высокой пробы, но никто его не любил, никто не скорбел о его смерти -- не
было у него ни друзей, ни родственников. Только толстая Марго, непривычно
вся в черном, с букетиком незабудок в пухленьких лапках, всплакнула о
непутевом ирландце, но думала скорее не о нем даже -- о бренности, о
растраченной жизни, о собственном будущем, неясном теперь, а поэтому
тревожном...
Мировая общественность с вялым ужасом восприняла криминальные вести из
Бабилона: в этой стране человеческая жизнь -- копейка. Так было, есть и
будет в обозримом будущем. Австралию тоже основали каторжные, но ведь стала
она цивилизованной и безопасной для своих детей... Бабилон -- это Бабилон;
если каждый очередной президент безраздельно и безотчетно распоряжается
жизнями всех жителей, если переполнены политические и уголовные тюрьмы и
лагеря, что можно ждать от граждан, для нескольких поколений которых понятия
"законность" и "конституция" -- пустые слова на красивой бумаге?
Чрезвычайный и полномочный посол США в Аргентине, он же по совместительству
посол в Бабилоне, выразил озабоченность насильственной смертью ряда граждан
США итальянского происхождения. Посол Италии дипломатично промолчал,
поскольку на итальянских гражданах клейма некуда было ставить, двое так
вообще находились в бегах.
Дядя Джеймс, земля ему пухом, умел смотреть далеко вперед. С его
смертью кокаиновый проект заглох, но не умер. Идеи витают в воздухе, как
выразился кто-то из мудрых, кокаиновая идея получила свое продолжение и
смертоносный расцвет через считанные годы, с участием других действующих
лиц. Были тому веские причины, которые сильнее желания или воли отдельных
человеческих единиц, пусть и наделенных временно обширными полномочиями и
властью. Героиновый бизнес катился в кризис: власти развитых государств
основательно взялись за борьбу с торговлей героином, объединяя для этого
немалые свои возможности. Увеличивались ассигнования для спецподразделений,
увеличивались тюремные сроки за героин, попадали в блокаду районы с
традиционным разведением опиумного мака, брались на карандаш и в тотальную
слежку героиновые дельцы (что превращало их жизнь в быстротекущий кошмар с
тюремным финалом). Действовала и пропаганда через средства массовой
информации: сидящие на игле -- так и сидели, их трудно было
распропагандировать или вылечить. Но они интенсивно вымирали, как водится, а
следующие поколения наркоманов приходили им на смену куда более скудными
потоками, люди боялись смертей и будущих ломок, поэтому сужался рынок сбыта.
Но, видимо, человечество не может долго обходиться трезвыми мозгами:
ему нужен табак и алкоголь, мистика и пейотль, ЛСД и массовые психозы на
массовых зрелищах. Вот тут-то и обрел второе дыхание кокаин -- "шампанское
среди наркотиков". Его не надо колоть в вену, он не отключает сознание, он
не вызывает сколько-нибудь серьезных ломок при отсутствии привычных доз, он
обостряет восприятие, снимает усталость и повышает потенцию. Если знать меру
и не заходить далеко, -- уточняют и предостерегают самих себя любители этого
"шампанского". Однако довольно быстро, хотя и медленнее, чем в героиновом
случае, мера кокаинового увлечения начинает определяться только одним
фактором, одним-единственным: толщиной кошелька. Психологическое привыкание
таково, что безо всяких ломок кокаиновый адепт запросто пожертвует здоровьем
и благополучием детей и родителей в обмен на "ангельскую пыль". Безобидным
такое увлечение кажется, пока есть деньги и здоровье. И если
мультимиллионер, которому не надо заботиться о хлебе насущном, может нюхать
кокаин без ущерба для своего состояния, то здоровье телесное и психическое,
увы, не безразмерно и у богача. Цирроз печени, слабоумие, паранойя,
импотенция -- обычный букет последствий кокаинизма. Но тем не менее
человечество созрело в те годы для новой эпидемии, имя которой -- кокаин.
Первый период расцвета пришелся на конец девятнадцатого -- начало двадцатого
века, когда его спокойно и без рецепта можно было купить в любой аптеке. (О,
простодушная молодость человечества: тогда же, в начале века, было
изобретено мощное и стопроцентно излечивающее от морфинизма лекарство,
которое нарекли героином.) Перед Второй мировой войной кокаинизм стал редким
и экзотическим заболеванием, привилегией аристократических салонов, в
бунтарские шестидесятые получил свой сектор потребления и сбыта среди
простого народа, пребывая, однако, в тени буйно известных -- марихуаны, ЛСД,
героина.
Десятилетием позже позиции кокаина существенно окрепли, но это было
только начало. Боливия, Венесуэла, Колумбия, Перу способны были выращивать
на своих территориях растение коку в гораздо бо2льших против прежнего
масштабах, и они выращивали ее. Штаты и Западная Европа готовы были
пробовать что-нибудь "легонькое и бодрящее" и получили желаемое...
Но все это расцвело позже, много позже, а пока южноамериканский проект
усоп вместе с Дядей Джеймсом, Франком, Гиеной и многими другими делаварами
уголовного мира Бабилона.
Нестор за время адъютантства впитал в себя многое от своего
авторитетного шефа и нередко действовал, подражая ему в большом и малом.
Прежде всего он обзавелся "кадиллаком" и собственным адъютантом. "Кадиллак"
был пока простой, не бронированный, серийной сборки, адъютант выполнял также
обязанности собутыльника, поле деятельности было гораздо у2же, но не все же
сразу... Зато со штаб-квартирой он переплюнул неприхотливого Дудю: Нестор
купил на имя сестры огромную шестикомнатную квартиру с двумя кухнями и
туалетами на четвертом этаже дома старой постройки. Дом этот находился на
Седьмой улице, прямо напротив курируемого рынка, и был известен горожанам
старинной и шикарной, но в то же время общедоступной аптекой. Даже комнату
Нестор выбрал с эркером, как у шефа. ("Ох и крутой был мэн, доложу я вам, --
у него все по струнке ходили".) Прямо через улицу, между рынком и домом,
стоял обшарпанный пивной ларек, своего рода клуб-бомжатник для спившегося
отродья. Это сильно отражалось на санитарном состоянии парадной дома, где
угнездился Нестор. Тесный лифт и заколоченный черный ход во двор пропахли
мочой, казалось -- навсегда. Прохожие опасались ходить по вечерам мимо
темных подворотен и арок вдоль улицы, постовые дежурили парами, с кобурами и
дубинками наготове.
Может быть, Нестор и не смог бы поддержать разговор о тайнах мироздания
или об экологическом равновесии Атлантического океана, но экологическую
проблему своей парадной он решил весьма оперативно, хотя взялся поначалу не
с того конца. Несколько дней подряд два его мордоворота с утра и до вечера
дежурили на лестничной клетке с единственной целью: изобличать желающих
помочиться в лифте и его окрестностях и, крепко отметелив, вышвыривать на
улицу. Через двое суток постоянные посетители были отважены, но не было
никакой возможности прекратить поток случайных моченосцев, даже молва не
помогала, напротив: старожилы сделали из этого бесплатную потеху. На вопрос
залетного клиента: "Где бы поссать?" -- один из них обязательно отвечал: "А
где хочешь, вон хоть напротив заскочи". Доверчиво заскочившего через минуту
выбрасывали на пинках, а провокаторы смеялись от всего сердца.
Пришлось ночью разнести ларек в щепки, что, кстати, сопроводилось
казусом. Нанятые владельцем пострадавшего ларька четверо толстомясых
хулиганов пришли качать права и нагонять страху на Нестора, которого они не
знали в лицо и приняли за купчишку-нувориша. На их беду, в квартире в это
время оказалось с полдюжины Несторовых парней, да снизу подошли двое
дежурящих, почуявших развлечение. Куда они вляпались, хулиганы поняли
быстро, но все-таки с опозданием. Их зверски, до больничной койки избили, а
на владельца ларька наложили, понятное дело, контрибуцию.
Так или иначе, но через месяц от запаха в парадной не осталось и следа.
Бомжи и алкаши перебазировались к другому гадючнику, по вечерам уже никто не
кричал и не буянил в пределах прямой видимости, эти идиоты шкафорылые сразу
норовили выскочить и ударить в лоб, не разбирая правого и виноватого, одно
слово -- бандиты! Участковый тоже оказался понимающим парнем...
Подкидыш все-таки примкнул к Нестору, но на правах старого приятеля и
"молочного брата" (по адъютантству) потребовал себе кусок побольше, чем у
простого "пацана". Нестор не долго морщил лоб, а предложил Подкидышу
расширить владения за счет цветочного пятачка в двух кварталах от рынка,
возле станции метро. Выбирать не приходилось, и Подкидыш с ребятами на двух
моторах попробовал. Видимо, он родился под счастливой звездой: прежние
"хозяева" постепенно развалились и сгинули в тюрьмах и разборках, по инерции
часть торговцев платили дежурному по рынку, а многие не платили вообще.
Хулиганы же и бандитствующие соседи не могли себе представить, что такое
бойкое место никому не принадлежит.
Подкидыш за два дня решил все проблемы. Он получал отныне твердо
установленную таксу с "метра", он же оплачивал "услуги" полицейского
патруля, треть собранного отдавал Нестору (это называлось -- в общак), а
остальное делил между собою и несколькими ребятами, которые работали под
ним. Такое распределение прав и обязанностей имело свои плюсы и минусы. С
одной стороны, сюзерену типа Нестора не надо было заботиться о цветочном
пятачке -- на это есть Подкидыш, знай деньги получай, с другой стороны, по
прошествии времени Подкидышу могла прийти в голову мысль: а за что это я,
собственно говоря, плачу Нестору так много... и вообще -- почему я должен
ему платить?
Аналогичные соображения со временем проникали в головы и подчиненным
самого Подкидыша -- ведь они, в отличие от старшого, ежедневно, почти без
выходных, и в дождь и стужу горбатились здесь, а получали куда меньше, чем
могли истратить. Устойчивость системы, редко насчитывающей более
трех-четырех уровней подчинения, базировалась на личности вожака. Если он
силен, умен, свиреп и решителен, если у него есть организаторские
способности и знание людей -- его контора сильна и велика. Если он
состарился, заленился, оторвался от нужд и чаяний своей братвы, тяжело
заболел или еще каким-либо образом ослаб -- об него вытрут ноги и побегут
дальше за другим вожаком. Но чаще съедят.
Так возникали и рушились преступные княжества и королевства Бабилона,
Иневии, Нью-Йорка и Неаполя... Несколько иначе складывалась жизнь в
преступных сообществах, построенных по клановому, родовому, семейному
принципу. Мафиозные сицилийские семьи, гангстерские ирландские и еврейские,
в меньшей степени колумбийские и мексиканские скреплялись родственными и
земляческими узами. Состарившийся глава "семьи" сохранял главенство руками
зятьев и сыновей, братьев и племянников. Он мог уйти на покой и мирно
передать бразды правления им же назначенному преемнику. Такая система хорошо
работала в сицилийских и еврейских кланах. Ирландцам мешал природный буйный
нрав: против общего врага они действовали отчаянно и люто, но если врагов
поблизости не было -- они, во избежание простоев, начинали драться между
собой. Во времена сухого закона в Штатах именно клановые,
семейно-земляческие банды сумели доказать свою повышенную жизнеспособность
по сравнению с другими, когда на улицах американских городов гангстерская
война шла по принципу "все против всех". История преступных штатовских
сообществ тех времен вынесла свой вердикт: победили сицило-итальянские банды
