пришлось: он охотно пошел со мной.
Откуда-то доносился глухой тяжелый звук гонга. Постепенно стихали
смех, разговоры, песни на улицах: толпа платила дань призыву храма. Но
тишина длилась недолго, потому что, хотя ярмарка и имела свои религиозные
традиции, они с годами потускнели.
Мы прошли под тенью серой рекламы в сиянии лунной лампы. Я
рассчитывал увидеть какие-нибудь изображения животных, могущие послужить
приманкой для публики, но там оказался только экран с надписью на местном
языке, а над дверью качалась странная эмблема-маска - не животного, не
птицы, а комбинации того и другого. Увидев ее, Грис издал негромкое
восклицание.
- Что это?!
Его тон меня не удивил. Я слышал его и раньше, но только в тех
случаях, когда Грис стоял перед новой и непонятной машиной.
- Это же настоящая находка!
- Находка? - переспросил я, решив, что речь идет о какой-нибудь
удачной покупке.
- Настоящее зрелище, - поправился он, как будто прочел мои мысли. -
Это шоу Тэсса.
Грис, как и капитан Фосс, бывал на Йикторе и раньше. Я же мог только
повторить:
- Тэсса?
Я думал, что изучил ленты Йиктора достаточно внимательно, но смысл
этого слова ускользнул от меня.
- Пошли! - Грис подтолкнул меня к стройному туземцу в серебряной
тунике и высоких красных сапожках, принимающему плату за вход. Туземец
взглянул на нас, и я поразился.
Вокруг нас была толпа йикториан. Они лишь немногим отличались от
людей нашей породы. Но этот юноша в бледной одежде казался более чужим
этому миру, чем мы.
Он был так хрупок, что казалось, ветер, треплющий рекламу над ним,
может закрутить его и унести. У него была очень гладкая кожа без всяких
признаков бороды, очень белая, почти без красок. Черты лица человеческие,
за исключением громадных глаз, таких темных, что нельзя было определить их
цвет. Брови наклонялись к вискам так далеко, что сходились с
серебристо-белыми волосами.
Я старался не пялиться на него. Грис заплатил, и туземец поднял
полотнище палатки, чтобы впустить нас.
3
Там не было сидений, только ряды ступеней в одном конце палатки,
которые легко убирались после представления. Перед ними возвышалась
эстрада, пока еще пустая, за ней был занавес того же серо-розового цвета,
что и вывеска. Наверху висели фонари серебристо-лунного цвета. Все это
выглядело просто, но элегантно и никак не вязалось с показом
дрессированных животных.
Мы, видимо, пришли вовремя: складки занавеса раздвинулись и перед
аудиторией появился мастер-дрессировщик. Несмотря на ранний час, здесь
было много народу, в основном, дети.
Мастер - нет, несмотря на тунику, брюки и высокие сапоги, такие же,
как у привратника, это явно была женщина. Ее туника не облегала горло, а
поднималась сзади стоячим воротником-веером, отделанным по краю маленькими
рубиновыми искорками того же цвета, что ее сапожки и широкий пояс. На ней
был еще короткий облегающий жилет из золотисто-красного меха, какой я
видел сегодня утром в Большой Палатке. В ее руках был бич, каким
большинство дрессировщиков подкрепляет свои программы, и тоненький
серебряный жезл, который не мог служить ни для наказания, ни для защиты.
Он подходил по цвету и блеску к ее высокой прическе, заколотой шпильками с
рубином. В середине лба был серебряный арабеск с рубином, неизвестно как
прикрепленный - он не шевелился при движениях ее головы. В ней
чувствовалась уверенность, как у всех мастеров, умеющих владеть собой и
своим искусством.
- Лунная певица! - выдохнул Грис с некоторым оттенком страха - редкой
эмоцией у Торговцев. Я хотел было попросить у него объяснений, но в это
время она взмахнула палочкой, и все разговоры смолкли. Публика относилась
к ней явно с большим почтением, чем толпа на улице к храмовому гонгу.
- Дамы и господа! - голос был низкий, напевный, вызывающий желание
слушать. - Окажите внимание нашему маленькому народу, который рад
повеселить вас, - она отошла и снова взмахнула жезлом.
Драпировки раздвинулись, чтобы пропустить шесть маленьких мохнатых
созданий.
Они шли на задних лапках, прижимая к круглым брюшкам маленькие
рубиново-красные барабаны. Их передние лапки очень походили на
человеческие руки, с той лишь разницей, что пальцы животных были длиннее и
тоньше. У них были круглые головы с высоко поставленными бесшерстными
блестящими острыми ушами. Как и у их хозяйки, их глаза были очень велики
по сравнению с круглой широконосой мордочкой. Позади крючком загибался
пышный шелковистый хвост. Они гуськом прошли в противоположный конец сцены
и уселись там, поставив перед собой барабаны и положив на них передние
лапы. Видимо, она подала какой-то сигнал, который я прозевал, потому что
они стали бить в барабаны, но не как попало, а в определенном ритме.
Снова раздвинулся занавес, и появились новые артисты. Эти были
крупнее барабанщиков и, видимо, менее ловки в движениях. У них были
слишком массивные тела для их размера, их грубая шерсть, их рост, длинные
уши и узкое вытянутое тело выглядели гротескно и по-настоящему чуждо. Они
шли в такт барабанам, ритмично покачивали головами и шевелили кончиками
морд. Однако они служили всего лишь верховыми животными для еще одной
группы. У всадников были маленькие кремовые головки с большими, более
темного цвета кругами вокруг глаз, что придавало их мордочкам удивленное
выражение. Похоже, что они, как и барабанщики, пользовались своими
передними лапками не хуже, чем мы руками.
Тапироподобные "лошади" и их всадники церемониальным маршем прошли по
авансцене. Вот тут я и стал свидетелем явной магии. Я повидал немало шоу с
животными в разных мирах, но ничего подобного не встречал. Тут не было ни
щелканья бича, ни словесных приказов. Они выступали не как обученные
трюкам, а скорее как будто привносили что-то свое, неожиданное для тех,
кто не относился к их породе. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь
разными ритмами, отбиваемыми мохнатыми музыкантами, и сложными звуками,
которые время от времени издавали артисты. Всадники и "лошади" были
первыми, но после ухода артистов я сообразил, что мы видели по крайней
мере десять разных пород.
Хозяйка еще раз вышла на середину платформы и отсалютовала своим
жезлом.
- Мой народ устал. Если он понравился вам, дамы и господа, он этим
вознагражден. Завтра они выступят снова.
- Я никогда не... - я взглянул на Гриса, но тут кто-то дотронулся до
моего плеча. Я обернулся и увидел юношу, который впускал нас сюда.
- Благородные Гомос, - сказал он на базике, а не на ырджарском
наречии, - не пожелаете ли вы взглянуть на маленьких артистов поближе?
Я не мог понять, с какой стати нам было сделано такое предложение, но
жаждал его принять. Однако укоренившаяся в нас осторожность предъявила
свои права, и я заколебался, поглядывая на Гриса. Поскольку он, как видно,
что-то знал об этих Тэсса (кем или чем бы они ни были), я предоставил
решение ему. Но у него, похоже, сомнений не было. Мы встали и последовали
за нашим гидом через сцену за драпировки. Там странно пахло животными, но
очень чистыми и ухоженными, травяными подстилками и чуждой для нашего носа
пищей. Пространство перед нами было раза в три больше театра. Его
разгораживал широкий деревянный экран. Рядом с ним стояли фургоны вроде
тех, в которых перевозят продукты, это была линия для крупных ездовых
животных - казов. Большая часть их теперь спокойно лежала, пережевывая
жвачку. Рядами, почти как город с узкими улицами, тянулись клетки. В конце
ближайшей "улицы" стояла женщина. Я не мог определить ее возраст, но
издалека она казалась девочкой. При ближайшем рассмотрении хитроумная
прическа, украшение на лбу и самоуверенность выдавали патину лет. Она все
еще вертела в руках серебряную палочку, как якорь спасения. Не знаю,
почему мне пришла мысль: в ее манерах и выражении лица не было ничего,
указывающего на неприятности.
- Добро пожаловать, Благородные Гомос! Меня зовут Майлин, - сказала
она на базике.
- Крип Ворланд.
- Грис Шервин.
- Вы с "Лидиса", - это был не вопрос, а утверждение. Мы кивнули. -
Малик, - обратилась она к юноше, - может быть, Благородные Гомос выпьют с
нами?
Он не ответил, но быстро пошел по улице из клеток с решетчатой
стенкой с правой стороны для охраны животных. Майлин продолжала изучать
нас, а затем указала жезлом на Гриса.
- Вы что-то слышали о нас, - она повернула жезл ко мне. - А вы нет.
Грис Шервин, что вы о нас слышали? Только ни о чем не умалчивайте, ни о
плохом, ни о хорошем - если было хорошее.
Грис был загорелым, как все мы, живущие в космосе. Рядом с этими
людьми он казался почти черным. Но даже через эту черноту было видно, как
он вспыхнул, и я понял его самочувствие.
- Тэсса - Лунные Певцы, - сказал он.
- Неточно, - она улыбнулась. - Только некоторые из нас воспевают
власть Луны для пользования ею.
- Но вы как раз из них.
- Это правда, - она ответила без улыбки, - раз уж вы, Торговцы, об
этом знаете.
- Все Тэсса - другой крови и рода. Никто на Йикторе, кроме, может
быть, их самих, не знает, откуда они пришли. Они древнее, чем старые
записи у лордов или в храмах.
- Это правда, - Майлин кивнула. - Что еще?
- Остальное - слухи. О власти над добром и злом, которой не имеет
человеческий род. Вы можете наслать беду на человека и весь его клан, - он
засмеялся.
- Суеверие? - спросила она. - Однако есть много способов омрачить
человеческую жизнь, Благородный Гомо. Слух всегда имеет две стороны -
правдивую и фальшивую. Но мне кажется, нас нельзя обвинить в том, что мы
желаем зла кому-нибудь в этом мире. Мы и в самом деле древний народ и
хотим жить по своим обычаям, не мешая никому. Что вы думаете о нашем
маленьком народе? - она резко повернулась ко мне.
- Я никогда не видел равных им.
- Как вы думаете, их хорошо встретят в иных мирах?
- Вы имеете в виду шоу в космосе? Это рискованно. Перевозка животных
требует различной пищи, специальных забот. Некоторые животные вообще не
могут переносить полет. Можно построить и экипировать корабль, Благородная
Дама, но это будет...
- Стоить целое состояние, - закончила она. - Да, об эту скалу
разбивалось немало грез, не так ли? Но если показывать не все
представление? Может быть, некоторые мои артисты смогут путешествовать.
Пошли посмотрим на мой народ - вам будет что вспоминать потом.
Она была совершенно права. Когда она повела нас над одним рядом
клеток и под другим, мы увидели, что эти клетки были для животных не
местом заключения, а только местом защиты их от вреда, который может
причинить им человеческое любопытство. Животные находились у передней
решетки своих жилищ, когда она подходила к каждому и официально знакомила
нас. И у нас усиливалось ощущение, что это действительно народ с мыслями и
чувствами, странный, но приближающийся к моим собственным мыслям и
чувствам. Это пробудило во мне страстное желание иметь такого товарища на
корабле, хотя осторожность возражала против такого безрассудства.
Мы подходили к концу последней "улицы", когда прибежал один из
"свободных мальчиков", бродящих по ярмарке и зарабатывающих монетку, бегая
по поручениям, а возможно, и менее легальными способами. Он переминался с
ноги на ногу, словно у него было важное поручение, но он боялся
потревожить Тэсса. Она круто оборвала свою речь и повернулась к нему.
