мафиозного толка. Они были почти столь же свирепы и решительны, как и
ирландцы, а по коварству и хитрости не уступали евреям. Евреи, впрочем,
сумели занять свою нишу в преступном мире Нью-Йорка, Лас-Вегаса и ряда
других городов. Они признали главенствующую роль сицилийцев и успешно с ними
сотрудничали до тех пор, пока под влиянием пресловутого американского образа
жизни не начали вырождаться и разваливаться изнутри сами сицило-американская
и еврейская преступные системы.
В этом смысле государство Бабилон было уникальным местом, где
государственная преступность, в лице бесконтрольной диктатуры, гармонично
сочеталась с уголовной преступностью, представленной всевозможными ее
разновидностями.
Крупнейшие города -- Бабилон, в меньшей степени Иневия и курортные Фибы
-- являлись бандитскими заповедниками. Местные и пришлые, типа
сицило-американских, банды строились по территориально-патриархальному типу,
где стая, предводительствуемая вожаком, прочесывала свои охотничьи угодья в
поисках добычи, охраняла их от соседей, при случае расширяла за счет более
слабых соседей, обрекаемых на уничтожение. Постепенно в этом мирке
складывались свои традиции, обычаи и ритуалы, нередко нарушаемые, но тем не
менее общепринятые. Так, например, если лидеры влиятельных банд
договаривались о встрече и переговорах, то вне зависимости от состояния
войны или мира между ними каждая сторона не могла быть представлена более
чем тремя делегатами, а сами переговоры должны были проходить только в
закрытом помещении. Считалось дурным тоном давать интервью журналистам,
серьезно торчать на наркоте и гомосечить.
Большим достижением для столичных бандитов было организовать своим
людям неизбежные отсидки в комфортных условиях "Пентагона", бабилонской
тюряги, которую по привычке еще называли крыткой, хотя таковой она уже не
являлась. Здесь совпали интересы политической верхушки, не желающей смешения
провинции и развращенной крамольниками столицы, и интересы бандитского
уголовного мира, которому отнюдь не улыбалось доходить в южных и
юго-восточных зонах. В Пентагоне были представлены все или почти все
криминальные гнездовья Бабилона. Они содержались раздельно друг от друга,
при вынужденных контактах не дружили, но и не воевали, даже если на воле шла
война. Подкуп надзирателей мог проходить разными способами и путями, но
обязательно согласованными между группировками, чтобы не взвинчивать цены на
услуги и не ставить себя в тяжелую зависимость от властей. Побеги из тюрьмы
были категорически запрещены, чтобы не привлекать внимания властей к обжитой
и прикормленной "зоне" (хотя "зоной" ее называли только в городе и в самой
тюрьме, и нигде больше).
В Бабилоне совершали преступления не только бандиты. Обезумевшие
наркоманы воровали, грабили и убивали, чтобы иметь деньги на дозу,
хулиганили на ночных улицах компании пьяных шакалят, семейные ссоры часто
завершались кухонным ножом, по статистике самым распространенным орудием
убийства. Действовали в городе и профессиональные урки: домушники, скокари,
щипачи (с некоторых пор принявшие наименование "карманники"), изредка --
медвежатники. Эти никому не платили оброка и ни у кого не спрашивали
разрешения на свою деятельность. Бывали случаи, когда обворовывали даже
кого-нибудь из Дядей или их родственников. Конечно, подымалась на ноги
братва, шел свой подпольный розыск похищенного, переговоры, дознания и т. д.
Пойманному виновнику приходилось очень туго -- чаще всего его убивали, но
попробуй его поймай: он птица перелетная, сегодня здесь, а завтра там. Если
же воришку прихватывали власти, то на "Пентагоне" ему не сидеть... Иногда
пробовали, находились экспериментаторы... Но "классовая" бандитская
солидарность не оставляла жизненного пространства для таких смельчаков, в
лучшем случае их опускали -- насиловали, чаще -- опять же убивали. Но и
бабилонским на бескрайних просторах юга не было места для отсидки, их не
принимала живыми ни одна "проба" страны -- ни "ржавые", ни "скуржавые", ни
"медные", ни даже "жестяные"...
Когда-то, очень давно, еще до войны, преступный мир страны Бабилон,
отбывающий наказание на лесоповалах, рудниках и приисках, был весьма прост
по своей структуре: основу составляли с одной стороны "фраты", они же
"ломики" -- простой народ, сидящий по вине, безвинно ли, но не по призванию,
и ржавые урки с другой стороны -- "бродяги", "чесноки", то есть
уголовники-аристократы, живущие по своим законам, для которых тюрьма (в
широком смысле слова) -- дом родной. Первые были -- проба жестяная, вторые
-- золотая. Первые ишачили на себя и на вышестоящих, вторые составляли
"теневой кабинет", вершивший внутренний суд и расправу согласно тюремным и
блатным законам. Первых было гораздо больше, вторые были сплоченнее и
предприимчивее... Существовали и прослойки, помимо двух основных классов, --
"кожаные", "парафины", "скуржавые", они же "особаченные", "нержавейка"...
Кожаные, самая низкая проба, -- пассивные педерасты либо изнасилованные. Они
презираемы всеми, и обижаемы, и избиваемы. Но не дай бог возмутиться и
восстать кожану, защитить свое попранное достоинство -- убьют без разговоров
и обсуждений. Ненамного выше парафины -- неопрятные, опустившиеся собиратели
помоев и объедков, к ним прикасаться -- западло. И хотя ложки у них не
дырявые, но спят они в районе "насеста", то есть в том углу барака или
камеры, где обитают кожаны.
Скуржавые -- это те из золотых, кто скурвился или иным способом
настолько провинился, что ему не просто "дали по ушам" -- разжаловали в
жестяные, но объявили всеобщим врагом и гадом, променявшим урочью честь на
тридцать "скуржавчиков". Нержавейка -- те из простого ломового люда, кто
истово придерживался золотой пробы в своих взглядах, состоял подхватчиком
при ржавых, но сам таковым еще не являлся. Нержавейкой их прозвали, по
некоторым версиям, и за то еще, что они, в отличие от ржавых, могли без
ущерба для своей репутации вставлять себе зубы не из золота, а из
бериллиевой бронзы или вообще из нержавейки. Но наиболее козырной пробой,
ныне вымершей, призраком из смутных легенд, являлись "Большие Ваны". Сами
ржавые считали себя их наследниками. Так было в заповедные предвоенные годы,
о которых очень любят вспоминать и ностальгировать старые урки. Было -- да
сплыло. Все перевернула война...
Бабилон смутно представлял себе европейскую политику, в Лигу Наций не
входил, отказался и участвовать в создании оси Берлин--Рим--Токио--Бабилон.
Господин Президент не верил никому -- ни Гитлеру, ни Сталину, ни Рузвельту.
Черчилля же он просто ненавидел, подозревая того в попытках вновь превратить
Бабилон в колонию. Поэтому Гитлер и решил захватить суперплацдарм на юге
Атлантики -- богатейшую по сырьевым запасам страну, которая в военном
отношении разве что чуть сильнее Марокко, но без англо-американской защиты.
Так в августе 1941 года началась операция "Валгалла", в которой принимало
участие до четырехсот тысяч немецких солдат и офицеров -- сухопутные войска
и ограниченная поддержка с воздуха и моря. Для быстротечности операции
придан был и танковый корпус (укомплектованный наполовину). Однако Гитлер
явно недооценил полководческий гений Господина Президента. Господин
Президент взялся сам руководить военными действиями, наугад сочетая разумные
и волевые решения. Весь пролив Дрейка был нафарширован подводными минами,
чтобы на Бабилон-столицу не случилось атак с моря. Была объявлена тотальная
мобилизация, промышленность переключилась на военные рельсы, из-за моря
срочно завозили военную технику, обновляли военно-воздушный флот и пополняли
военно-морской, началась усиленная борьба со шпионами, диверсантами и
вредителями. Лица с немецкими фамилиями без разбора сгонялись в спецзоны.
Под горячую руку туда же загремели евреи с двусмысленными фамилиями типа
Бетгер. Напрасно бедолаги демонстрировали свой идиш и потрясали
скальпированными залупами -- большинству из них пришлось сидеть до конца
войны.
Опытные и грамотные вояки, немцы с налету взяли миллионный Картаген с
его нефтепромыслами, в считанные недели оборудовали укрепрайон и явно
готовились к осени (по-бабилонски к марту-апрелю) заставить Бабилон
капитулировать. Однако Господин Президент рассудил иначе и отдал приказ:
Картаген освободить до Дня Независимости 11 февраля, немцев изгнать с родной
земли. Средство для этого применили самое простое и действенное при большом
количестве материала: атаки в лоб. Погибло более полумиллиона кадровых
военных и ополченцев, однако успехи были скромнее, чем хотелось бы. Господин
Президент развязал мошну: колоссальный золотой запас безоглядно тратился на
новые и новые вооружения, все более мощные и совершенные. Внешняя разведка
получила умопомрачительные финансовые вливания и в поисках военных секретов
напоролась на ядерные разработки... Но вот с живой силой -- восстановить
ресурсы было не так просто, и тогда вспомнили о сидельцах: хочешь жить на
свободе -- искупи вину кровью. Сотни тысяч заключенных предпочли штрафные
роты лагерям, среди них было немало золотых...
4 февраля Картаген был освобожден. 2 марта потопили последний транспорт
с остатками немецких дивизий, некогда вторгшихся в Бабилон, а теперь
спасавшихся бегством. Бабилон положил в землю пять своих, чтобы справиться с
одним немцем, но приказ Президента был выполнен буквально: с бабилонской
земли живым не ушел никто. Почти не брали и пленных. Мода такая возникла в
войсках: пленных не брать. Командование в последние недели войны отдавало
приказы, сулило ордена за пленных, усиливало пропаганду -- ничто не
помогало. После успешной атаки в бункерах и окопах находились только трупы
-- с огнестрельными, колотыми, резаными и иными ранами, живых не было.
Особенно беспощадными и яростными были штрафники, всегда бросаемые в самое
пекло...
Но по ржавому закону -- государству урка не слуга. В тылу ли, на войне
служил -- значит, особачился, стал скуржавым -- общий привет! Хочешь жить --
объявись жестяным и так живи. Но "воины" за собой вины не ощущали и
попытались качать права. Их попросту стали резать, даже не допуская
дискуссии, и тогда авторитеты из вояк постановили на своих сходках: да будет
так! Их проба -- скуржавая. Служба на "хозяина" -- в пределах закона, ИХ
закона! У любого ржавого есть выбор: принять новый закон или умереть.
Тюремные законы остаются прежними, порядки на зонах якобы остаются
прежними... Но коготок увяз -- всей птичке пропасть. Если можно служить
хозяину, значит, и в самодеятельности можно участвовать, и вообще активно
сотрудничать с администрацией зоны (не за красивые глазки, само собой, за
осязаемые выгоды). А господин кум -- он что, не администрация? Так возникли
узаконенные контакты с операми... Одним словом, в конфликте между ржавыми и
скуржавыми администрация взяла сторону последних. Однако многие, по старой
памяти, не хотели принимать закон, по которому можно лизать жопу
администрации. И здесь плохо, и туда не вернуться... Отрицая и тех и других,
"нигилисты", как поначалу они назвались, создали свой кодекс поведения. Но
малограмотные сидельцы переделали их самоназвание в "никелисты", так
родилась еще одна проба -- никель. А дальше роение проб приняло массовый
масштаб. Образовались свинцовая, медная, еще какие-то и даже стальная пробы.
Стальную, к примеру, образовали жестяные -- работяги. Бывало такое, что
