проявляя тем самым благовоспитанную тактичность. Он снял свой плащ,
отороченный горностаевым мехом, аккуратно сложил его, убрал в сторону и,
перебросив за спину кружева, украшавшие ворот его рубахи, взялся за дело,
напевая тихонько ритмичные шотландские песни и прерывая работу единственно
для того, чтобы вытереть пот со лба желтым шелковым платком. Время от
времени он бормотал:
- В самом деле, сударь?-и делал глоток-другой из бутылки с кларетом.
Когда излияния мои иссякли, он продолжил рассказ о своей жизни,
начавшейся с нищенского прозябания в грязных трущобах Эдинбурга,-поскольку
он не был шотландским лаэрдом, как признался он прежде,-когда шевалье мой в
возрасте семи лет бежал из тюрьмы, куда угодил за то, что украл в лавке
рулон материи (за подобное преступление кого-то постарше приговорили бы к
казни через повешение), и отправился в Лондон, где очень скоро очутился в
Нью-Гейте, но уже в более достойной компании возмутителей спокойствия,
-честных людей и отъявленных негодяев. В тюрьме он завербовался в солдаты
Ост-Индийской Компании и отправился в Азию, где участвовал в нескольких
боевых операциях и дослужился до офицерского чина, а также сумел снискать
расположение одного местного царька, к которому и дезертировал вскоре,-и
впоследствии сослужил этому хану хорошую службу, помог ему оттеснить войска
Компании от границ его владений, за что был пожалован титулом князя
Повджиндрского, но возбудил ярость и злобу в сердцах бывших своих
соратников (абсолютно, на его взгляд, необоснованно), каковые соратники
назначили даже награду за его голову. Сие последние, как шевалье мне
признался, он нашел весьма для себя лестным и счел, что подобное может
служить неплохою рекомендацией для его будущего нанимателя.
Путешествуя по Афганистану и перебиваясь продажею мелочного товара,
шевалье в конце концов добрался до России. И весьма своевременно: он успел
записаться в национальную армию и поучаствовать в подавлении казачьих
бунтов на Дону и Днепре.
Побывал он в Грузии и даже в Турции,-уже в качестве флибустьера,-где
принял самое деятельное участие в подготовке восстания армян-христиан
против их оттоманских хозяев, надеясь, что сие даст Московии достаточный
повод для того, чтобы объявить войну турком и в этом новом походе во имя
Святого Креста присоединить ко владениям своим по возможности большую часть
территории мусульманской империи!
В тому времени, когда он "добрался" до Турции, бутыль опустела, а я
окончательно уверился в том, что любовь моя не погибает теперь под снежным
завалом, и посему стал гораздо внимательней слушать рассказ шевалье. Вскоре
я понял: вот она, родственная душа! У меня было такое чувство, что я сейчас
обрел брата.
Но мусульманские султаны,-продолжал шевалье,-как-то прознали о его
происках и разрешили проблему просто: по повелению их в одну ночь сожжены
были шесть армянских поселений, и будущие повстанцы сгорели заживо, не
успев даже встать с постелей. Он неплохо знал Санкт-Петербург и
Москву,-гораздо лучше меня,-хотя и не был так близок ко двору. Мы сравнили
воспоминания свои о Московии, и он загорелся желанием узнать поподробнее о
годах, проведенных мною в Татарии. Но я настоял на том, чтобы он продолжал
свой рассказ.
- Служил я еще и в Одиннадцатом Клинском легком пехотном полку в чине
майора; оттуда меня и забрал к себе герцог де Моссе, пребывавший тогда в
Московии на посту во французской дипломатической миссии. С ним я вернулся
потом во Францию, где стал баловнем светских салонов.-Он изыскал несколько
хитроумных способов, чтобы скопить себе некоторое состояние, которое тут же
и порастратил за какие-то пару месяцев, но прежде успел получить
предложение заняться вплотную разработкой новой национальной финансовой
политики.-похоже, французики почитали меня неким финансовым ведуном, лишь
потому, что у меня были кое-какие идеи, как всего лучше сбалансировать
бухгалтерские книги, и скромный талант выгодно покупать и продавать потом
купленные ценные облигации. Да вы сами знаете, было время, когда у них, у
французов, вошло в некую даже привычку останавливать всякого проходящего
иностранца на улице и умолять его занять пост министра финансов.-Сей период
его жизни продлился лишь несколько месяцев, после чего шевалье оказался на
службе у герцогини Люксембургской, где в качестве главного администратора
организован военный колледж. Именно в Люксембурге ему был пожалован титул,
к которому он подобрал потом имя некоего невразумительного святого ("я так
думаю, он был возничим святого Патрика! С туманного Острова Человеков!").
Титул сей он получил вместе с люксембургским гражданством за выдающиеся
государственные заслуги. Но на беду свою он вернулся во Францию,-как раз в
тот момент, когда шел штурм Бастилии, -и, не питая симпатии к революции,
решил долго там не задерживаться. Однако именно в это время он сошелся с
братьями Монгольфье и с увлечением работал под их началом, пока обоих не
арестовали. Сам шевалье вместе с некоторыми другими аэронавтами поспешно
перебрался в Бельгию, где им никто уже не мешал заниматься делом. Там-то и
началась по-настоящему его карьера воздухоплавателя, демонстрирующего
заинтересованным лицам типы воздушных шаров Монгольфье и Карлье.
Экспериментировал он и с собственными конструкциями, мечтая изобрести
механизм, позволяющий управлять летающими кораблями.
Шевалье развел костер и возился теперь с кастрюльками и котелками, готовя
поистине роскошный завтрак,-такой можно было бы заказать в лучшей таверне
Парижа до того еще, как публичное наслаждение вкусной едою стало
рассматриваться как изменническое деяние.
- Поначалу попытки мои обеспечить финансовую поддержку моим разработкам
нового типа воздушных лодок,-более безопасного для пассажиров и оснащенного
самыми утонченными удобствами,-были весьма и весьма успешны. Но я неразумно
растратил весь собранный капитал, поскольку, признаюсь, как-то забыл, что
деньги-то не мои. В результате мне пришлось срочно лететь в Германию,
спасаясь от назревающего скандала. Но зато уж в Германии, сударь! Какое
здоровое, просвещенное отношение к Науке, какое доверие к новым
механикам!-Он демонстрировал свой воздушный шар по всей Пруссии: в Саксонии
и Гановере, Вестфалии и Баварии,-и почти всякий раз задавали ему вопрос,
намерен ли он строить большие воздушные корабли и предпринимать длительные
экспедиции. Он начал всерьез задумываться и о том, и о другом, даже
вычертил проект корабля, который мог бы поднять целый взвод пехоты вместе с
пушкою, дабы обстреливать неприятеля с воздуха. Проект этот пришелся весьма
по душе Фредерику II, и тот повелел шевалье построить для него такой
корабль, вследствие чего мой новый друг почел самым для себя благоразумным
немедленно переправиться в Австрию. В Вене и Праге он пытался выгодно
запродать чертежи своих фантастических кораблей наряду с подробными картами
до сих пор еще не открытых земель. Но подобная отрасль торговли, как он сам
мне признался, пусть даже надежна и прибыльна, но все же размах у нее был
не тот. В запасе у шевалье имелись более интересные и значительные планы,
каковые он надеялся задействовать в Майренбурге, чьи жители, как он слышал,
известны широким своим кругозором и непредубежденностью ко всему новому.
Я насторожился при упоминании им Майренбурга, поразившись подобному
совпадению. Сент-Одран направлялся туда же, куда и я! Однако я вовсе не
собирался поверять ему все свои тайны лишь потому, что нам оказалось с ним
по пути, и не открыл ему своих планов,-все-таки я не совсем уж дурак.
Заметив, что вино помогло мне расслабиться, он решился задать мне один
личный вопрос. Имя фон Бек,-он сказал,-ему знакомо. Не прихожусь ли я
родственником одному знаменитому генералу армии старого Фрица? Я ответил
ему в том смысле, что принадлежу я к весьма почтенной и древней саксонской
фамилии, и представители нашего клана занимали нередко достойные,-пусть и
не слишком высокие,-государственные посты.
- Вы, сударь, слишком скромны. Могу поклясться, я припоминаю одну
историю, даже, можно сказать, легенду, связанную с вашим семейством. Ваш
предок, который жил еще во времена короля Артура... или, может быть, Карла
Великого?
Тут я смутился.
- Ах, сударь, вы, наверное, имеете в виду все эти истории о Граале.
Подобные семейные предания существуют у всякого древнего рода Германии, за
редким, может быть, исключением.
- Я хорошо помнил, как в детстве мне дали прозвище сэр Парсифаль и
постоянно донимали меня вопросом, куда я запрятал Христову кровь, и как я
бесился по этому поводу и даже мучился.-Мы, разумеется, в них не верим.
Но Сент-Одран лишь улыбнулся с явным удовольствием и щелкнул пальцами.
- Когда-то я увлекался такими легендами. Ваш прадед или, может быть,
пра-прадед сам выступал как герой своего же романа. Разве не он был тем
рыцарем? Который спустился в Ад и повел войну против самого Сатаны? У
которого были волшебные карты и который нашел по ним вход в новый мир, где
явился ему Грааль?
- Мой прадед, сударь, призвал к суду негодяя, который без дозволения его
обнародовал эту сказку. Книга была уничтожена по приказу самого императора!
- Но существуют копии. История эта известна в Саксонии.
- Сударь,- я встал, опершись о лопату,-у меня нет никакого желания
обсуждать эти плебейские россказни.
Сент-Одран проникся моею неловкостью и снова принялся копать.
Может быть, разговор наш,-или, по крайней уж мере, настроение, им
созданное,-призвал к нам на помощь какую-то странную магию, потому что
когда шевалье пустился в детальные рассуждения относительно того, разумно
ли будет открыть бакалейную лавку на улице, где их и так полно, мы вдруг
обнаружили, что снежный завал оказался вовсе не таким устрашающим, как нам
представлялось сначала: нашим взорам открылась тропа по ту сторону снежной
стены! Правда, она была наполовину завалена, но все равно оставалось
достаточно места, чтобы проехать повозке. Нужно было только расширить
проход, взяв чуть вбок. И, разумеется, никакой кареты, погребенной под
толщею снега, мы не нашли.
Мы трудились, не покладая рук, семь часов кряду, но только теперь ощутили
усталость. Наконец шевалье отложил лопату и, обозрев вырытый нами тоннель,
преисполнился гордости за проделанную работу.
- Клянусь Богом, сударь, я оказался мрачнейшим из пессимистов!-Сияя, он
схватил мою руку и принялся с воодушевлением ее трясти.-Вы сразу
отправитесь в путь или отпразднуете со мною бутылкой вина и остатками
нашего завтрака? Я хотел бы обсудить с вами возможности делового
партнерства.
Я, однако, горел нетерпением ехать дальше,-лишь из вежливости я помедлил
и предложил Сент-Одрану помочь ему расчистить проезд для его фургона. Но он
улыбнулся и покачал головой.
- Теперь я и сам уже справлюсь, сударь. Поскольку ничто меня не торопит,
я могу здесь задержаться еще на одну ночь.
Шевалье побрел к своему фургону, а я,-не знаю уж, что на меня
нашло,-прямо спросил его, почему при всех его многочисленных достижениях он
так и не разбогател. Он громко расхохотался и признался мне, что во всем
виновата, должно быть, его непоседливая натура.
- Просто я очень легко поддаюсь скуке. Рисковать, бросаться очертя голову
в руки Судьбы-вот что поддерживает интерес мой к жизни. Ну что ж, сударь,
не смею вас больше задерживать. Но если мы с вами встретимся снова, уж мы
непременно обсудим мое предложение! Насчет делового партнерства...
Не теряя зря времени, я направился к своей лошади.
- Я обязательно рассмотрю предложение ваше, месье ле шевалье, как только
позволят мои обстоятельства. Вы твердо уверены, что вам не нужна моя
помощь?
- Да тут работы осталось на час, не больше.-Улыбаясь, он наблюдал, как я
сажусь в седло. Я наклонился к нему и еще раз пожал ему руку.
- Я уверен, сударь, мы еще встретимся. В свое время.
- Если вы едете в Вальденштейн, то вы, без сомнения, найдете меня в
