четыре пролета...
Он стоял так же еще несколько минут. По три минуты на
пролет, все верно, теперь блестка почти не двигалась. Значит, в
толпе протискивается к эскалатору, медленно поднимается к
поверхности, долго ждет автобуса...
Вдруг в голове стало жарко от внезапной мысли. Каким
образом ему удалось проследить за ее движением на
противоположный конец Москвы?
Оглушенный, он долго брел по улице. Стоило
сосредоточиться, снова видел крохотную лиловую блестку. Но едва
его мысли обратились к странно обретенной способности, блестка
погасла, а он двигался через туман бликов, розовых пятен,
мелькающих теней, слышал голоса, смех, шорох подошв и стук
каблучков.
Теперь добраться бы благополучно до своей квартиры, но
идти надо спокойно, размеренно, по дороге придется миновать два
перекрестка поверху, в любом случае стоит дождаться еще людей,
а потом с ними и перейти на другую сторону. По людям, таким
шумным и горластым, ориентироваться удобнее, чем по светофору
на дальней стороне. Идти надо не спеша, теперь Оля все мысли
обратит на Леонида...
Едва он подумал о Леониде, как сознание зафиксировало
крохотную красноватую искорку. Та перемещалась глубоко под
землей, и он тут же понял: Леонид едет подземкой к Оле. То же
направление, те же интервалы. Через две остановки выберется на
поверхность...
Мрачно наблюдал, как искорка стала делать зигзаги: сто
девяносто шестой автобус подолгу петлял, прежде чем попасть на
Островитянинова, затем красноватая искорка остановилась. Хотя
нет, ползет, только едва-едва. Значит, выбрался из автобуса и
двигается пешком через парк.
Затем лиловая искорка и красная искорка остановились друг
против друга. Он сосредоточился, боль обострила чувства. И он
ясно увидел, как на лестничной площадке топчется
раздосадованный Леонид и обозлено жмет кнопку звонка.
Одновременно он видел Олю, что уже переоделась в домашний
халатик и с напряженным лицом сидела на кухне, прислушиваясь к
непрерывным звонкам.
Он нащупал монету. Бросил в щель телефона-автомата:
-- Алло, Оля. Ты зря не открываешь дверь... Да-да, это я,
Павел. А там у двери Леонид. Все как ты любишь: с коробкой
конфет и шампанским.
Ее голос брызнул негодованием:
-- Ты... ты... шпионишь?
-- Открой дверь,-- сказал он мертвым голосом.-- А то уже
достал записную книжку.
-- При чем здесь записная?
-- Смотрит другие адреса.
Руки так тряслись, что едва сумел повесить трубку.
Домой добирался вконец ослабевший. Один раз в самом деле
едва не попал под машину. Слышал как рядом пронеслось визжащее,
удалилась и растворилась в бензиновом воздухе брань, но даже не
успел испугаться. Вот он родной двор, сейчас доберется до
своего убежища...
Из подъезда тяжело выползло, распластываясь по стене,
желто-зеленое пятно. Он ощутил, что это ковыляет, держась за
стенку, Мария Игнатьевна, соседка. Тучная, ноги в синих жилах с
огромными черными тромбами, согнутая в три погибели. После
второго ребенка заметно сдала, часто бывала в больнице.
Говорят, дважды побывала в реанимации.
Перед его глазами желто-зеленое раздвинулось, недобро
обозначилось темными сгущениями, и он дернулся от отвращения,
но следом перевел дух: нет, пока не метастазы, опухоль уже
злокачественная, но пока не разрослась... После трудных родов у
многих наступают сложности с кишечником, а эта родила под
старость, теперь дня не обходится без мощных лекарств.
Он ощутил знакомое чувство вины, хотя вроде бы какая вина,
даже не знаком, просто с его обостренной чувствительностью еще
с детства чувствовал себя виноватым перед каждым калекой,
дряхлым стариком, инвалидом.
Мысленно он убрал зловещее образование, и не сразу обратил
внимание, что лиловое пятно начало менять цвет, поползло вверх.
Он еще растворял, изгонял, рассеивал, и вдруг поверх
желто-зеленого разлился солнечный оранжевый цвет. Из этого
пятна донесся удивленный вскрик, по вытянутому вверх пятну он
понял, что Мария Игнатьевна как-то сумела распрямить годами
негнущуюся спину.
Он чувствовал, что все его тело дрожит, руки и ноги
трясутся, будто несет немыслимую тяжесть. Выходит, его
наконец-то развившаяся сверхчувствительность позволяет не
только видеть больше других, но даже воздействовать?
Как сквозь вату донесся встревоженный возглас:
-- Маша, ты видела, из кафе, что на углу, "скорая" семерых
увезла? Что за мороженое теперь делают!
Но не вслушивался, ибо, дергаясь из стороны в сторону,
навстречу понеслись лестничные пролеты. Дрожащие пальцы едва
попали ключом в замочную скважину. Ворвавшись в квартиру,
бросился к зеркалу. Останется или испарится эта способность --
бог с ней! -- но сейчас он сотворит самое важное и страстно
желаемое...
Да плевать, если даже может двигать звездами, переставлять
галактики, становиться невидимкой или бессмертным богом
носиться над просторами земель... Он попробует, попытается
совершить самое важное дело на всем белом свете: изменить форму
глазного яблока!
МОСКВА, 2000-Й...
Он вздрогнул. Сузились размеры комнаты. Квартира
неузнаваемо изменилась. Исчезла старинная мебель, исчезли
ковры. Повеяло холодом, неуютом.
Он находился в малогабаритной комнате. Открытая дверь вела
в крохотную прихожую. Из совмещенного санузла доносился частый
стук капель. Окна были тусклые, по одному из стекол наискось
тянулась грязная лента лейкопластыря, стягивая трещину.
Небо было бурым, словно тяжелая ржавая туча висела над
самым домом.
Костлявая рука страха сжала горло. В глазах потемнело.
Стены пошатнулись, начали валиться на него. Он плотно зажмурил
глаза, чтобы не видеть этот ужас. Сердце заколотилось бешено,
он дышал судорожно, пальцы отыскивали комфорт-роман.
Внезапно ноздри уловили необычный запах. Он раскрыл глаза,
невероятным усилием постарался удержать контроль над собой.
Из кухни доносилось позвякивание. Шорох...
Он поспешно направился туда. Сердце колотилось так, что
вот-вот выпрыгнет и запрыгает по полу, как большая неуклюжая
лягушка.
На кухне возле плиты суетилась невысокая темноголовая
женщина. Кофе сбежал, и она, небрежно приподняв решетку,
неумело сгребала коричневую гущу в уголок.
Он остановился, обессилено держась за косяк. Женщина
оглянулась, в ее глазах появилось ожидание. Лицо ее было с
высоко поднятыми скулами, рот широк, губы чересчур полные и
оттопыренные. Глаза смотрели с ожиданием.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец
она сказала с недоверием и жадным ожиданием в голосе:
-- Константин... пришло ли к тебе... это?
Он вздрогнул. Голос был абсолютно тот, как у Илоны. Он
молчал, продолжая ее рассматривать во все глаза, слишком
ошеломленный, чтобы разговаривать.
Илона, если это она, все еще не отрывая от него
настороженного взгляда, замедленным движением положила тряпку,
медленно развязала узел на фартуке, сняла. Он тупо смотрел, как
она так же медленно и очень аккуратно повесила его на спинку
стула, двинулась из кухни.
Ей нужно было пройти мимо него, а он стоял на проходе. Она
скользнула боком, маленькая, юркая, однако его руки перехватили
ее. Она ударилась о его грудь, уперлась кулачками, отогнулась,
все еще настороженно заглядывая ему в глаза.
-- Илона,-- проговорил он. Смолк, затем снова сказал, уже
прислушиваясь к своему голосу, хрипловатому и обыкновенному: --
Илона... Это наш мир?
Она грустно кивнула:
-- Да. Таков он настоящий. Неустроенный, нерациональный. С
пыльными бурями, отравленными водоемами, нехваткой ресурсов...
С множеством нерешенных грозных проблем.
Он жадно всматривался в ее лицо. Такое обыкновенное, и вся
такая обыкновенная... Внезапно острая жалость к себе резанула
его, он оттолкнул ее и бросился обратно в комнату. Дрожащими
пальцами рванул на себя ящик стола. Голубая коробка лежала на
прежнем месте, на дне перекатывалось десятка два крохотных
оранжевых, словно наполненных солнечным светом, шариков.
Схватив всю коробку, он бросился в ванную, чтобы запить,
снова отпихнул эту женщину, что теперь проскользнула в прихожую
и быстро натягивала куртку. Он успел перехватить ее взгляд: это
был прежний взгляд Илоны. Но в нем не было восхищения его умом,
находчивостью, силой... не было обожания... не было даже
негодования... Она посмотрела с жалостью, как на слабого,
раздавленного. Посмотрела как на калеку.
Он задержал пилюли у рта. От нетерпения чуть было не
проглотил двойную дозу вообще без воды. Тогда вообще бы стал,
если не поперхнется, императором Галактики...
-- Прощай,-- сказала она печально. Ее пальцы нащупали
ручку двери.-- Ты же мой рыцарь... Говорил, что защитишь...
Он услышал свой визжащий от страха голос.
-- Мне плевать на неустроенность... Я хочу жить приятно, я
хочу комфорта! Наш уровень цивилизации обеспечивает высокий
комфорт...
-- Это иллюзорный комфорт... Для слабых...
Не слушая ее, он торопливо наполнил водой стакан.
-- В будущем количество психических расстройств возрастет
еще больше,-- сказал Константин с апломбом.-- Резко возрастают
нервные нагрузки, НТР давит, постоянно оглядываешься -- как бы
не задавило, со всех сторон на тебя обрушивается лавина
информации... Даже на улице со всех сторон в мозг бьют рекламы,
плакаты, знаки, предостережения, вывески, объявления, визжат
тормоза, мент свистит, со всех сторон голоса, шум, трамвайные
звонки...
-- Народ приспосабливается,-- сказал Павел мирно,-- а
болезней не стало больше. Просто научились выявлять такие
расстройства, какие раньше проходили незамеченными.
-- Оптимист!
-- Верно. Народец приспосабливается! Уже давно... Чуть ли
ни с пещерного времени. Зачем, по-твоему, дикари лопают
мухоморы, древние славяне варили брагу, а сейчас в магазинах
полным-полно ликероводочных изделий? Для равновесия, братец...
Тут обидели, так он в иллюзорном мире набьет морду обидчику, а
то и вовсе станет императором и велит врагов исказнить лютой
смертью.
Константин сказал нервно:
-- Наш мир дает этим... иллюзорщикам слишком много. Одни
лотереи чего стоят! Купит несчастный слабак билетик, затем
полгода до самого тиража мечтает о богатстве, которое с неба
упадет!
-- Пусть мечтает.
-- Но он же не работает в полную мощь! Надеется на слепое
счастье.
-- Но и не ворует зато. Надеется, уже хорошо. Дурень тот,
кто подсчитывает, сколько государство заработало на лотереях и
на водке. Это все убыток! И занимается этим государство потому,
что прекрати выпускать водку -- тут же самогон начнут гнать.
Водка хоть очищенная, без вредных примесей... Государство не в
силах изжить зло, так хоть уменьшает его! Так и лотерея. Надо
дать шанс и тем отчаявшимся слабакам, которые сами уже ничего
не могут. А то возьмут ножи и выйдут на улицы!
Он улыбался, но глаза смотрели серьезно. Константин остро
посмотрел на друга, спросил резко:
-- А что дают пилюли?
-- Гм, пилюли другое дело. Цивилизация невероятно
усложнилась, малейший сдвиг хоть на крошечном участке может
привести к гибельным последствиям. Потому созданы психотропные
пилюли, которые поддерживают психику человека на оптимальном
уровне. С помощью пилюль человек легко переносит усложнившийся
ритм жизни, быстро и безошибочно принимает решения в сложных
ситуациях, работает продуктивно... Да что ты набросился на
пилюли? Чай, кофе, табак официально именуются "культурными
