Что ж, первое - с чего надо начинать, это выпалывать и выпалывать
слова-сорняки. Возвращаться, просматривать поле заново свежим взглядом
и выпалывать еще. Все сорняки не перечислить, каждый пишущий тяготеет
к разным, но есть и масса общих, таких как "свой" или "был", что
пестрят в каждой фразе.
Да и вредят эти сорняки не только тем, что мешают яркости. Казалось
бы, что неверного в написанном: "Вошел человек. Это был мужчина
высокого роста, одет был хорошо!". Но сразу прицепляется невольно: раз
слово "был" по нормам языка адресует в прошлое, то сейчас этот
вошедший уже стал, наверное, роста низенького, а то и вовсе сменил
пол, а одет либо плохо, либо вовсе явился голым?
Эстетическое должно быть динамичным. Вспомним, на что уж скучнейший и
безликий персонаж "Человек в футляре"! Но, прежде чем к концу
короткого рассказа попал в последний футляр, деревянный, его и с
лестницы спускали, и морду били, он пытался жениться чуть ли не на
королеве, т.е., показан в действии!
Только в действии раскрывается образ. Это звучит скучно, академично,
попробуем иначе: только динамичный персонаж, с которым что-то да
происходит, который вынужденно меняется - нам, читателям, интересен. И
другим - тоже. Так убиваем стазу трех зайцев: читатель покупает,
издатель издает и платит, а вы попутно так, походя, выполняете одно из
важнейших правил литературы, и, таким образом, вас по праву называют
писателем, а не просто зарабатывающем на писании книжек.
Спорадическое в жизни - постоянное в литературе. Жизнь заполнена
хождением в булочную, на службу, всяческой рутиной. В морду дадут
всего раз-другой, женитьба еще, черт бы ее побрал! еще как-то чуть под
машину не попал! вот и все наши события.
Да, это жизнь. А вот для литературы нужно отобрать как раз эти
моменты: когда в морду, женитьбу, под машину или еще что-то еще яркое,
необычное. Не потому, что читателю надо кровавую сцену (хотя этим
Шекспир не пренебрегал, еще как не пренебрегал), а именно в мордобое
видно кто есть кто, как в любой экстремальной ситуации. В булочную мы
все ходим одинаково, как и на службу, но по разному поступаем, когда
видим впереди в темном переулке трех пьяных мордоворотов.
Вывод: литература - более точное изображение жизни, чем сама жизнь. К
сожалению, сослаться не на кого, сам придумал, но уж поверьте тренеру.
И - вперед к рекордам!
Пока что здесь ни слова собственно о фэнтэзи. Даже о фантастике в
целом. Только чисто литературные приемы. Пусть странные люди
рассуждают: литература ли фантастика, впадает ли Волга в Каспийское
море и кушают ли лошади овес и сено, но сюда заглядывают регулярно
лишь те, для кого этот вопрос давно решен.
Многие из них пишут, а для пишущего главное искусство - правильно
расставить эти знаки на бумаге, возвести с их помощью мощное красивое
здание, а кого туда поселить: фантастов, лавсториков или истористов -
можно решить потом.
Однако любая постройка начинается с изготовления кирпичиков. Будут
кирпичи высокого качества, из них можно построить любой дворец (как и
хлев, увы), но из хреновых кирпичей можно построить только хлев. Да и
то до первого дождика.
Язык и есть те кирпичики, из которых строится вещь. Когда я читал
"Аэлиту", "Петр Первый" или "Хождение по мукам", я не чувствовал, что
читаю фантастику, исторический или роман на современную тему. Язык
совершает чудо присутствия, соучастия: я дрался и с Тускубом на Марсе,
и прорубал окно в Европу, и метался между красными и белыми.
Еще одно правило, которое лично мне не нравится, но, что поделать, оно
существует. Формулируется примерно так: любая словесная конструкция
оправдана в произведении, если логически мотивирована. То-есть, любая
ругань, любой мат, любая непристойность имеют право на присутствие в
литературе, если без нее образ неполон, если это помогает в раскрытии
характера.
Но, конечно же, если обойтись можно, то обходиться... нужно.
В литературе, как и в любом виде искусства, существует разделение на
искусство и на подделки под искусство. К примеру, любовь - искусство,
а вот секс - подделка. Понятно, подделки строгать легче и проще,
особого мастерства не требуется, а нетребовательных читателей всегда
больше. Мы сами, если на то пошло, вышли из нетребовательных, ибо в
раннем детстве глотаешь все как утка, потом - как акула, только с
возрастом или воспитанием начинаешь отличать белое от черного.
К примеру, как только человек получает в руки фотоаппарат или
телекамеру, он тут же начинает снимать свою собачку, кошечку и
крохотных детишек. Ибо нет человека, чтобы не умилился при виде этих
братьев меньших (дети в том же ряде), а профессионал избегает этих
непрофессиональных приемов. Казалось бы, нет ничего проще: посади
ребенка в хвост самолета, что вот-вот отвалится (хвост), и переживание
зрителей обеспечено на обе серии! Но тот фильм делали в расчете не
слюни и слезы домохозяек. Уважения зрителей и читателей этим не
заработаешь. Хотя кассовый успех, увы, от классности не зависит. Рубль
высоколобого и грузчика одинаков, а грузчиков побольше, они уже и
банкиры, и депутаты, и члены правительства!
Потому надо хотя бы в начале пути стараться избегать подделок. Так же
как в детективе, где есть, скажем, запреты на использование близнецов,
немотивированного убийства сумасшедшим или упавшим предметом с крыши,
так и в литературе вообще есть негласные запреты на секс, умильных
детишек и всяких кошечек, попавших в беду.
Конечно, полностью исключить их из литературы невозможно (да и
заподозрят в каких-то комплексах, время такое подозрительное), но
пользоваться надо дозировано. У меня, кстати, есть и один-два ребенка,
одна-две "кошечки", но это на двадцать с лишним книг!
Человек читающий, пусть даже читающий детективчики самого низкого
пошиба, все же выше по интеллектуальному развитию человека, смотрящего
фильмы. Даже элитарные, высокие, интеллектуальные и т.д.
Почему? Да потому что читающий сам создает для себя фильм. И сколько
бы человек не прочли одну и ту же книжку, столько разных фильмов они и
создадут. Раскрывая книгу, мы видим белый лист с разбросанными по нему
значками всего из тридцати двух символов. А в мозгу происходит
колоссальнейшая работа по перекодировке этих символов в зрительные
образы. Мозг включается и работает мощно, во всю силу, развиваясь и
накачивая свои мышцы. А в кино или на телеэкране уже подается готовая
картинка. Кем-то приготовленная, разжеванная. И все зрители видят одно
и то же. Бездумно. Мозг не работает. Он только потребляет. Готовое.
Если, скажем, токарь семь часов рабочий день стоит за танком, он
выдает определенное количество деталей. Если бы писатель стоял...
Хэмингуэй, к примеру, писал стоя, или сидел семь часов за своей
пишущей машинкой или за Pentium-II те же семь часов, он смог выдавать
своей продукции в несколько раз больше.
Оставим идиотов, что заорут о кощунственном сравнении, эти строки не
для них, А неглупым понятно, что у пишущего всегда есть уже
написанное, которое можно и нужно править, улучшать, добавлять,
расширять, заострять и т.д. Когда, как говорится, нет вдохновения, а
попросту говоря, в этот момент ничего яркого не лезет в голову.
Значит, нужно, как простому токарю садиться за свой станок и
дорабатывать уже написанное. Нет такой вещи, что при повторном
прочтении показалась бы безукоризненной! Нет такой вещи, что при
доработке стала бы хуже (не верьте анекдотам, сочиненным лодырями).
Ладно, не надо кивать на Толстого или Бунина. Не говоря о том, что они
переписывали свои вещи по двадцать раз, всякий раз улучшая, осталась
работа и для двадцать первого. По крайней мере, когда встречаю у
Бунина "он кивнул головой", это коробит. И я понимаю, что он бы убрал,
если бы заметил.
И надо по возможности избегать лишнего украшательства. Хотя понимаю,
это трудновато. К примеру, написал человек фразу: "Не стреляйте в
лебедей". Чувствует, банально. И он добавляет то, что считает
литературностью: "белых". На слух неискушенного человека звучит вроде
бы красивше: "Не стреляйте в белых лебедей". Но даже этот неискушенный
чувствует в этой фразе фальшь, неискренность, хотя не понимает
почему...
И человек грамотный сразу: а в серых можно? Тогда уж в черных вовсе
дуплетом? А то из пулемета!... Ну, а раз сознание за что-то
шероховатое цепляется, то кто-то копнет и глубже: в лебедей не
стрелять, а в гусей можно? И в голубей? И собак, и кошек?.. Да и про
людей не сказано, что этих двуногих стрелять низзя...!
Забавны, но не более, истерические поклонники какого-то кумира, будь
то певец или писатель, но они же становятся опасными, если по
недосмотру получают доступ к прессе. Они тут же стараются навязать
поклонение своему богу так яро, что нередко своего... добиваются. И
тогда действительно великий человек становится Величайшим и
Непревзойденейшим, тем самым у разумных людей вызывая глухое
рздржение. В отличие от истерических дураков они-то знают, что любое
достижение человеческой мысли, духа или мышц перекрывается новыми
достижениями. Увы, все течет, все менятся.
Хотя почему "увы"? К счастью. Иначе не было бы прогресса. Но если в
спорте не поспоришь: сто килограммов на штанге современного штангиста
это сто, а не семьдесят, как на штанге у чемпиона прошлого века, если
современный автомобиль развивает скорость больше, чем рекордное авто
начало века, то в искусстве, где вроде бы нет четких стандартов, время
вроде бы застыло. Произведения великих мастеров объявлены
непревзойденными. Как в живописи, так и в литературе. Хотя, конечно
же, это не так. Как ни печально это признавать писателю, но, как он
пишет лучше мастеров прошлых веков, так и в следующем столетии будут
писать лучше него. Это если трезво, без истерики.
Да, Пушкин велик как никто в то время, ибо он первым ввел в обиход
русский язык, ведь в так называемом высшем свет говорили только на
французском, точно так же, как за полсотни лет до того - на немецком.
Да, Данте велик, он первым написал вещь на итальянском языке, но
только дурак или обманщик будет утверждать, что поэты двадцатого века
уступают Пушкину или Данте.
Потому нетрудно строчить продолжения под Пушкина, Лермонтова,
Толстого. Не обязательно эти сиквелы слабее. Пусть даже на том же
уровне. Но, простите, уровень конца ХХ-го намного выше уровня людей
прошлого или позапрошлого. Честь им и слава, что в то дикое
невежественное время сумели создать такие произведения! Но
соревноваться с ними, это то же самое, что гордиться тем, что удалось
побить рекорд первых Олимпийских игр! Дружок, превзойди современные
нормы!
Сейчас все еще кощунство сказать, что Проскурин или, скажем, Астафьев
по языку и образности выше Бунина или Набокова. Те овеяны ореолом
мучеников, а эти - подумать только! - коммунисты. Но что делать, в
литературе не так все ясно, как в математике. Однако все же есть
критерии, по которым видно, что Астафьев, Проскурин и даже ругаемый
всеми Бондарев - опять же ругаемый не за литературу, а за
председательство над Союзом Писателей СССР! - они выше по классу
литературы, чем уважаемые классики тех лет. Увы, даже того столетия.
Не календарного, а того неспешного, когда книги читали в кресле на
веранде собственной помещичьей усадьбы, когда из Петербурга в Москву
месяц с лишним! А то и заставляли крепостного читать, даже не
утруждаться.
Бунин выгранивал каждую строку, а Астафьев еще и выгранивает каждое
слово в этой строке. Он настолько красочен, что, любуясь каждым
словом, оборотом, метафорой, чувствуешь физическое наслаждение,
восторгаешься так, что уже неважно как и чем закончится повесть,
настолько ярко, четко, профессионально.
В науке говорят: даже отрицательный результат полезен. Он показывает,
что в том направлении ловить нечего. Так вот, давайте все же
признаемся, что все эти акмеисты, постмодернисты, имажинисты, или как
не назови нынешних новых, что экспериментируют со словом и формой, что
они - экспериментаторы. Результат пока что всех этих поисков -
нулевой. Но спасибо им за то, что искали. Другие как стадо баранов
