других, которые уже и не помню. Под некоторыми даже публиковал,
неловко было признаваться, что обманывал. А когда в "Равлике" помогал
грузить книги, ввязывался в дискуссии о книгах Никитина, сам
критиковал его, и никогда не удивляло: у грузчиков в книжных магазинов
ай-кью несколько выше, чем в пивных магазинах.
Вообще-то время от времени буду ссылаться на личный опыт. Обещаю
делать это не часто, чтобы не обрыдло, да и личный опыт всего лишь
Никитина - это не личный опыт Толстого или Достоевского, но буду брать
только те случаи, которые наверняка были и у этих великих, и будут у
вас.
Когда я по почте отослал свою первую рукопись в "Молодую Гвардию",
оттуда вскоре пришла рецензия. На девять десятых из критики, советов,
что вычеркнуть, что выбросить, что переделать, что заменить, что
подчистить, а в конце строчки; мол, рукопись талантливая, рекомендую
издать массовым тиражом. Ну, на последние строки внимания не обратил,
это ж и так ясно, даже не просто талантливая, а сверхталантливая, но
как этот идиот, этой дурак, эта ничего не понимающая скотина посмела
делать мне замечания, когда и читает-то наверняка по складам, шлепая
губами?
В ярости забросил дурацкую рецензию на дно какого-то ящика, постарался
забыть. И лишь совершенно случайно лет через пять-семь наткнулся,
вытащил, прочел! И как обухом в лоб! Только-только вчера додумался до
одного приемчика, чтобы сделать повесть интереснее, а этот кретин уже
тогда советовал так сделать!.. А дальше - хуже. Он советовал и вот
это, как почистить язык, а я допер, что язык надо чистить от сорняков,
меньше года назад! И вот это замечание идиота, похоже, тоже верное!
Черт, так он же еще тогда советовал, как писать лучше! Если бы я,
идиот, прислушался, то пять лет назад сумел резко поднять свой
уровень! А так годы под хвост, ломился в окна, не замечая рядом
открытой двери, изобретал велосипед!
Мораль этого длинного отступления в счастливое детство в том, что
учиться не обязательно на своих ошибках. Можно и на промахах того
дурака, каким был автор этих строк. (Возглас оптимиста: ох, каким
дураком я был! Подразумевается, что теперь-то ого-го какой умный!).
И вывод: всяк, кто вас критикует - работает на вас. Лучше он сейчас, в
рукописи, чем читатели тиража. А тот, который говорит просто приятные
слова, конечно же, милый человек, слушать - одно удовольствие, можно
жену и тещу позвать: слушайте, дуры, что люди обо мне говорят, но!
Повторяю: самый простой способ - свою рукопись дать почитать другу,
как чужую. Мол, дал вот один, просил прочесть и сказать свое мнение,
но мне все некогда, не прочтешь ли, а я ему скажу твое мнение, как
свое.
Тут очень важно выдержать лицо и голос. Особенно, когда друг начнет
щипать из написанного перья. Вытерпеть, не бросаться защищать
гениальное произведение. Не обзывать идиотом и не бить по голове.
Лучше дать еще кому-нибудь. И еще. Даже лучший друг может ошибиться.
Но если пятеро почему-то говорят, что ты пьян, то не спорь, а иди
спать.
Сегодня, один из греющихся в такую погоду у камина Лилии друзей,
осторожно заметил в форуме, не страдает ли Никитин какими-то
отклонениями, раз уж позволил бабам так унизить Таргитая в "Долине"!
Увы, одно из обязательных требований литературы - не отоджествлять
себя с героем. Позволять его бить, топтать, даже бить сильно. Конечно,
не увечить, это же видно по всем фильмам и сериалам, где злодей
погибает в момент, когда в его сторону выстрелят (из лука или
пистолета), а герой, получив всю обойму в упор, будучи сбитым тяжелым
грузовиком и вдобавок попав под каток, встает помятым, но с
оправданной жаждой мщения.
Героя нужно время от времени либо бросать в камеру пыток, либо
позволять обижать как-то иначе, чтобы дальше его жестокая расправа
выглядела оправданной. Если бы, скажем, Чак Норрис, который сейчас
победно идет в бесконечном сериале, выйдя на улицу, начал молотить
руками и ногами прохожих, это вызвало бы к нему неприязнь. Но когда
ему врежут по морде, а его прокуроршу в который раз почти изнасилуют,
порвут на ней блузку, то даже мирная Лилия в моменты сладкой расправы
кричит: "Да что ты его арестовываешь? Убивай на месте!"
Это стандартный ход, его видно на всех кассовых фильмах (пример -
"Рембо"), во всей мировой литературе (пр. - "Одиссея"). Прием в том,
что героя три четверти произведения бьют, топчут, обижают, он сам то и
дело стукается мордой о дверь, ничего не понимает! За это время
читатель успевает проникнуться не только сочувствием, но и наполниться
жаждой отмщения. А потом, когда герой идет крушить мерзавцев, что пьют
и гадят в его доме, да еще хотят его жену Пенелопу, то мы сами не
только оправдываем избиение пятидесяти женихов, но и жалеем, что не
попинали их трупы ногами.
Вывод: благополучный герой - неинтересен.
Вообще-то, этот абзац в самой книге надо будет забросить подальше,
вглубь. Где речь пойдет о доводке текста. Но сейчас, когда в год по
чайной ложке, то кому-то надоест только базовое да базовое. Кто-то уже
крут, если сейчас не поправит свое замечательное, то завтра с утра уже
понесет в изд-во, так что для него надо хоть по капле, но давать то
элементарное, что можно усваивать попутно с базовым.
Текст: Не вешать на каждое дерево табличку с надписью: "Дерево". Более
того, раз уж повесили, то снять. То-есть, вычеркнуть длинное и
занудное объяснение, без которого и так все понятно. Все эти
объяснения, которые так часто, к сожалению, встречаются, попросту
раздражают. Никто не любит, когда его принимают за идиота.
Но главное, что это вредит самой ткани произведения, снижает динамику.
Это напоминание насчет дерева стоит вообще повесить перед глазами,
чтобы время от времени натыкаться, спохватываться, отыскивать в своем
замечательном произведении эти таблички - а они обязательно будут,
каждый их вешает, но не каждый снимает! - и снимать, снимать, снимать!
То же самое и в языке: убирать многочисленные сорняки, которые
понимающего раздражают, а непонимающему попросту портят впечатление.
Перечислить их все немыслимо, укажу на один, едва ли не самый частый,
и по нему можно понять, что я пытаюсь объяснить.
К примеру, когда начинающий хочет написать фразу: "Он сунул руку в
карман", то, умничая, обязательно уточняет: "Он сунул руку в свой
карман", из чего сразу понятно, какой честный, не полез шарить по
чужим карманам. Или: одел свое пальто, взял свой зонтик, и т.д. и пр.,
что понятно англичанину, у них артикли his и her обязательны, но
вам-то в кувшинный ряд?..
Если умничающий новичок хочет написать, что кто-то кивнул, то
обязательно уточнит, что кивнул головой, как будто можно кивнуть
чем-то еще! Есть умельцы, которые составляют фразу еще круче; "Он
кивнул своей головой". Такие книги можно сразу отбрасывать, ибо по
сиим перлам виден общий уровень творения. Иногда встречаются чемпионы:
"Он кивнул своей головой в знак согласия"! Здорово? Но и это, как
говорит одна на телевидении, еще не все. Однажды я встретил вовсе
шедевр: "Он кивнул своей собственной головой в знак согласия,
подтверждая сказанное"! Ну, тут уж унтер Пришибеев с его утопшим
трупом мертвого человека - вершина стилистики.
Буквы, как известно, собираются в слова. Слова бывают как обиходные,
которыми пользуемся, так и диалектные, жаргонные, сленговые,
канцелярские, макаронизмы, официальные и т.д., дальше загибайте пальцы
сами. Если перечислить все, то придется разуть всю семью.
Из ста тысяч русских слов (У Льва Толстого, говорят, словарный запас
под 400 тысяч), на долю обиходных приходится меньше четверти процента,
но именно они составляют девяносто восемь процентов нашей речи.
К слову о журналистике и писательстве: чем меньше журналист выходит за
рамки обиходных слов, тем его уровень профессионала выше, в то время
как писатель должен употреблять обиходные слова лишь в том случае,
если не нашел слов "закруговых".
Поясню на примере:
[Image]
В серединке - слова обиходные. Масштаб, понятно, не соблюден, иначе
обиходку пришлось бы рисовать с амебу средних размеров, а область
остальных слов русского языка - с орбиту Солнечной системы.
Если писатель употребляет слова из центра, то в лучшем случае он
уподобляется журналисту, который быстро пересказывает автокатастрофу,
чтобы тут же переключить ваше внимание на курс доллара. Слова здесь
привычные, обкатанные, картину ими не нарисуешь. Даже при огромном
таланте и огромном мастерстве. Талант, даже дикий, инстинктивно
стремится подальше от центра в поисках ярких незатертых слов, что
прикуют внимание, вызовут определенные ассоциации, от них пахнет
свежестью, читатель сразу ощутит ветер, запахи, услышит грохот, стук!
Вывод: если хотите стать журналистом - пользуйтесь только словами из
центра. Если хотите сделать прозу яркой, красочной, волнующей - ищите
слова как можно дальше от центра.
Еще одна крамольная истина: для того, чтобы писать хорошо, надо
писать! много. Со времен Советской власти, что регламентировала все,
утвердилось правило: писатель должен выдавать не больше одной книги в
три года. Было такое постановление, так и жили. Исключение делалось
только для лауреатов Ленинских премий.
Услужливыми интелями, наша интеллигенция в этом случая самая
лакейская, было подобрано обоснование, что, мол, надо тщательно
обрабатывать язык, форму, работать над произведением, переписывать по
много раз, как это делали великие: Толстой, Достоевский, Пушкин!
Да и в самом деле - разве не достаточно одной лишь "Войны и мира",
чтобы обессмертить имя? Или "Евгений Онегин"! Остальное можно бы и не
писать, вроде!
Но в таком случае на гонорары не проживешь, и советские писатели
подрабатывали подлейшими выступлениями. Толстого и прочих великих
привлекают, чтобы прикрыться их авторитетами. В этом случае спорить не
принято, народ у нас такой, но все же стоит напомнить, что у Толстого
вышло 90 томов немыслимой толщины, каждым можно слона прихлопнуть как
муху, у Достоевского тоже солидное собрание сочинений, не могу сказать
сколько томов, у меня только избранное, даже у Пушкина, погибшего в 37
лет, собрание насчитывает много томов!. А сколько бы их было, если бы
наши великие писали по книге раз в три года?
Дело в том, что писательство, как и любое ремесло, оттачивается только
в процессе работы. Я часто сравнивал это со спортом не потому, что сам
провел много часов, накачивая мускулатуру или пытаясь пробежать на
долю секунды быстрее, а потому, что аналогия со спортом очевидна.
Нельзя нарастить мастерство, лежа на диване. Надо работать по много
часов. Работать до пота.
Да, возразит тот же образованник (которого у нас почему-то считают
интеллигентом), вот и работай, переписывай одно и то же, оттачивай
язык, шлифуй фразы, выгранивай метафоры! Он прав, но только
наполовину. Оттачивать себя в языке, это остановиться в развитии новых
тем, идей, сюжетов. Всяк пишущий знает, что именно в процессе
написания приходят десятки новых идей, сюжетов, поворотов, и так
хочется эту бросить как устаревшую, и ухватиться за новые, более
яркие!
Если остановиться и очень долго оттачивать первую вещь, то до более
ярких вещей может просто не дойти очередь. Я не думаю, что
"Севастопольские рассказы", которые принесли Льву Толстому
известность, сделали бы его признанным гением, как бы великолепно не
отточил стиль, язык, образы!
Да, писатель должен писать много. Сколько? У каждого своя мера
грузоподъемности, как и чувство того, когда вещь считать законченной и
сдавать в печать. Но он должен переходить от вещи к вещи, ибо только в
этом залог его роста.
Правда, если слишком быстро переходить, останутся сырыми,
неотшлифованными, а то и вовсе незаконченными, в конце-концов вызовут
справедливое разочарование. Нужна золотая середина между бесконечным
оттачиванием стиля - любую вещь можно совершенствовать еще и еще, - и
желанием поскорее реализовать на бумаге новые вспыхнувшие в мозгу
ослепительные темы, идеи, образы!
К тому же в литературе, как и везде, действует золотое правило: из
