деревянным половицам, пытаясь встать.
"Папка! -- хотелось ему крикнуть. -- Мы же помирились, а потом спать
легли, я же ничего не сделал!" Но язык словно отнялся, и Гек только
беспомощно мычал.
-- Ты по карманам шарил? Ты, больше некому! Двери-окна изнутри закрыты,
где лавье, сучий потрох, -- сорок талеров было, где?!
Отец выпустил ухо, попытался перехватить поудобнее -- за волосы, но
пальцы только царапнули по макушке, не захватив ни единой пряди -- не успели
еще отрасти. Получив свободу, Гек обрел наконец дар речи:
-- Папка! Не брал я денег, ей-богу не брал! Ты поищи получше... Вон,
вон лопатник твой, под кроватью валяется! -- Ангел в два приема развернулся
и стал тупо вглядываться в полутьму под кроватью, покачиваясь и как бы
приседая на непослушных ногах. Часы на стене отстукивали начало пятого, на
улице еще не рассвело, в комнате ярко горел свет из трехрожковой люстры и
торшера в углу, недавнего отцовского приобретения. Гек, пользуясь моментом,
рванулся к двери и зацарапал по щеколде: в голове колотилась только одна
мысль -- удрать куда угодно, только бы оттолкнуть от себя вонючий отцовский
рот и отцовскую ненависть. Но он не успел, несмотря на пьяную одурь отец
оказался проворнее...
-- Там нет ничего, понимаешь? Нет бумажника под шконкой, такой вот
факт. Может, мне поглубже туда залезть, получше поискать? Залезть?
-- Залезь, -- покорно повторил Гек, смысл сказанного не проникал в его
затуманенный паникой разум.
От сильного удара ногой в грудь он потерял сознание еще на лету и не
почувствовал, как ударился головой о стенку и еще раз об пол -- уже всем
телом...
Первое, что он увидел, разлепив глаза, это босые отцовские ноги,
когтистые и давно не мытые, -- отец сидел за столом. Гек перевел глаза на
часы, которые показывали половину седьмого, но он не умел еще определять
время по циферблату, а потому и не понял, что пролежал без памяти полтора
часа. Он даже не сразу определил, в каком месте комнаты находится, а когда
осознал, что лежит под отцовской кроватью, то лишь вяло удивился. В голове
шумело, под ложечкой пульсировала горячая и тупая боль.
-- Очнулся, гаденыш? Слишком молод ты еще фуфло мне двигать... -- Ангел
уже успел побриться за это время и опохмелиться в меру, во всяком случае
выглядел он почти свежим и пребывал в хорошем расположении духа. -- Твое
счастье: нашлись деньги... Но тебе наука наперед -- не ври отцу. Замечу --
не помилую. Напакостил -- приди, скажи, пойму и разберу. Вырастешь -- еще
спасибо за науку скажешь. Почему по всей комнате мусор? Что жмуром
кидаешься? Я же вижу -- очухался. А ну, ползи сюда!
Гек неуклюже выкатился из-под кровати и попытался встать, но отец,
приподнявшись, ткнул его ногой и вновь повалил.
-- Ползи, я сказал!
Ползти было совсем недалеко, метра полтора, не больше, и Гек пополз.
Уже в непосредственной близости от отца он приподнялся на локтях и подобно
кобре метнулся головой вперед, вцепился зубами в большой палец правой ноги.
Лютая ненависть переполняла Гека, вся его жизнь, естество, разум и страсть
сплавились в одно: жажду немедленно убить родного батюшку, пусть только крик
его продолжается как можно дольше...
Второй раз он очнулся, когда за окном смеркалось. Отца не было -- ушел
куда-то, во рту горчили дряблые кровяные сгустки, не хватало четырех зубов,
двух верхних и двух нижних. На затылке, возле виска над ухом, на лбу
прощупывалось сразу несколько разнокалиберных шишек. Гек пошевелился и
понял, что может передвигаться без особых страданий. Когда он встал, чтобы
пойти в туалет, со лба свалилось влажное полотенце. Гек сообразил, что отец
перенес его на кровать. Он не знал, что отец, постучав его головой о
столешницу, испугался перспективы мотать срок за убийство собственного сына
и позвал знакомую бабку, промышлявшую надомными абортами. Та оказала, как
умела, первую помощь, наложила компресс, дала понюхать нашатырь и сделала
укол глюкозы в вену.
-- Косточки все целы, -- поджав губы, пропела она и, приняв гонорарный
червонец, ушла. Ничего этого Гек не помнил, он считал, что отец сменил гнев
на милость и простил сына. На кухне Гек нашел хлеб, пол-луковицы и остатки
каши. Он ел первый раз за эти сутки и подобрал все до крошки, несмотря на
то, что измочаленные десны очень болели. Запив водой из-под крана нехитрый
ужин, он поплелся обратно в комнату, лег на свою постель и стал ждать отца
-- без радости, но и без особенного страха.
Геку за восемь лет жизни не раз доводилось быть битым, хотя и не так
жестоко, но впервые он понял, что может отплатить тою же монетой и что
победителю и обидчику тоже может быть очень больно.
Отец пришел вполпьяна и, увидев сына практически здоровым, захотел с
ним примириться, великодушно забыв о прокушенном пальце, который пришлось
продезинфицировать и перевязать. И Гек не сразу, но поддался, оттаял и
помирился с отцом, и съел яблоко, хотя десны все еще саднили, а шишки ныли
при каждом движении челюстей.
Спать легли поздно -- ведь завтра воскресенье, а в понедельник уже надо
идти в новую страшную школу, как оно там будет? Отец тяжело захрапел, а Гек
все лежал и думал. Вдруг он понял, что отец никогда не купит ему собаку и не
пойдет в школу, чтобы защитить его от шпаны, что никому не нужна разбитая им
царевна-лебедь и что он один на свете. И Гек заплакал, беззвучно разевая
рот, тихо, чтобы не разбудить отца, вытирал одеялом лицо и снова плакал.
Отступила боль из маленького тела, утихли десны, -- зубы новые вырастут, он
знал это, и шишки сойдут... Но слезы лились и лились, не переставая, как
будто его сердце уже оплакивало потерю, пока еще недоступную для детского
ума. Да так оно и было на самом деле.
А в новой школе оказалось не так уж и плохо, во всяком случае, со
старой не сравнить. Гека побили в первый день учебы его же одноклассники, но
такова традиция для новичков, таковы правила, которым юные бабилонцы
следуют, не задумываясь об истоках, эти правила породивших. Точно так же
принимали ребят в подростковые банды и так же встречали в следственных
изоляторах несовершеннолетних кавалеров первой ходки. Мир жесток -- парень
должен показать, что он не баба и не слюнтяй, что он не струсит и не
развалится в критической ситуации, не заложит товарищей. А если, не дай бог,
дрогнет парнишка, заплачет или, еще хуже, пощады попросит -- не будет ему
жизни. Его судьба -- вечный ужас перед новым школьным (или дворовым) днем,
призрачная защита и месть обидчикам из рук тех, кому он должен стучать,
неизбывная тоска и привычное презрение к самому себе.
Конопатый ирландец, второгодник и задира, первый докопался до Гека,
пытаясь заставить его, как новичка, дежурить по классу вместо него. Гек
наотрез отказался и на первой же перемене вынужден был пойти во двор на
прокачку. Ирландец был на полголовы длиннее и в плечах гораздо шире Гека,
так что драка закончилась в одну минуту. Гек первым успел дважды ударить в
лицо, но от удара в лоб сам упал на пыльный асфальт, вскочил, попытался
ударить ногой в пах, а рукой в челюсть. Но пинок пришелся в бедро, а удар в
челюсть хоть и достиг цели, но также оказался слишком слабым для
здоровяка-второгодника -- Гека опять сшибли с ног. Ирландец навалился сверху
и прижал Гека лопатками к земле:
-- Будешь дежурить? Ну!
-- Нет! -- Гек грязно выругался и попытался боднуть головой.
-- А я сказал -- будешь! Будешь!?
-- Пусти, падла!
-- Говори -- будешь сегодня дежурить?
-- Нет. Пусти, говеха конопатая, пусти! -- Гек в ярости замолотил
ботинками по асфальту, пытаясь сбросить противника с себя, но это ему никак
не удавалось. Вдруг они расцепились: Гек продолжал лежать, а ирландца держал
за шиворот старшеклассник, по виду выпускник, без форменного галстука и
такой же бледный и рыжий (родной старший брат обидчика, как узнал Гек
позднее).
-- И в чем вопрос? -- пропел он, грозно улыбаясь.
-- Да так... свои дела... порядок в классе наводим. -- Ронни (так звали
паренька) почти отдышался и сделал было попытку высвободиться, но старший
держал его крепко.
-- Крысятничает, стучит, ссытся на уроках?
-- Не знаю еще, новенький он. Пусти...
Не ослабляя своего захвата, парень повернулся к Геку:
-- Что ему надо из-под тебя?
Гек не поддался на участливую фразу: пожалуешься -- себя уронишь. Но
старшему грубить -- боязно. Он уже встал, отряхнулся и теперь утирал сопли:
-- Сам не знаю, белены объелся, видать...
-- Говори ты, ну! -- Он встряхнул свою жертву и демонстративно медленно
собрал свободную ладонь в кулак.
-- Дежурить не хочет...
-- А очередь чья?
-- ...
-- Все ясно... -- Новоявленный судия поставил зачинщика перед собой,
отпустил и тут же дал пинка. Тот споткнулся было, но не упал и сразу же
набрал крейсерскую скорость, крича вполоборота невнятные ругательства.
-- Ты откуда к нам?
-- Из сто двенадцатой.
-- В айсорском крае, что ли?
-- Рядом.
-- Винегрет, да?
-- Угу.
-- Ваших здесь мало, смотри, пожалеешь еще...
-- Я-то при чем! Отец загнал...
-- Ты мне не буркай, а то я тебе так буркну, что и остальные зубы
выскочат! Молод еще -- на меня хвост подымать... Я тебя заметил, и если что
-- проклянешь день, когда родился. Деньги есть? Нет? А ну -- попрыгай... --
Гек попрыгал. -- А ну, повернись!.. -- Гек послушно повернулся и вдруг,
осененный догадкой, рванулся бежать; однако его прозрение запоздало: от
здоровенного пинка он нырнул носом в асфальт, но успел перекатиться кубарем,
вскочил невредимый и помчался в школу, где у входа дежурный по школе гремел
колокольчиком, объявляя о конце перемены.
После окончания уроков "крещение" продолжилось. Стая одноклассников
повлекла Гека на пустырь, и ему было предложено выбрать себе противника,
чтобы драться или бороться. "Драться". Драться -- до первой крови.
-- Вот с этим, Рони-пони, -- кровожадно заявил Гек, тыча указательным
пальцем в своего недавнего противника. На самом деле ему вовсе не хотелось
драться, но он знал порядки, помнил отцовские рассуждения типа "бей в глаз
основному, остальные сами обосрутся".
-- Мало тебе, еще хочешь? -- осклабился Ронни, но в глазах у него
промелькнула некоторая неуверенность, вызванная наглостью новичка.
Вторая стычка закончилась так же быстро, как и первая, и тоже в пользу
второгодника: он пустил кровь Геку из обеих ноздрей. Но на этот раз и Геку
повезло: отчаянным ударом слева он успел подвесить своему противнику хороший
синяк под правый глаз. Их развели, заставили пожать друг другу руки, ребром
ладони разбили рукопожатие, и Гек полноправным членом влился в школьную
семью, а точнее -- в белую ее половину.
Дети быстро ко всему привыкают, привык и Гек. Дружбы он по-прежнему ни
с кем не водил, но время проводил в новой компании, наравне со всеми. Учение
в школе проходило мимо сознания, разве что арифметика и чтение с письмом
давались ему не хуже, чем другим учащимся; основная жизнь начиналась после
уроков. Дел всегда было по горло: надо было патрулировать по границе района
и отлавливать зазевавшихся черномазых (когда те появлялись в не меньшем
количестве, становилось неясно -- кто кого отловил). Интересно было
охотиться на патлатых поклонников-битлистов, которые все чаще встречались на
центральных улицах, но на окраинах появлялись пока довольно редко. А можно
было следить за пьяными, в надежде, что те обронят деньги или уснут, --
чтобы обобрать и поделить. Но чаще всего играли "под патрончики". Ради игры
даже объявлялись перемирия с вражеской стороной, чтобы не мешать друг другу
