всякой вражды, и начал упаковывать свой чемодан, ибо его
новые планы требовали путешествия за море.
Вскоре снова прибыл "Карлсефин" - пароход-бродяга - и
стал грузиться кокосовыми орехами для нью-йоркского рынка,
Кьоу устроился пассажиром на этот пароход.
- Да, я еду в Нью-Йорк, - говорил он знакомым,
собравшимся на берегу проводить его. - Но не успеете вы
соскучиться, как я буду здесь опять. Надо же заняться
художественным воспитанием этой желто-черно-красной страны.
И не такой я человек, чтобы оставить ее в ранних конвульсиях
цинкографической стадии.
С этой загадочной декларацией он взошел на пароход.
Через десять дней, дрожа от холода и высоко подняв
воротник своего легкого пальто, он ворвался в мастерскую
Кэролоса Уайта на верхнем этаже многоэтажного дома на
Десятой улице в Нью-Йорке.
Кэролос Уайт курил папиросу и поджаривал на керосиновой
печке колбасу. Ему было всего двадцать три года, и его идеи
об искусстве были чрезвычайно благородны.
- Билли Кьоу! - вскричал Уайт, протягивая левую руку (в
правой была сковородка). - Откуда? Из каких
нецивилизованных стран?
- Здравствуй, Кэрри! - сказал Кьоу, пододвигая стул к
печке и грея около нее окоченелые пальцы. - Хорошо, что я
разыскал тебя так скоро. Я целый день рылся в телефонных
книжках и картинных галереях и ничего не нашел, а в
распивочной за углом мне сразу сказали твой адрес. Я был
уверен, что ты все еще не бросил своего малевания.
Кьоу окинул стены мастерской испытующим взором.
- Да, ты настоящий художник, - объявил он, несколько раз
кивнув головой. - Вот эта картина, большая, в углу, где
ангелы, зеленые тучи и фургон с оркестром, превосходно
подойдет для нас. Как называется эта картина? "Сцена на
Кони- Айленд"? (1}
- Эта? Я хотел назвать ее: "Илья-пророк возносится на
небо", но, может быть, ты ближе к истине.
- Дело не в названии! - философски заметил Кьоу. -
Самое главное - рама и пестрые краски. Теперь я скажу тебе
без околичностей, зачем я пришел к тебе. Я проехал на
пароходе две тысячи миль, чтобы вовлечь тебя в одно
предприятие. Чуть только я затеял это дело, я сразу же
подумал о тебе. Хочешь поехать со мною, чтобы смастерить
одну картину? Работать три месяца. Пять тысяч долларов.
- А какая работа? - спросил Уайт. - Рекламы о средствах
для ращения волос? Об овсяной каше?
- Никакой рекламы тебя малевать не заставят!
- Что же это за картина?
- Долго рассказывать.
- Ничего, рассказывай. А я, уж извини, буду следить за
колбасой. Чуть она примет ван-дейковский коричневый тон,
нужно снимать. Иначе пиши пропало.
Кьоу рассказал ему весь свой проект. Они должны были
поехать в Коралио, где Уайту надлежало разыграть из себя
знаменитого американского художника- портретиста, который
будто бы разъезжает по тропикам для отдохновения от
напряженной и высокооплачиваемой работы. Можно было с
уверенностью сказать, что художник с такой репутацией
непременно получит казенный заказ - увековечить на полотне
бессмертные черты Лосады - и окажется под тем ливнем
червонцев, который обеспечен каждому, кто умеет играть на
слабой струне президента.
Кьоу решил назначить десять тысяч долларов. Случалось,
художникам платили за портреты и больше. Расходы по
путешествию пополам, все доходы тоже пополам. Такова была
схема; он сообщил ее Уайту. С Уайтом он познакомился на
Западе еще до того, как один посвятил себя искусству, а
другой ушел в бедуины.
Заговорщики покинули мастерскую и заняли уютный уголок в
кафе, где и просидели до ночи в обществе старых конвертов и
огрызка синего карандаша, принадлежавшего Кьоу.
Ровно в полночь Уайт скрючился на стуле, положив
подбородок себе на кулак, и закрыл глаза, чтобы не видеть
безобразных обоев.
- Хорошо, я поеду, Билли, - сказал он спокойно и твердо.
- У меня есть две-три сотни, чтобы платить за колбасу и
мастерскую, я рискну. Пять тысяч! Эти деньги дадут мне
возможность уехать на два года в Париж и на год в Италию.
Завтра же начну собираться.
- Ты начнешь собираться через десять минут. Завтра уже
