Я снова закрыл глаза от света и послал улавливающую мысль к одному из
уколов страха, чтобы определить источник эмоции. Большая часть их все еще
плавала вне поля моего действия. Одно такое ощущение я поймал поблизости
от двери моей тюрьмы - по крайней мере, мне так показалось. Я стал
зондировать этот мозг со всем усердием, какое мог собрать. Это было
равносильно чтению пленки, которая была не только перепроявлена, но и
изображала чужие символы. Эмоции ощущались, потому что базис эмоций
одинаков для всех. Все живые существа знают страх, ненависть, радость,
хотя источники и основания этих чувств могут быть самыми различными. Как
правило, страх и ненависть - самые сильные эмоции, и их легче всего
уловить.
В этом мозгу ощущался растущий страх, смешанный с гневом, но гнев был
вялым, он скорее был порожден страхом. К кому? К чему?
Я закусил губы и послал весь остаток сил, чтобы узнать это. Страх...
боязнь? Нужно... нужно избавиться... Избавиться от МЕНЯ!
И я понял, как будто мне сказали это вслух, что причиной страха было
мое присутствие здесь. Озокан? Нет, не думаю, чтобы Лорд, который силой
пытался выудить у меня сведения, вдруг сменил позицию.
Укол... укол. Я готовил свой мозг, подавляя изумление, возвращаясь к
терпеливой разработке этих путаных мыслей. Пленник - опасность - не я
лично был опасен, но мое пребывание здесь как пленника могло быть опасным
для думающего. Может быть, Озокан настолько преступил законы Йиктора, что
те, кто помогал ему или повиновался его приказам, имели основание бояться
последствий?
Могу ли я рискнуть на контрвнушение? Страх очень многих толкает к
насилию. Если я увеличу перехваченный мною страх и сконцентрирую его, меня
тут же прикончат. Я взвесил все за и против, пока устанавливал контакт
между нами.
В том, на что я решился, было так мало надежды на удачу, что все уже
лежало под тенью провала. Я собирался послать в этот колеблющийся мозг
мысль, что с исчезновением узника уйдет и страх, но узник должен
обязательно уйти живым. В самом простом сигнале, какой только я мог
выдумать, и с максимальным усилием я послал эту мысль-луч по линии связи.
Одновременно я медленно продвигался вдоль стены к скату, который вел
в камеру. По дороге я взял кувшин, выпил остатки воды и крепко зажал его в
руке. Я старался вспомнить, куда открывается дверь, поскольку мои глаза
были ослеплены, когда вошел Озокан. Наружу? Да, конечно, наружу!
Я поднялся до половины ската и ждал...
Освободить пленника... не будет страха... Освободить пленника...
Сильнее - он идет ко мне! Остальное будет зависеть только от удачи.
Когда человек кладет свою жизнь на такие весы - это страшное дело. Я
услышал звон металла. Дверь открылась. Ну!
Дверь качнулась назад, а я бросил вперед не только кувшин, но и заряд
страха. Кувшин ударился о голову стражника, тот вскрикнул и отлетел назад.
Я поднялся наверх, собрав последние силы, и вышел в дверь.
Моей первой мыслью было обыскать стражника и взять его меч. Даже с
незнакомым оружием я чувствую себя увереннее. Стражник не сопротивлялся. Я
подумал после, что заряд страха, ударивший в его мозг, был более сильным и
неожиданным, чем тот, что нанес его телу кувшин.
Я взял его за плечо и столкнул вниз, в тот погреб, откуда я вылез. К
счастью, он оставил закрывающий прут в двери, так что я быстро повернул
его и удалился.
Для начала я осмотрелся. Свет резал мои привыкшие к темноте глаза, но
я решил, что сейчас поздний вечер. Сколько дней я провел в камере, я не
знал, поскольку смена дней и ночей ускользнула от меня.
Во всяком случае, сейчас в этом коридоре не было никого, а мои планы
не шли дальше сиюминутного. Мне надо было добраться до выхода, и я не был
уверен, что не встречу кого-нибудь из гарнизона. Мыслеуловитель был
слишком слаб для разведки: я полностью израсходовал свой талант эспера,
когда заставлял стражника открыть мою камеру. Поэтому мне приходилось
рассчитывать только на физические средства и на оружие, которым я не умел
пользоваться.
Коридор повернул влево. В него выходили двери, и далеко впереди я
услышал голоса. Но другого пути не было, и я пошел вдоль стены, сжимая
меч.
Первые две двери, врезанные в стену, были закрыты, за что я вознес бы
благодарственную молитву, если бы имел возможность ослабить внимание. Я
знал, что мои способности эспера упали очень низко, но все-таки старался
использовать их остаток на установление какой-либо жизни поблизости.
Я пошел дальше. Голоса стали громче. Я уже различал слова на
незнакомом языке. Похоже на ссору. Из полуоткрытой двери лился яркий свет.
Я остановился и осмотрел дверь. Она тоже открывалась наружу, и щеколда
запиралась, как обычно в тюрьме, - прут вставлялся в отверстие и
поворачивался. Я держал взятый мною прут в левой руке, но подойдет ли он к
этой двери? Смогу ли я прикрыть дверь, чтобы люди внутри не заметили? Я не
рискнул заглянуть в комнату, но голоса там поднялись до крика, и я
надеялся, что в своей ссоре они не обратят внимания на дверь.
Я сунул меч за пояс, взял прут в правую руку, а ладонью левой
осторожно нажал на дверь. Она оказалась слишком тяжела для такого легкого
прикосновения. Я толкнул сильнее и замер: любой предательский скрип,
какой-нибудь перерыв в разговоре мог показать мне, что я сделал ошибку. Но
дверь все-таки двигалась, дюйм за дюймом и, наконец, плотно легла в свою
фрамугу. Скандал в комнате продолжался. Я вложил прут в отверстие
скользкими от пота пальцами. Он слегка упирался, и я готов был бросить
это, но вдруг он с легким щелчком встал на место, и я повернул его.
Все в порядке - замок закрылся.
Там, внутри, так шумели, что даже не заметили, что их заперли. Мне
уже дважды везло, и я подумал, что такая удача слишком хороша, чтобы
продолжаться и дальше.
Коридор еще раз повернул, и я опять мог заглянуть в окно. Я угадал
правильно, был вечер, отблески заходящего солнца лежали на мостовой и на
стене. Ночь, как известно, друг беглеца, но я даже не думал, что буду
делать в незнакомой местности, если выйду из крепости Озокана. Два шага
сразу не делаются - я думал только о том, что буду делать сию минуту.
Передо мной была широко открытая дверь во двор. Я все еще слышал
ссорящиеся голоса позади, но пытался теперь уловить звуки снаружи. Оттуда
донесся резкий высокий звук, но это кричал каз, а не человек. Я встал за
дверью и выглянул, держа меч в руке. Налево навес, где были казы, их
треугольные пасти с жесткой шерстью качались туда-сюда. Из пастей свисали
изжеванные листья, из чего я понял, что им только что дали корм.
На миг я задумался над возможностью взять одного из животных, но с
сожалением отказался от этой затеи. Мыслеуловитель работает с животными
даже чужой породы лучше, чем с гуманоидами, - это верно, но концентрация
сил, требуемая для контроля над животным, сейчас мне не по силам. Я должен
был рассчитывать только на себя, на свои физические возможности.
Здание, из которого я вышел, отбрасывало длинную тень. Я не мог
видеть других ворот, но попытался добраться до самого темного места между
двумя тюками корма, и это мне удалось.
Отсюда я видел много лучше. Направо широкие ворота, крепко запертые,
на них что-то вроде клетки. Я уловил в ней дыхание и тут же присел за тюк.
Часовой! Я ждал оклика, стрелы из лука или другого знака, что меня видели.
Вряд ли я прошел незамеченным. Но прошло несколько секунд, и ничего не
произошло. Я начал думать, что часовой обязан смотреть по ту сторону
стены, а не во двор. Я прикинул, как мне двигаться: сначала под прикрытием
тюков, затем позади навесов, и пошел медленно, хотя каждый нерв во мне
требовал скорости. Бег мог привлечь внимание, а передвигаясь ползком, я
сливался с тенью. Проходя мимо загона, я сосчитал животных, надеясь
получить некоторое представление о численности гарнизона. Тут было семь
верховых животных, четыре вьючных, но это ничего не давало, поскольку в
гарнизоне могли быть и пехотинцы. Однако, малое число верховых животных в
загоне, явно построенном для гораздо большего количества, указывало на то,
что в резиденции оставался лишь костяк. Это означало также, что Озокан и
его приближенные уехали.
Тут было несколько вышек для часовых, но, хотя я осторожно следил за
ними, я не заметил на них никого. Едва я нырнул за выступ стены, как
послышались тяжелые шаги: мимо прошел мужчина. На нем была кольчуга пешего
бойца, на голове не было шлема, а на плечах он нес коромысло с ведрами
воды, которые он опорожнил в каменный желоб. Вода медленно стекала по нему
в стойла.
С пустыми ведрами он пошел обратно. Я в своем укрытии почувствовал
внезапный подъем духа: как раз в это время человека охватило столь сильное
желание, что оно дошло до меня совершенно отчетливо. Страх в нем уступил
место решимости, а решимость была так сильна, что я смог уловить это.
Возможно, он отличался от своих товарищей какой-нибудь мозговой извилиной,
которая делала его более открытым для моего дара эспера. Такие вариации
существуют, как известно. Это был третий подарок судьбы за сегодняшний
день.
Я был уверен, что человек будет действовать, отложив свои
обязанности, но пользуясь ими как прикрытием для своих целей. И наступил
момент, когда требовалось немедленное действие, иначе он может не успеть.
С коромыслом и пустыми ведрами он открыто зашагал вдоль стены, а я
скользил за ним, потому что он шел как раз туда, куда мне хотелось.
В другом конце двора был колодец. Из центра здания тянулось крыло,
оно острым углом огибало колодец, как будто каменный блок протягивал руку,
чтобы укрыть источник драгоценной воды. В крыле было много щелевидных окон
и дверь. Человек, за которым я шел, не остановился у колодца, а быстро
огляделся и прислушался. Видимо, успокоенный, он вошел в дверь крыла. Я
подождал немного и последовал за ним.
Тут было нечто среднее между арсеналом и складом. На стенах висело
оружие, разные приспособления лежали аккуратными кучками. Отчетливо пахло
зерном и другой пищей для людей и животных. Позади одного тюка с провизией
валялись ведра и коромысло. Смесь страха и желания у моего гида точно вела
меня по следу. Я прошел в другую дверь, полускрытую мешками с зерном, и
вышел на узкую лестницу, достаточно крутую, чтобы у человека,
посмотревшего вниз, закружилась голова. Здесь я остановился, потому что
услышал впереди шаги, а, значит, и он мог меня услышать.
Сжигаемый нетерпением, я ждал. Когда все затихло, я медленно двинулся
вниз, с усилием ставя ноги и боясь, как бы мое измученное тело не подвело
меня.
К счастью, спуск был коротким. Внизу оказался проход, идущий в одном
направлении. Здесь было темно, я не видел ни искорки света, которая бы
указывала на то, что мой гид пользуется фонарем или факелом. Видимо, он
хорошо знал дорогу.
Я ничего не видел и не слышал. Затем по линии нашей мозговой связи
пронесся взрыв облегчения, который заблестел в моем мозгу, как фонарь
перед глазами. Он достиг своей цели, он вышел из форта, чтобы найти
безопасное, по его мнению, место. И я не думал, что он задержится у
выхода.
Я пустился полубегом, чтобы найти этот выход. В темноте я больно
ударился об острый выступ, но не упал и вытянул руки, чтобы пользоваться
ими вместо глаз. Передо мной оказался пролет другой лестницы, вверх по
которой я пополз на руках и коленях, не будучи уверен, что осилю ее другим
способом.
Время от времени я останавливался проверить, нет ли каких-нибудь
признаков выхода. Наконец, я нашел люк и толчком открыл его. Там тоже не
