- Всем так кажется, кто с этим еще не сталкивался. На самом деле оказывается
очень просто... Когда все уже позади. - Она еще раз почесала кошку за ухом. -
Разведись второй раз - и ты уже ветеран...
Кошка зажмурилась, потянулась и затихла, пристроив голову на ее руке. Я сложил
чашки и салатницу в раковину, потом чеком из магазина, как веником, смел
галетное крошево со стола. Яркое солнце больно кололо глаза.
- Я список оставила - там, на твоем столе... Где какие бумаги лежат. Дни, когда
забирают мусор. Ну, и все остальное. Если что непонятно, звони...
- Да, спасибо.
- Ты хотел детей?
- Нет, - сказал я. - Детей не хотел.
- А я колебалась все время. Но раз все вот так - то и слава Богу, правда? Хотя,
как ты думаешь - может, как раз с детьми все было бы по-другому?
- Ну, куча народу разводится и при детях.
- Да, наверное...- сказала она, вертя в пальцах мою зажигалку.- А я и сейчас
люблю тебя. Только дело совсем не в этом... Я прекрасно все вижу сама.
2. ИСЧЕЗНОВЕНИЯ
(ее самой, ее фотографий и ночной сорочки)
После ее ухода я выпил еще одну банку колы, потом принял горячий душ и побрился.
Что бы ни брал я в руки: мыло, крем для бритья - все кончалось, шампуня
оставалось на донышке.
Я вышел из душа, причесался, освежил кожу лосьоном и вычистил уши. Затем
поплелся на кухню и разогрел оставшийся кофе. За столом напротив меня никого уже
не было. Взгляд мой споткнулся о стул, не котором больше никто не сидел, и я
вдруг ощутил себя малым ребенком, который остался один на улице странного,
фантастического города, что я видел когда-то на фасетной картинке... Впрочем,
что говорить, - я давно уже не ребенок. Без единого проблеска мысли в мозгу я
долго, глоток за глотком, отхлебывал кофе, пока не выпил весь, потом просидел
без движения еще какое-то время и, наконец, закурил.
Удивительно: я провел без сна ровно сутки, но спать совсем не хотелось. Тело
пронизывало усталостью, и лишь голова, как дрессированное морское животное, еще
оставалась на плаву и в попытках спасти утопающее сознание все выписывала над
несчастным круги по воде безо всякого толку.
Глядя на пустой стул напротив, я вспомнил историю, вычитанную однажды у
какого-то американца. Человек, от которого ушла жена, несколько месяцев кряду не
притрагивался к ночной сорочке, оставленной ею на спинке стула в столовой...
Подумав еще немного, я решил, что идея, в общем, не так и плоха. Вряд ли,
конечно, это как-то поможет - но все лучше, чем глазеть на горшок с пересохшей
геранью... Да и кошка наверняка вела бы себя спокойнее, если бы в комнате
остались какие-то вещи жены.
Зайдя в спальню, я принялся открывать, один за другим, ящики ее шкафа; все
оказались пусты - хоть шаром покати. Старый изъеденный молью шарфик, пакетик с
порошком от моли да три пустых вешалки - вот и все, что я там обнаружил. Она
выгребла все подчистую. Все склянки-пузырьки с парфюмерией, беспорядочной
россыпью загромождавшие узенький туалетный столик, все ее пудры-помады-тени,
зубные щетки, фен, все эти ее лекарства неизвестного назначения,
тампоны-салфетки и прочая гигиеническая дребедень, вся ее обувь - от тяжелых
зимних ботинок до сандалет и домашних тапочек, коробки со шляпами; занимавшие
целый ящик сумочки и ридикюли, портфели и портмоне, все с такой тщательностью
рассортированное нижнее белье и чулки, ее письма - все, от чего мог исходить
хоть слабый ее запах, растворилось бесследно. Мне почудилось даже, будто все
свои отпечатки пальцев она забрала с собой. Книжный ящик и полка с пластинками
опустели на треть: кое-что покупала она сама, кое-что дарил я. Из альбомов были
вырваны все ее фотографии. Везде, где нас снимали вдвоем, ее часть снимка
оказывалась аккуратно отрезанной, "мои" же половинки остались на прежних местах.
Совершенно нетронутыми я нашел лишь те снимки, где я один, а также пейзажи и
портреты животных. Три альбома с постранично отредактированным человеческим
прошлым: я был оставлен в нем один, как перст, на фоне гор, рек, оленей и кошек.
Как если бы я с самого рождения был один, прожил в одиночку всю жизнь до сих пор
- и теперь приговорен к одиночеству до скончания века... Я захлопнул альбом и
выкурил две сигареты подряд.
С одной стороны, думал я, - могла бы и оставить после себя хоть ночную сорочку.
С другой стороны - все это, конечно же, ее личное дело, и не мне предъявлять
претензии. Решение не оставлять ничего она приняла сама. Мне оставалось лишь
принять это к сведению. Иначе говоря, ее замысел удался: все, что мне
действительно оставалось теперь, - это убедить себя, что ее просто не
существовало с самого начала.
Ну, а раз ее не было - откуда взяться сорочке?...
Я залил водой пепельницы, выключил транзистор и кондиционер, отогнал заскочившую
еще раз в голову мысль о ночной сорочке и поплелся спать.
Уже месяц прошел с тех пор, как я получил развод и она съехала, переселившись в
другую квартиру. Месяц безо всякого смысла. Месяц тягуче-безвкусный, как
растаявшее желе. Никаких перемен не ощутил я за это время - да, собственно,
ничего и не изменилось.
Я просыпался в семь, варил кофе, поджаривал в тостере хлеб, уходил на работу,
ужинал в городе, пропускал пару-тройку бутылок сакэ (*2), возвращался домой, час
читал что-нибудь в постели, затем гасил свет и засыпал до следующего утра. По
субботам и воскресеньям вместо работы я уходил с утра шататься по ближайшим
кинотеатрам и добивал бестолковое время до вечера, как только мог. А вечерами -
как всегда: одинокий ужин, сакэ, час с книгой в постели и сон. Монотонно-безлико
- так некоторые люди заштриховывают черной пастой день за днем в настенном
календаре - прожил я этот месяц.
Она исчезала из моей жизни - и, я чувствовал, с этим уже ничего не поделаешь.
Что случилось, то и случилось. Хорошо ли, плохо ли прожиты были эти наши четыре
года вдвоем, уже совершенно не важно. Все выпотрошено - как в фотоальбомах.
Совершенно не важно и то, что она уже давно и регулярно спала с моим другом, и в
один прекрасный день я даже застал их вдвоем, нагрянув к нему случайно. От таких
вещей не застрахован никто, они часто случаются в жизни, и если уж ей довелось
во все это вляпаться, то я ни в коей мере не считал это чем-то особенным. В
конечном итоге, это только ее проблема...
- В конечном итоге, это только твоя проблема, - сказал я.
В тот воскресный июньский полдень, когда она заявила, что хотела бы развестись,
я стоял перед ней, крутя на пальце жестяное колечко от пивной банки.
- То есть, тебе все равно? - как-то очень отчетливо спросила она.
- Нет, мне не все равно, - ответил я. - Я всего лишь сказал, что это - твоя
проблема.
- Если честно, мне не хочется с тобой расставаться, - произнесла она, выдержав
паузу.
- Ну и не расставайся.
- Но если с тобой - то ведь ни черта не получится!
Она не прибавила к сказанному ни слова, но мне кажется, я понял, что она имела в
виду. Через несколько месяцев мне стукнет тридцать. Ей, тоже вскорости -
двадцать шесть. Впереди нас ждала куча проблем, а нажили мы до сих пор буквально
какие-то крохи. Фактически - ноль. Сбережения были подчистую проедены за четыре
года вдвоем.
Почти полностью виноват в этом был я. Мне, наверное, вообще не следовало
жениться. По крайней мере, ей-то уж точно не следовало выходить за меня.
Еще в самом начале ей взбрело в голову считать себя натурой "общительной", меня
же - типом замкнутым и нелюдимым. Так, сравнительно удачно, мы и стали играть
эти роли. Но за то время, пока мы и вправду верили, что сможем так очень долго,
- вдруг что-то сломалось. Что-то очень неуловимое, но чего уже не исправить. Мы
зашли в очень мирный, спокойный тупик и просто тянули время. Это был наш конец.
Я действительно стал для нее уже конченым человеком. Пусть даже у нее осталось
сколько-то любви ко мне - дело было уже не в этом. Мы слишком привыкли играть
наши роли друг перед другом. Я уже ничего не мог ей дать. Она чувствовала это
инстинктом, я понимал из опыта, но ни в том, ни в другом спасения больше не
было.
И вот теперь вместе со всеми своими сорочками она исчезла из моей жизни навеки.
Что-то забудет память. Что-то скроется с глаз. Что-то умрет. В этом не должно
быть особой трагедии.
24 июля, 8:25 утра...
Бросив взгляд на цифры электронных часов, я провалился в сон.
Часть третья. СЕНТЯБРЬ 1978 Г.
1. КИТОВЫЙ ПЕНИС. ДЕВЧОНКА НА ТРЕХ РАБОТАХ
Спать с женщиной: порой я смотрю на это как на нечто большое и
серьезное; иногда же, напротив, не вижу в том ничего особенного. Бывает секс как
терапия для восстановления сил, а бывает секс от нечего делать.
Секс может быть от начала и до конца терапией, как может быть с начала и до
конца - от нечего делать. Секс, начавшийся как отменная терапия, вполне может
завершиться банальным сексом от нечего делать, равно как и наоборот. Наша
половая жизнь - как бы тут лучше выразиться? - в корне отличается от половой
жизни китов.
Мы не киты - вот один из главных тезисов моей половой жизни.
В городе моего детства - тридцать минут на велосипеде от дома - был океанариум.
Внутри, как в настоящем подводном мире, всегда царила прохлада, и безмолвие лишь
изредка прерывалось доносившимся неизвестно откуда тихим плеском воды. В тусклых
сумерках так и слышались из-за углов коридора приглушенные вздохи русалок.
В огромном бассейне кругами ходили стаи тунцов, винтом по водным тоннелям
подымались осетры, хищно скалились на куски мяса пираньи, скупо мерцали своими
шарами-светильниками электрические угри.
Не было счета рыбам в океанариуме. Разные названия, разная на вид чешуя, разные
по форме жабры. У меня просто не укладывалось в голове, отчего и зачем у рыб на
Земле столько видов.
Китов, разумеется, в океанариуме быть не могло. Киты слишком большие, их
невозможно держать внутри здания: пришлось бы развалить весь океанариум, чтобы
соорудить водоем, в который смог бы втиснуться один-единственный кит.
Взамен самого кита был выставлен его пенис. Как полномочный представитль своего
хозяина. Вот как случилось, что годы самых ярких детских фантазий я провел,
созерцая китовый пенис и пытаясь представить кита целиком. Нагулявшись по
извилистым коридорам океанариума, я приходил в выставочный зал с высоченным
потолком, устраивался на диване прямо напротив китового пениса - и сидел так
часами.
Иногда он напоминал мне ссохшуюся кокосовую пальму, иногда - гигантский
кукурузный початок. В одном можно было не сомневаться: если бы не табличка у
основания - "ПОЛОВОЙ ОРГАН КИТА-САМЦА", - ни один посетитель в жизни бы не
догадался, что перед ним за штуковина. Он гораздо больше смахивал на реликт,
найденный в песках Средней Азии, чем на выходца из глубин Ледовитого Океана. Не
говоря уже о том, что он был совершенно не похож ни на мой собственный пенис, ни
на чей-либо из всех виденных мною пенисов. Этот одинокий, вырезанный с корнем из
тела пенис словно дрейфовал перед моими глазами в волнах какой-то необъяснимой
тоски.
И когда я впервые переспал с девчонкой, все, что вертелось в моей голове - это
китовый пенис. "Что за участь постигла его? Какой нелепой волной занесло его под
стекло на витрину безлюдного океанариума?" - мучился я. Предчувствие точно такой
же глухой обреченности и своей судьбы сжимало мне сердце. Впрочем, мне было 17
лет - слишком рано, чтобы доводить себя до самоубийства. С тех пор я и приучил
себя к спасительной мысли.
Мы не киты.
Валяясь в постели с новой подругой, я поигрывал с завитушками ее волос и думал о
китовом пенисе.
В океанариуме моего детства всегда царила поздняя осень. На стеклянных стенках
бассейна, холодных как лед, - отраженья меня в толстом свитере. Темно-свинцовое
море заглядывало в иллюминатор выставочного зала; барашки бесчисленных волн
обегали его по краю, точно белые кружева - воротничок девичьего платья...
- О чем думаешь? - спросила она.
- О прошлом, - ответил я.
В двадцать один год у нее были прекрасное стройное тело - и пара дьявольски
безупречных ушей.
Днем она правила тексты в небольшом издательстве, работала "спецмоделью" в
