рисковать имуществом хозяина и соваться с каретою в Малый Град!
- Хорошо, стало быть, до Обелиска.-Клостергейм вновь уселся на место.-Ну
что, друзья, будут какие-нибудь предложения? Как станем действовать?
- Я на это не подряжался,-заявил Сент-Одран, не скрывая своего
отвращения.-Я вернусь вместе с каретой и поставлю хозяина нашего в
известность относительно ваших планов. По крайней мере, если вам нужна
будет помощь, он сможет вам ее обеспечить.
- Вы не можете бросить нас. Нам нужен переводчик,-сказала Либусса тоном,
не терпящим возражений.
- Вы надо мною невластны, мадам.
- Я немножко разбираюсь в бандитских жаргонах,-вызвался я.
- Хорошо,-заключила она.-Как вам будет угодно, Сент-Одран.-Она с
подозрением покосилась на него, так что шевалье не выдержал и рассмеялся
вслух.
- Не бойтесь, миледи. Никуда я не денусь, не улечу в неизвестном
направлении, пока партнер мой с вами. Но, разумеется, если только я не
узнаю, что его нет в живых или что дружба наша больше ему не нужна.
Карета ехала теперь по каким-то темным закоулкам, освещенным только
редкими фонарями на стенах или отблесками пламени свеч, что вспыхивали за
окнами. Вскоре мы остановились на шумной рыночной площади, где торговцы и
лавочники зычными голосами зазывали покупателей. Здесь было светло: горели
факелы и масляные лампы, сигнальные фонари, жаровни и свечи, создавая
причудливое смешение света. Пахло жареной рыбой, колбасками и кислой
капустой, дешевым элем и джином по пенни за кружку. Какие-то проходимцы в
латанных-перелатанных сюртуках пререкались с торговцем, пытаясь сбыть ему
краденые ковры. Здоровые дядьки в высоких бобровых шапках с дубинами
подмышкой прохаживались по площади, с этим аристократическим высокомерием
поглядывая на нищих художников, что увивались вокруг. Я сразу смекнул, что
это за базар-не просто место, где собираются воры на сходку, но еще и
нейтральная территория, граница, где уголовный мир встречается с честным
предпринимательством и приходит с ним к некоему компромиссу к обоюдному их
удовольствию. Такие места существуют на границе воровских кварталов во
всяком большом городе, и их иногда называют даже "на свиданке, что точно
весьма соответствует их назначению. Имелись здесь и ломбарды, и одиночные
перекупщики, специализирующиеся исключительно на скупке краденого. Франты
из вонючих трущоб, разодетые в этакие "изысканные лохмотья, часто-под руку
со своими подружками (увешанными, как и их кавалеры, грязными лентами и
изодранными кружевами) тащили на рынок товар, сюда же стекались грабители,
и карманники, и мошенники всех мастей.
У подножия Обелиска-черного гранитного блока высотой в сотню футов,
изукрашенного потертым, почти уже неразличимым барельефом и какими-то
таинственными письменами-все пространство заставлено было плетеными
корзинами, повозками, ручными тележками, мешками, коробами и прочими
необходимыми атрибутами суматошного рынка. Мы вышли на площадь
(Клостергейм-с этакою небрежностью, я-с показною дерзостью, и Либусса-с
некоторой опаской), оставив Сент-Одрана в карете. Он сказал, что извиниться
за нас перед князем Мирославом. Кажется, он действительно беспокоился за
меня, и я старался держаться так, чтобы хотя бы слегка поунять его страхи.
Следуя за Клостергеймом, который указывал путь, мы вышли в квартал
узеньких переулков, что подходили вплотную уже к Малому Граду. Здесь, как я
понял, селились честные бедняки и располагались дешевые лавочки и шумные
пивные; какие-то люди из самых низов с озабоченным видом спешили по своим
делам, не обращая на нас никакого внимания. Но чем дальше мы углублялись в
лабиринт закоулков, тем недружелюбнее становились взгляды местных,
направленные в нашу сторону.
Причем, внешний облик людей на улицах тоже менялся: шлюхи, мошенники
самого низменного пошиба, мелкие воришки...
Трупная бледность Клостергейма и черты его, схожие с черепом, сослужили
нам хорошую службу. Ни один негодяй, направлявшийся было к нам с вполне
определенными намерениями, застывал на месте, едва увидев устрашающий лик
нашего мрачного спутника. Также, я думаю, их останавливал необычный, прямо
скажем, вид нашей тройки и то еще, что мы шли решительным шагом, плечом к
плечу, не выражая ни малейшей боязни. В случае чего, рассудил я, мы
притворимся, что нам надобно повидаться по важному делу со здешними
"блатарями"-сливками преступного общества. Я очень надеялся, что говорят
они на том же жаргоне, которому мне пришлось обучиться за годы скитаний,
когда я и сам промышлял на большой дороге.
Когда мы уже приближались к границам Малого Града, дорогу нам преградило
шесть или семь молодцов с пистолетами, саблями и ножами, причем оружия на
них всех висело больше, чем в витрине оружейной лавки; мрачные их лица были
почти неразличимы в тени широкополых шляп, только зловеще сверкали глаза.
Их предводитель, обезьяноподобный юнец почти при полном отсутствии
подбородка, но зато при бороде, что топорщилась на щеках, вызывая не
слишком приятные ассоциации с пережеванными мясными жилами, обратился к нам
с таким заявлением:
- Кнацайте, кореша, эко нам подфартило, гузно у бутончика
знатное-разложить в самый раз. А бобров хомутнуть и свалить.
Я с облегчением обнаружил, что понимаю каждое слово. (Но даже если бы не
понимал, то догадаться было бы нетрудно, поскольку они собирались нас с
Клостергеймом прирезать, а Либуссу забрать себе на потеху.) Я ответил ему
так:
- Не крути понты, брат. Узнаю боковика на заставе, экий ты все же
укроп-на своих наезжать дружбанов с торняка, как бы прокола не вышло.
Моя краткая речь произвела на него впечатление. Он отсалютовал мне,
прикоснувшись двумя пальцами к полям своей шляпы, и, осклабившись,
отступил, освобождая дорогу.
- Ошибочка приключилась! Едва корешей не вмочили, вот был бы облом!
Потом он спросил, чем он может быть нам полезным. Я ответил, что мы ищем
господина Реньярда, чтобы засвидетельствовать ему наше почтение прежде, чем
мы приступим к "работе". В данный момент мы испытываем нужду в средствах, и
поэтому нам не терпится взяться за дело как можно быстрее. Кажется, мне
удалось убедить разбойников своею цветистой легендой, каковую я
позаимствовал больше из книг, нежели из воспоминаний о бурном моем прошлом,
но эта рыбка, как я знал прекрасно, всегда ловится на ту наживку, что
поярче. Они подозвали еще одну шайку вооруженных до зубов головорезов,
которые стояли неподалеку на пороге таверны и обсуждали, где пиво лучше:
здесь или в "Розе и компасе". Нас представили им как знаменитых "рыцарей
большой дороги", и трое юнцов, впечатленные явно нашим близким знакомством
с господином Реньярдом,-а из речи моей можно было бы заключить, что он
самый близкий наш друг,-вызвались проводить нас.
- Лис обретается в "Распазиане", что на Оропской. Речь ведет с урлаками
зелеными. Отшаландрим вас в лучшем виде.
Итак, следуя за молодыми разбойниками, которые с важным видом расчищали
для нас дорогу, мы углубились в извилистые закоулки, что образовывали
запутанную сердцевину этого бандитского лежбища. Наконец выбрались мы на
огороженную со всех сторон площадь, залитую оранжевым светом звезд, что
обнаруживал полуразвалившиеся стены, покрытые лишайником и плющом, слепые
окна без стекол, просевшие крыши. В центре ее располагались остатки
когда-то ухоженного скверика, который разросся теперь до полудикого
состояния, хотя сохранял еще линии первоначального своего плана. Узкий
проход между хаотичным сплетением вянущих первоцветов и олеандра вывел нас
на ту сторону площади к громадному обветшавшему строению, сложенному
наполовину из бревен, наполовину-из кирпича, причем нижние этажи его явно
сооружены были в доисторическую эпоху. Вывеска-первая встреченная нами в
Майренбурге вывеска, оформленная на манер алфавита кириллицы,-сообщала, что
развалина эта есть Распазиан:
напитки высшего качества и легкий ужин. Вывеску освещали два тростниковых
факела, прикрепленных на столбах, что стояли по обеим сторонам от входной
двери, и только дрожащее пламя их выдавало присутствие здесь людей.
Провожатые наши в нерешительности застыли на пороге под дрожащим мерцанием
факелов, неуклюже схватившись за рукояти мечей. Глаза их забегали. Молодцы
наши пытались изобразить этакую небрежную беспечность, но это у них
выходило весьма неловко и даже комично. Они, безусловно, до смерти боялись
своего короля.
- Странно даже,-шепнула мне Либусса,-что такой важный принц держит двор
свой в захудалой харчевне!
- Он здесь принимает бандитскую свою братию и разбирается с теми, кто
нарушает их воровские законы,-ответил я ей. Мы шагнули было к двери, но тут
один из юнцов, в засаленном котелке, удержал меня за руку. Второй быстро
спустился по выщербленным каменным ступеням, что вели к двери в подвальный
этаж, выстучал по двери этой какой-то замысловатый условный сигнал, потом
отступил и, встав где-то на середине лестничного пролета с видом наполовину
вызывающим, наполовину извиняющимся, принялся ждать. Почти немедленно дверь
распахнулась, и на пороге встал здоровенный детина в грязной и проржавелой
кольчужной рубашке из тех, что носят солдаты турецкого войска. Этот
внушительный "турок" шагнул вперед к подножию лестницы и прогрохотал,
зловеще поводя глазами:
- Фролих. Никак фраеров привел, а чего сразу не мастернул?
- Все ништяк, не выламывайся,-ответил ему юнец примирительным тоном и
ткнул большим пальцем в мою сторону.-Этот копченый бухтин, он-блатарь,
только косит под бобра. Все приличные люди. Братва с торняка. Дружбаны
бондаря, ты их к нему и пришвартуй.
Однако мрачный гигант был осторожен. Он двинулся прямо на нас, тесня
Фролиха, который вынужден был потихонечку отступать. Он так и пятился, пока
не укрылся у меня за спиной.
- Это не пацаны тебе, Ержи. Зуб даю, авторитеты. Ты к ним не вяжись,
пастью не щелкай!-С тем он развернулся и, в сопровождении двух своих
сотоварищей, едва ли не бегом унесся прочь.
Ержи насупился и поднялся еще на пару ступеней. Я повторил ему ту же
басню, что мы-знаменитые бандиты с большой дороги, хотим переговорить с его
господином и получить у него разрешение "поработать" в районах, прилегающих
к Малому Граду, и остановиться пока на какой-нибудь "хате" в молдавском
квартале. Он указал на саблю мою и пистолеты:
- Скинуть положено козыри и кнуты.
Мы сдали оружие, после чего мрачный "турок" ушел, захлопнув дверь перед
самым нашим носом, так что нам пришлось ждать-признаюсь, в некотором
беспокойстве,-пока она не откроется снова. Хмуро глядя на нас, скорее-по
привычке, нежели из-за какой-то особенной к нам вражды, зловещий гигант
пригласил нас войти. Он провел нас по коротенькому коридору в большую
темную комнату, заставленную столами, пустыми и грязными за исключением
тех, что располагались у самого входа. На низеньком возвышении, где обычно
выступали актеры, развлекающие посетителей харчевни, сидел человек,
разодетый по моде прошлого века в какие-то перья и кружева, словно
придворный вельможа Короля-Солнце. Но фигура его казалась как-то странно
непропорциональной; лицо скрывалось во мраке.
Вокруг главаря толпились разбойники в самых причудливых, весьма даже
экстравагантных костюмах. Позы их выражали нарочитую скуку; взгляды-дерзкие
и вызывающие-обратились к нам. То были не уличные воришки, которые
встретились нам на улицах. То были высшие чины воровской касты: заносчивые
и надменные бароны, приближенные короля, господина Реньярда.
На креслах у подножия возвышения восседали их подружки и жены, с
виду-такие же дерзкие, как и их мужчины. Они источали едва ли не видимый
запах духов и пудры, ложившийся мутным облачком на кружева и шелка и
навевающий воспоминания о роскошных борделях Стамбула и Барселоны. За
столами сидели просители и пленники, некоторые даже-связанные и под охраной
дюжих молодцов. Зал освещен был церковными свечами, вставленными в тяжелые
