могла бы осветить ему путь.
13
Что-то мокрое и шершавое потерлось о щеку, Тревис попытался
отвернуться, но вспышка боли заставила его замереть. Через какое-то время
боль перешла в головокружение, но он все еще лежал, боясь сделать малейшее
движение. Тревис с трудом приоткрыл один глаз и увидел остроконечные ушки
и пушистую голову койота на фоне серого, завешанного тучами неба. Он сразу
признал Наликидью.
Холодная капля упала ему на лоб и скатилась, оставляя после себя
прохладный след. И сразу же грозовые облака разразились безумным ливнем.
Такого Тревису не приходилось переживать со времени своей высадки на
Топаз. Его зазнобило от промозглой сырости. Тревис попытался подняться
хотя бы на колени, но ноги подогнулись, он упал, потом снова приподнялся.
Наликидью схватила его зубами за рубашку и принялась тянуть вверх. Только
благодаря этой поддержке ему, наконец, удалось встать на четвереньки. Вот
так он и дополз до небольшого укрытия под ветвями какого-то густого
дерева. Здесь, спрятавшись от непогоды, Тревис уселся на рыжеватый слой
опавших иголок и уставился в пустоту. Теперь только редкие капли дождя
падали на него, но он даже не обращал на это внимание.
И тут силы снова покинули его. Тревис, свернувшись калачиком,
повалился на бок и закрыл глаза. Его трясло точно в лихорадке, а сознание
неистово боролось с болью, которая раскалывала голову. Он пытался
заставить себя перетерпеть ее, забыться и вспомнить, что же все-таки
произошло.
Встреча с Деклаем и по крайней мере с четырьмя или пятью его
сторонниками, обвинение в колдовстве - серьезное обвинение в старые
времена. Старые времена! Для Деклая и его приспешников, они никогда не
кончались! И эта угроза - до нейлка да - значила буквально: не видеть тебе
рассвета, смерть.
Камни. Последнее, что Тревис помнил, были брошенные в него камни. Он
медленно принялся ощупывать саднившее тело. Оно все было сплошь покрыто
синяками: плечи, ребра, грудь и даже ноги. Должно быть, в него кидали и
после того, как он потерял сознание. Камни... изгнание! Но почему? Не
могла же враждебность Деклая получить одобрение Осторожного Оленя,
Джил-Ли, Цуая или даже Нолана? Мысли путались.
Неожиданно Тревис почувствовал, что его перестало трясти.
Лихорадочная дрожь во всем теле прошла, стало не только теплей, но и
суматошные, отчаянные мысли начали понемногу успокаиваться, словно кто-то
пытался облегчить ему боль и страх. Это был не словесный, и даже не
мысленный контакт, а скорее нечто менее ощутимое, где-то на уровне
подсознательных чувств. Тревис даже не сумел бы описать это все словами.
Наликидью тесно прижималась к его боку, положив мордочку на плечо. Ее
теплое дыхание приятно щекотало шею. Тревис обнял ее, и этот его жест
вызвал у нее довольное повизгивание.
Он уже перестал удивляться действиям и поступкам койотов. Его просто
переполняла благодарность за одно лишь то, что она сейчас находилась
рядом, лежала рядом с ним, согревая своим собственным теплом, и пыталась
успокоить телепатическим контактом. Через секунду ее спутник осторожно
протиснулся под низко висевшей ветвью, прополз в укрытие и улегся рядом.
Тревис протянул руку и с любовью погладил мокрый мех, пахнувший грозовой
свежестью.
- И что дальше? - произнес он вслух.
Он понимал, что устроить подобное Деклай мог только с одобрения
большинства членов клана. Однако мелькнула и более неприятная мысль. Что,
если Деклай теперь стал новым вождем апачей, а изгнание Тревиса только
прибавило его престижу?
Лихорадка Тревиса уже прошла, но временами его колотил озноб. На
Земле перед отправкой они все прошли через иммунологические прививки. Их
сумели оградить от всех мыслимых заболеваний, но вот элементарная простуда
вполне была способна отнять у человека последние силы. А сейчас он просто
не мог себе позволить расслабиться и заболеть.
Дождь превратился в мелкую изморозь, капли больше не падали на
Тревиса, но в воздухе пахло прохладой и сыростью. Его немного спасали оба
койота, но до конца согреть изможденного, раненого человека им не
удавалось. Скрючившись и прижавшись к земле, чтобы не касаться спиной
мокрых ветвей, нависавших довольно низко, Тревис принялся стягивать с себя
промокшую рубаху, которая только охлаждала тело. Он осторожно, морщась и
постанывая от боли, принялся вытирать себя сухими листьями, выкопанными
из-под влажного слоя. Синяки и ссадины не давали покоя, но Тревис понимал,
что сейчас, пока в голове гудит и мысли путаются, он ничего не способен
предпринять. Это бессилие больше всего мучило и угнетало его. Чтобы
забыться, Тревис почти полностью зарылся в листья и постарался
расслабиться. Койоты лежали рядом, охраняя его и прислушиваясь к каждому
шороху, доносившемуся извне.
Наконец Тревису все-таки удалось уснуть. Потом он даже не мог
припомнить, что ему собственно снилось: в памяти остались лишь какие-то
смутные обрывки картин и видений. Но надо всеми ними витало ощущение
опустошенности и страха.
Он проснулся в темноте наступившей ночи и сразу же уловил тихий
шелест дождя. Тревис инстинктивно повел рукой - койотов не было. После сна
мысли немного прояснились, да и голова уже так не болела. Тревис внезапно
понял, как должен поступить. Как только силы вернутся к нему, он сможет
прибегнуть к традициям прошлого. Его положение стало настолько отчаянным,
что он готов был пойти на крайние меры. Если понадобится, он вызовет
Деклая на бой.
Тревис машинально перевернулся на бок и стал размышлять над пришедшей
ему в голову мыслью. Он был года на три или четыре моложе своего
противника и несколько выше. Однако Деклай отличался плотным сложением,
имея при этом крепкие длинные руки. Это в определенной степени уравнивало
шансы. Однако Тревис был уверен, что Деклаю не приходилось участвовать в
поединках по обычаям апачей. А поединок апачей сильно отличался от
привычных дуэлей европейцев. Это настоящий ритуал, и вступить в него может
не всякий и не всегда. У Тревиса же теперь было право явиться в лагерь и
вызвать Деклая на поединок. А у того, в свою очередь, оставался выбор:
либо уступить и признать свое поражение, либо драться.
В древнем прошлом такой поединок имел только один конец: смерть
одного из дерущихся. Если Тревис выберет именно эту тропу, то ему
волей-неволей придется пройти по ней до конца, и к своей смерти он был
готов. Но вот убивать Деклая ему совсем не хотелось.
Здесь, на Топазе, их и так слишком мало. Потеря каждого человека
может обернуться трагедией для всего клана. И хотя Тревис не испытывал
особой симпатии к Деклаю, но и ненависти к нему он тоже не чувствовал.
Однако перед ним лежало только два пути: либо он бросает вызов Деклаю и
сражается с ним, либо навсегда остается изгоем и ведет отшельнический
образ жизни. Тревис не мог, не имел права рисковать будущим апачей.
Особенно теперь, когда он узнал всю эту информацию, почерпнутую в
подземелье заброшенной башни. И в то же время Тревис хорошо понимал, что
сейчас вступает в борьбу, наградой в которой станет будущее апачей и всей
Земли впридачу.
Вначале ему надо было отыскать новое место расположения лагеря. Если
клан прислушался к слову Нолана, то наверняка двинется дальше на юг,
держась подальше от горной гряды. И значит, если Тревис пустится их
догонять, то еще больше уйдет от заброшенного города с зеленоватыми
башнями. Ему этого совсем не хотелось.
Тревис с горечью улыбнулся собственным невеселым мыслям, и сразу же
лицо, покрытое синяками, свела судорога боли. Как ему хотелось сейчас
раздвоиться. Одну его половину тянуло в долину, чтобы там охранять
заброшенные башни древнего города. А вторую - в лагерь апачей, со
страстным желанием вызвать на поединок Деклая. Но он был всего лишь
человеком, и потому, хочет он того или нет, а ему придется рискнуть
безопасностью башен. Он считал, что сейчас важнее всего покончить с
влиянием Деклая в клане.
Перед самым рассветом вернулась Наликидью, притащив с собой птицу
или, вернее, существо, отдаленно напоминавшее земную птицу. Тревис с
интересом разглядывал ее. Когда-то давно у этих существ почти полностью
атрофировались крылья, но вот ноги и тело были крепкими и сильными. Тревис
разделал тушку, машинально отложив несколько перьев для стрел. Поеживаясь
от утреннего холода, Тревис стал торопливо рвать зубами сырое
темно-вишневое мясо, кидая косточки Наликидью.
Немного поев, Тревис, несмотря на ноющую боль во всем теле и
многочисленные ссадины, решил все-таки выполнять задуманное. Слишком
многое было поставлено на карту, чтобы позволять себе отступить или
расслабиться. Он выглянул из-под укрытия и осмотрел промокшую насквозь
окрестную поросль. Дождь все еще моросил, но оставаться в укрытии Тревис
больше не мог. Он мысленно позвал койотов и постарался как можно яснее
представить себе лагерь апачей и самого Деклая. К его огромному облегчению
ответ пришел сразу. Койоты были готовы провести его по свежему следу.
Стряхнув с себя остатки сухих листьев, Тревис натянул на себя все еще
сырую рубаху. Прикосновение мокрой материи было неприятным, но выбора не
оставалось. Через секунду ему все равно предстояло тащиться под дождем. Он
спрятал нож за пояс и осторожно выбрался из укрытия. Дождь, как видно, лил
всю ночь, скалы и камни стали мокрыми и неустойчивыми. Тревис, осторожно
ступая по ним мягкими подошвами кожаных мокасин, старался держать
равновесие и не оступиться. Он постарался отвлечься от боли, которая
мучила его при каждом движении, и вскоре мысли вернулись к недалекому
прошлому. Неожиданно в сознании возник вопрос, который он уже несколько
раз задавал себе. Почему же койоты покинули его там, в древнем заброшенном
городе? Почему потом остались и ждали, никуда не уходя? Какая может
существовать связь между животными Земли и останками древней звездной
цивилизации? Тревис был глубоко убежден, что Наликидью и Нагинлта остались
среди башен и золотистого клубящегося тумана совсем не случайно. Ему
страстно хотелось связаться с ними напрямую, задать эти вопросы, и главное
- получить на них ответы.
Но отвлекать их сейчас Тревис не решился. Без этих чутких животных он
никогда бы не сумел отыскать следов откочевывающего клана. Легкая морось
сменялась ливневыми потоками, смывая запахи с мокрой земли, сырость
пропитала все вокруг, небо становилось то темно-бронзовым, то почти
черным; Тревис мерз. А койоты бежали впереди, припав острыми мордочками к
земле, и шныряли из стороны в сторону, старательно отыскивая слабые следы.
Дождливая погода держалась трое суток, ручьи и речушки превратились в
неистовые бешено ревущие потоки, через которые Тревису порой приходилось
пускаться вплавь. Местами глинистая, мягкая земля разбухла и размякла
настолько, что ноги едва ли не по щиколотку увязали в ней, и каждый шаг
давался с огромным трудом. Налипавшая скользкая грязь мешала идти, но и
счищать ее не имело смысла. Тревис устал, ослаб и теперь брел с трудом,
пошатываясь, иногда падая и оступаясь, но не давая себе поблажки. Он знал
только одно: стоит ему расслабиться и начать себя беречь, как вся его идея
лопнет, как мыльный пузырь. Он должен держаться во что бы то ни стало. Он
надеялся только на одно: что остальные апачи сталкиваются сейчас с теми же
самыми трудностями. Даже, пожалуй, с большими, поскольку на их плечах
