Клостергейм же просто сложил руки на груди и склонил свой длинный носище
в угрюмой капитуляции. Ни он, ни Либусса даже не предполагали, что события
повернутся подобным образом!
Это никак не входило в их планы!
Часовня была залита светом громадных желтых свечей. Воск их оплавлялся,
создавая причудливые узоры. Беспокойный их дым извивался, подобно проклятым
душам, корчащимся в адских муках. Монсорбье расположился на ряд впереди
меня. Он перебросил перевязь со шпагой за спину и, убрав длинные волосы с
бледного своего лица, не отрываясь глядел на мужчину в красно-белом плаще с
высоким стоячим воротником, погруженного в молитвы к некоей вышней силе.
Когда он повернулся, я узнал его. То был наш трус-барон, фон Бреснворт.
Заметив меня, он заговорщицки мне усмехнулся. Я рванулся было вперед,
намереваясь убить подлеца на месте, но Либусса твердой рукою остановила
меня. Сердце мое бешено колотилось в груди, но все-таки я покорился ее
молчаливому повелению.
С обеих сторон в часовню выступили фигуры в пурпурных, золотых, белых,
черных и желтых плащах, украшенных кистями.
Головы их покрывали широкие остроконечные капюшоны (словно на auto da
fe), темные вуали и расшитые покровы, представляющие неотчетливую пародию
на одеяния христианских священников. Я рассудил, что это, скорее всего,
какое-нибудь гнусное сборище жрецов от масонства, проводящих труды и дни
свои в изысканиях тайн сверхъестественного,-несуразная, невразумительная,
исходящая потом толпа. То могли быть какие-нибудь скотники с крестьянского
двора, настолько груба была плоть их, не закрытая пышными одеяниями. Они
привели с собой миленького ягненка, который жалобно блеял и рвался на
поводке со вплетенными в него нитями золота. Следом за ними в часовню вошла
наша златовласая дева. Она подхватила ягненка на руки, принялась ласково
гладить его, что-то шептать ему. Ее длинные локоны упали на дрожащее тельце
животного, обернув его точно сияющим покрывалом. Ягненок блеял-тихонько и
неуверенно-и пытался сосать ее розовый пальчик. Она улыбалась и напевала
ему колыбельную песню.
Возвышаясь на целую голову над сотоварищами своими, чьи лица скрывали
просторные капюшоны, она поднялась к алтарю. Жрецы выстроились теперь
полукругом, легонько покачиваясь в ритме неслышной мелодии.
Часовня наполнялась народом. Мужчины и женщины занимали места свои на
скамьях позади нас. Либусса, как было вполне очевидно, узнала некоторых из
них. Клостергейм же, так и не поднявший глаз, кажется, не замечал вообще
ничего.
Дева у алтаря заговорила высоким напевным голосом, что разнесся по
каменному пространству звоном кристального колокольчика:
- Время пришло, изволение оглашено и цена наконец назначена. Вы готовы
платить эту цену?
- Мы готовы платить эту цену,-был ей ответ.
- Тогда будете вы удостоены,-продолжала она,-зрелища встречи светил и
узрите великий миг, когда соприкоснуться миры. Вам дарована будет свобода
проходить по мирам сим по велению своему. Каждый из вас наделен будет силой
менять все, что желает он изменить. Миллион царств, пребывающих в
гармоничном согласии! Миллион солнц! Так определим мы судьбу человечества,
каковая свершится при следующем повороте Космического Колеса. Великое
Равновесие уже устанавливается.
Изменение неизбежно.
- Изменение неизбежно.
- Суть его будет определена.
- Суть его будет определена.
- Суть его будет определена. Удостоенными и избранными, посвященными в
святая святых, теми, кто ищет путь к Сердцевине, кто пришел сюда в этот
час. Они вынесут свой вердикт. Они установят новые долги. Но прежде всего
надлежит расплатиться со старым долгом.
- Прежде всего надлежит расплатиться со старым долгом.
- Время Агнца явилось эпохой неосуществления. Агнец сулил надежду, но
даровал лишь отчаяние.
- Лишь отчаяние.
- И теперь, если только достанет нам силы, нам дозволено сотворить Время
Льва!
- Время Льва.
- Время Льва-торжество грез истомившегося в неутоленном своем честолюбии
человека. То будет время огня. Время властвовать. Время сокрушать.
- Время сокрушать.
- Время сокрушать, когда мы поведем человечество за собою. Мечтания наши
наконец обретут воплощение в грядущем
тысячелетии. И никто не осмелится нам перечить.
- И никто не осмелится нам перечить.
Она выдержала красноречивую паузу.
- Кто вступится за Агнца?-Ягненок уже больше не отбивался; он просто
смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Она протянула руки, словно бы
предлагая его своим жрецам, застывшим у подножия алтаря.-Кто спасет его?
Те лишь покачнулись, храня молчание.
Белокурая дева склонила голову, как будто хотела поцеловать убаюканного
зверька. Губы ее погрузились в мягкую шерстку на шее ягненка. Он
протестующе вскрикнул. Всего один раз. Она повернула голову, и длинные
волосы ее взметнулись золотым ореолом. Она подняла лицо: губы ее были
испачканы в крови.
Ягненок судорожно задергался, и еще больше крови пролилась на ее одеяние,
на алтарь, брызги ее полетели в жрецов. Те завыли и захохотали, принялись
дико скакать и выкрикивать:
- Время Агнца прошло. Грядет Время Льва. Время Агнца прошло. Грядет время
льва.
За исключением нас троих все присутствующие, включая и Монсорбье, и фон
Бреснворта, вскочили на ноги и принялись раскачиваться из стороны в
сторону-этакая методистская паства, заходящаяся в экстазе под свои
монотонные гимны.
Мужчины и женщины, вполне обычные с виду, всех возрастов, некоторые-с
детьми, возвысили голоса в ликующем пении. Меня охватило странное
беспокойство, и я никак не мог его побороть. А потом, когда горящий взгляд
их златовласой жрицы упал на нас, я вдруг неожиданно для себя самого
вскочил, бросился к Монсорбье, выхватил шпагу его, которую он так
неосторожно перекинул за спину, из ножен и прокричал Клостергейму с
Либуссой, чтобы они нашли выход. Зверский сей ритуал никоим образом не
согласовывался с теми остатками веру, что еще сохранились в душе моей. И
действуя по своему разумению,-пусть даже действие сие обречено на
провал,-я, как мне представлялось, хотя в мизерной степени, но разрушал тот
таинственный вышний замысел, который свел нас всех вместе.
Дева с обагренными кровью губами зашлась пронзительным воплем:
- Сие угрожает всему!
Перепрыгнув через скамью, я со всей силы ударил Монсорбье по руке-он уже
выхватил свой пистолет. Удар пришелся снизу, Монсорбье не удержал пистолет,
который подпрыгнул в воздух и был-чудом каким-то-пойман моей герцогиней. Не
тратя времени даром, она уперла дуло пистолета в горло ближайшего к ней
мужчины и сорвала с его перевязи шпагу и кинжал.
Лишь Клостергейм застыл без движения на месте, глядя на златовласую деву,
точно благочестивый монах, который узрел дивный лик Богоматери. Нам он был
не помощник. Я завладел еще одним пистолетом. Мужчины, еще не очнувшиеся от
гипнотизма кровавого ритуала, были как сонные овцы. Было бы глупо не
воспользоваться сим обстоятельством и не набрать как можно больше оружия! Я
прицелился. Вспыхнула искра, пуля с грохотом вылетела из ствола и поразила
одного из жрецов в капюшоне, который упал, визжа от боли, к ногам своей
озадаченной повелительницы. Второй выстрел сразил одного из людей
Монсорбье. Либусса тоже стреляла и уложила уже двоих из приспешников фон
Бреснворта, этих доморощенных колдунов, оскверненных сифилисом.
Все кругом скалились точно звери. Я видел лишь свирепые зубы и горящие
лютою злобой глаза. Похоже, меня ждала та же участь, что постигла бедного
ягненка. Либусса продолжала палить и сразила еще двоих. Часовня теперь
походила на помещение бойни-вся залитая кровью, с осколками костей и
мозгами, разбрызганными по скамьям и стенам. Честное собрание заметалось в
слепой панике, и нам с Либуссою удалось прорваться к двери. Еще одна
вспышка...
оглушительный грохот. Впечатление было такое, что она разрядила не
пистолет, а артиллерийскую пушку. Пуля, однако, даже не задела златокудрую
кровопийцу, но зато сбила одну из громадный свечей. Она повалилась прямо на
гобелены, которыми были завешаны стены, и подожгла их. Воспользовавшись
этим временным преимуществом, мы распахнули дверь. Поток воздуха,
ворвавшегося в часовню, взметнул пламя. Мы выбежали в темноту и прохладу.
Впрочем, мы хорошо понимали, что долго псов этих ничто не удержит. Выкинув
наши разряженные пистолеты, мы помчались рука в руке по скользким мостовым,
по улицам, что поднимались вверх под таким крутым наклоном, что в стены
домов вделаны были перила, миновали благополучно нескольких апатичных
курильщиков опиума, которые преградили нам путь, но лишь потому, что не
видели нас,-и потерялись уже окончательно!
А сзади уже доносились звуки погони. Карта, которую дал нам Реньярд,
осталась у Клостергейма. Либусса моя пала духом. Мы укрылись с ней под
мостом, что пересекал какой-то темный переулок, и она шепотом проговорила:
- Что здесь происходит? Зачем это жертвоприношение? Эти песнопения? Бред
какой-то! Зачем? Я не давала никаких таких распоряжений.
- Очевидно, не вы одни с Клостергеймом уверены в том, что Согласие Светил
дарует противоядие от всех былых разочарований.-Мое замечание пришлось ей
явно не по душе, но я продолжал:-Похоже, миледи, это уже настоящая
эпидемия.
И достаточно мне знакомая. Как часто мы полагаем себя избранниками,
единственными в своем роде, а потом выясняется, что сокровенным нашим
познанием обладает еще полмира...
- Ну помолчи же, глупец.-Она лихорадочно думала, вырабатывая новую
тактику.
Но я все же спросил на свой страх и риск:
- Но если Сатана и так уже правит над нашим миром, выходит, они только
время зря тратят?
- Его должно свергнуть. Отцу надлежит отступить перед отпрыском своим,-ее
голос звучал сурово.-Человечеству самому должно править собою.
- При вашей поддержке?-Глубинный мой страх нашел выражение в неуместной
веселости.
- Фон Бек, вы забыли. Это не только моя судьба, но и ваша тоже.- Она
легонько погладила меня по руке.-Но чтобы исполнить ее, нам потребны
союзники. Только кто? Я полагала, Монсорбье идет за мною... А меня предали!
- Надо вернуться к князю Мирославу. Это, пожалуй, самое разумное решение.
И выработать новый план.
- Мы теряем бесценное время.
- Учитывая обстоятельства...-Но тут грохот бегущих ног, отсветы факелов,
различимые голоса Монсорбье и фон Бреснворта повернулись в нашем
направлении, и нам снова пришлось бежать. На мгновение мы оказались в
кромешной тьме, вступив в некий узкий тоннель. Мы приостановились, чтобы
перевести дыхание. Звуки погони вновь отдалились. Я привалился ко влажной
скользкой стене и взял Либуссу мою за руку. Наши пальцы сплелись.
А потом, с изумленным вздохом, она оторвалась от меня и исчезла. Упала? Я
встал на колени, шаря руками по мостовой.
Ее нигде не было. Быть может, она отступила в какую-то нишу? На ощупь я
обследовал стену. Ничего.
- Либусса!-прошептал я.-Либусса?-Нога моя задела о ступеньку у глухого
дверного проема. Я расслышал какой-то звук, словно бы птица билась в силке.
Но Либусса исчезла.
Точно в воздухе растворилась. Если кто-то и захватил ее, то, безусловно,
не наши враги. Меня обуял настоящий ужас. Я не могу без нее, не могу! Я
бросился на дверь, и лицо мое ударилось о камень. Я повернулся... камень...
и снова-камень.-Либусса!
Она пропала. О Сатана, забери мою душу, но только верни мне Либуссу!
Ответом мольбе моей была устрашающая тишина. Ни вопящего в ярости
Монсорбье, ни тараторящего невразумительно фон Бреснворта... ни факелов...
ни звериных криков. Улица оставалась пустынной. Только алое с золотым
сияние Осенних Звезд мерцало на черной тверди небес.
- Либусса!
Кто-то жестокой рукою вырвал сердце мое из груди. Распорол мне живот и
достал все внутренности. Она была мною! В яростной муке принялся я колотить
рукоятью шпаги по камню стен, таких толстых, что удары мои не отдавались
