памятником в натуральный рост статуи Свободы, а женщины будут срывать
чепчики и бросаться под ваш ройлс-ройлс.
Зачем наглость? А иначе не получится. Человек с нормальной психикой
привык два раза в месяц получать зарплату. Хоть маленькую, но
регулярно. Хотя плохо работать, хоть терпимо. А писатель?
Первый барьер у писателя (как и художника): получится или не получится
шедевр. Нормальный человек откажется сразу: полгода писать, горбиться
над клавиатурой, а вдруг да придется бросить на полдороге? И все уже
сделанное коту под хвост? Да ни за что! А наглый да самоуверенный
берется: получится да еще как! Еще и медалями обвешают!
Затем после долгих трудов поднимается другой барьер: возьмут в изд-ве
или не возьмут? И наконец третий: заплатят или не заплатят? А вдруг
мало?
Человек нормальный просто не рискнет даже начинать в таких условиях. А
наглый говорит уверенно: получится, возьмут, заплатят, да еще много и
сразу! Из этих ненормальных, понятно, 99% отсеется, все это знают, но
все-таки каждый уверен, что именно он будет тем, кто выживет и получит
все пряники.
Так что о талантах, вдохновении, озарениях и прочих туманных материях
здесь искать не стоит. То показуха для того, чтобы легче снимать
красивых дур, да и отвязываться от них проще, ссылаясь на некий зов.
Еще желательно, хоть и не обязательное дозарезу, чтобы автору отпилили
ноги, перебили позвоночник или хотя бы выбили глаз. Словом, любое
уродство приветствуется, ибо тогда жизненная мощь, что идет в кулаки и
ниже, намного ниже, вынужденно сублимируется в духовную энергию.
К примеру, когда двум крутым рыцарем в битвах отрубили одному - руку,
другому - ногу, то, не в состоянии махать мечами, волей-неволей
заработали головами. Которые, естественно, без надобности молодым и
красивым. В результате один после неудачных попыток писать стихи,
рассказики, сотворил роман "Дон Кихот", а второй, которому ногу, после
неудачных попыток писать стихи и рассказики, создал особый рыцарский
орден монашеского типа, члены которого не носили ряс, их целью было
создание нового справедливого общества, девизом которого стало
"Великая цель оправдывает любые средства" или "Все средства хороши для
достижения великой цели", а личным девизом этого рыцаря стало: "Штиль
хуже самой страшной бури".
Эрудированный человек сразу вспомнит бравого комсомольца, который,
если бы ему не перебили хребет, стал бы в лучшем случае заурядным
секретарем комсомола или даже райкома партии, а прикованнопостельный
написал "Как закалялась сталь"! К слову, среди членов Союза Писателей
как нигде безногих, безруких, слепых, прикованных к постели!
Если у вас все цело, это хуже, но не безнадежно. Ведь могут быть еще
спасительные комплексы, которые никому не видны, но вы чувствуете себя
не совсем полноценным и стараетесь стать еще круче, а литература как
раз тот спортивный зал, где совершенствоваться можно до бесконечности.
Пусть даже вы красавец и атлет, но ведь не все женщины мира ваши,
где-то в Австралии о вас не знают, как обидно, хоть топись с горя, а
если написать потрясную книгу, то и оттуда прибегут бросаться под ваш
автомобиль, а мисс Вселенная будет добиваться вашего внимания.
К тому же писательство дает редчайшую и соблазнительную возможность
одним прыжком к золотой медали: кому нужны смешные литературные
институты, кандидатские, докторские, звания академиков, когда только
под старость получаешь возможность научного творчества! А так: умеешь
читать? Хотя бы по складам? Значит, уже можешь и писать.
Третье необходимое условие: сжечь мосты за спиной. Чтобы отступать уже
некуда. Тот же нормальный человек после двух-трех неудачных попыток
махнет рукой и скажет: зачем стучаться, когда не открывают? Сколько
усилий пропало зазря! А тут у меня зарплата идет себе и идет. Только
за то, что хожу на работу. А если еще и работаю, то можно и премию
просить.
А тот, у кого работа дрянь (ну, не хотел я оставаться литейщиком, как
настойчиво советовали критики и доброжелатели! Не хотел), тому
отступать некуда. Тот будет ломиться, накачивать мышцы,
совершенствоваться, и! победа придет!
Итак, когда речь заходит о скрипке или рояле, никто вроде бы не
отрицает необходимости таланта, хоть никто не знает, что это. В то же
время всякому ясно, что надо играть гаммы, развивать пальцы,
тренироваться или хотя бы выучить какая клавиша пищит, а какая рычит.
Но когда речь о литературе, то всяк уверяет, что надобен-с талант,
талант! О мастерстве ни слова, о профессионализме - молчок, о
литературных приемах - ни гу-гу, ни кукареку. Только талант, талант,
талант-с!
На этом заблуждении крылья как раз и горят. Написать роман может
действительно всякий. Даже издать на свои деньги. Толстый, в яркой
обложке, с золотым тиснением. С голыми бабами или без, с виньетками.
Только читать его сможет только автор. Ему роман нравится, он искренне
не понимает, почему остальные плюются.
А секрет прост. Пишущему нужно всего-то расставить на листе бумаги
условные значки. Их что-то около тридцати, точно не помню, плюс-минус
пять, только и всего. А в мозгу человека, который смотрит на эти
значки, происходит сложнейшая перекодировка, он начинает видеть
фрэймы, образы, картины, у него учащается сердцебиение, он задерживает
дыхание, смеется, плачет, а со стороны вроде бы просто таращится на
лист бумаги с ровными рядами довольно простеньких значков.
Да, но смеется и плачет, если написано профессионально. Если же нет,
человек видит как раз значки. Перекодировка идет только в мозгу
автора: смотрит на свои значки и добавляет мысленно те, которые не
сумел выложить на бумаге. И негодует на идиотов, что не понимают его
великое творение.
Итак, эта книга о том как правильно располагать эти самые значки.
Вообще-то автор выступает в роли того мудрого раввина, которого в
разгар поста застукали с голыми бабами в бане, когда закусывал вино
свининой и орал похабные песни: друзья, делайте, как я говорю, а не
как поступаю! Да, из-за коммерческих соображений да и из желания
успеть опубликовать начатое годы тому, автор порой выпускает роман!
ну, мягко говоря, который мог бы улучшить. Тем более, что знает как.
Но вы-то не связаны ни сроками выпуска, ни возрастом! Можете выстроить
книгу совершенной, вычистить все шероховатости, а все алмазики
превратить в бриллианты!
И взять разом всех баб, все ордена и премии!
Итак, начинаем книгу о литературных приемах!
Глава 2
Вначале стоит провести четкую грань между писательством и
журналистикой. Это две близкие и родственные профессии, их иногда
совмещают, хотя редко успешно. Прежде всего потому, что в самой основе
у этих профессий разный подход.
Журналист пишет статьи, очерки, заметки, информашки, даже
документальные книги. Основная сфера публикаций - газеты, журналы.
Великолепной газета считается та, которую человек от первой до
последней страницы прочитывает за пятнадцать минут. Прочитывает и
усваивает массу информации. Запоминает хотя бы до завтра, ибо с утра
другие события, другой курс доллара, другие убийства, свадьбы, разводы
и скандалы в правительстве.
Разные требования диктуют разный стиль. Журналист обязан избегать
яркого языка, великолепно построенных фраз, которыми восторгаемся у
Бунина-Набокова-Астафьева. Он обязан писать так, чтобы взгляд бежал по
странице быстро, не цепляясь, сразу хватал и усваивал информацию.
Писатель пишет не на один день. Книга не выбрасывается по прочтении,
как газета, а в этом случае требования к способу разбрасывания значков
по бумаге иные.
Первое: писатель обязан писать не информативно, а образно. Если на
пальцах, то журналист пишет: "Депутат Рохлев рассердился", а писатель
так не имеет права уже по статусу художника слова. Он пишет что-то
вроде: "Депутат Рохлев нахмурился" (стиснул кулаки, заскрипел зубами,
взревел, зарычал и пр.), т.е., он рисует картинку, а проницательный
читатель, которому спешить некуда, хоть с трудом, но все же
догадается, что депутат Рохлев рассердился.
Писатель не напишет: "Депутат Рохлев обрадовался", а прибегнет пусть к
штампам, но все же образам - губы раздвинулись в улыбке, счастливо
завизжал, подпрыгнул, лихо пригласил всех в депутатский буфет за свой
счет и пр.
Конечно, нужно избегать штампов (стиснул кулаки, заскрипел зубами и
пр.), но даже самые убогие лучше простой информативности журналиста.
Конечно, штампы и есть штампы, с ними уважения коллег не приобретешь,
но деньгу зашибить можно. Особенно, если строгать детективчики или лав
стори. Там требования намного ниже, а читатели проще, чем высоколобые
любители фантастики.
О том, как убирать штампы - позже. Сперва - базовое.
Базовое. На примере. Приходит друг, мнется, потом с очень равнодушным
видом достает рукопись, протягивает: "Я тут рассказик накропал... Так,
для себя. Прочти, может понравится?" Я тут же в испуге выставляю перед
собой ладони: "Что ты, что ты! Как можно? Это с моей стороны будет
свинством. Ты писал для себя, а я буду читать твое интимное? Ни за
что! За кого ты меня имеешь?"
Друг мямлит: "Но я хотел бы, чтобы ты сказал... Я насчет
публикации..." И вот тут начинается игра, которую он даже не понимает,
ибо я упорно отказываюсь: неприлично читать то, что человек написал
"для себя". Это хуже, чем читать чужие письма, те хоть пишутся
другому, а тут прямо дневник! Друг пытается заставить прочесть, и все
больше нажимает на то, что "это и для печати бы..." Я на своем, ибо
непристойно публиковать то, что написано для себя.
Наконец, словно только что-то начиная понимать, спрашиваю: так для
себя или для печати? Он, сердясь на мою тупость, уже кричит, что хоть
и для себя, но хочет видеть это опубликованным! Тогда, видя что дальше
его не проймешь, хлопаю себя по лбу и объясняю Первое Правило, что
ежели для себя, любимого, то писать можно абсолютно все. Сам себя
поймешь любого. А что не поймешь, то догадаешься. По кляксе или
оброненной слезе. А если для других, то здесь вступают в силу совсем
другие законы. До другого человека еще достучаться надо. А для этого
нужно особые литприемы, которые обязательны. Ежели их нет, тогда уж
извини...
Тут он в последний раз ощетинивается и бормочет, что он писать
все-таки для себя. Тут же протягиваю ему рукопись, мол, забери,
неэтично читать чужое и т. д. и т.п. Он вздыхает и... сдается. Все! Он
во что бы то ни стало, хочет увидеть свое произведение опубликованным.
Он готов слушать.
Конечно, это не значит, что будет соглашаться. Он сто раз возразит,
что писал для себя, я сто раз протяну рукопись назад, он тысячу раз
скажет, что вовсе не то сказал, что я дурак и ничего не понимаю, а я
буду тыкать пальцем в строчки и говорить: тут так написано. Вот эти
буковки, сам взгляни, а мысли твои я не читаю. Он: ну я ж тебе
объясняю, тупому, а я: будешь объяснять так и каждому, купившему твою
книгу? А если он читает в постели ночью? Со спящей женой рядом? На ком
из них ты надеешься поместиться?
Базовое. Очень важно научиться смотреть на свое произведение как бы со
стороны. Чужими глазами. Честно говоря, мне кажется, что это
невозможно, невозможно в полной мере, но все-таки существует ряд
профессиональных приемов.
Первый пришел с начала века, когда жизнь текла неторопливо: положить
законченную рукопись в дальний ящик, не трогать с полгода, заниматься
другими делами. А когда снова вытащите, посмотрите другими глазами,
сразу начнете замечать погрешности, увидите как исправить к лучшему.
Второй: отложить ненадолго, затем привести себя в состояние
раздражительное, язвительное, вообразить, что это не ваша рукопись, а
автора, которого вы не прочь обойти на финишной прямой. И тогда
отыщете в ней гораздо больше изъянов, чем у себя, любимого,
талантливого, удивительного!
Третий: дать рукопись прочесть приятелям. Но ни коем случае не
говорить, что это ваша. Иначе наговорят приятных слов, всяк знает как
болезненно автор реагирует на любое замечание в его адрес! К слову, я
показывал свои рукописи как "Иван Крокодилов" на семинаре фантастов в
Москве, 1976 г.), Иван Хорватов ( ВЛК, 1079-1981), и еще под десятками
