ворила о нем, о его путешествиях, о его рассказах, как покорившаяся
судьбе рассудительная женщина, которая любит жизнь и с уважением отно-
сится к смерти.
Оба сына, возвратившись домой и увидев хорошенькую вдову, часто наве-
щавшую их, тотчас же стали за нею ухаживать, не столько из желания пон-
равиться ей, сколько из чувства соперничества.
Матери, женщине осторожной и практичной, очень хотелось, чтобы один
из них добился успеха, - молодая вдова была богата, - но она желала,
чтобы другой сын не был этим огорчен.
Госпожа Роземильи была блондинка с голубыми глазами, с венком непо-
корных завитков, разлетавшихся при малейшем ветерке; во всем ее облике
было чтото бойкое, смелое и задорное, что отнюдь не соответствовало
уравновешенному и трезвому складу ее ума.
Она, казалось, уже отдавала предпочтение Жану, к которому ее влекло
сходство их натур. Правда, предпочтение это проявлялось только в едва
заметных оттенках голоса, в дружелюбных взорах и в том, что она нередко
прибегала к его советам.
Она, казалось, угадывала, что мнение Жана только подкрепит ее
собственное, между тем как мнение Пьера неизбежно окажется противополож-
ным. Говоря о взглядах доктора, об его политических, моральных, артисти-
ческих, философских воззрениях, ей случалось называть их: "Ваши бредни!"
Тогда он смотрел на нее холодным взором судьи, обвиняющего женщин,
всех-женщин, в духовном убожестве.
До приезда сыновей старик Ролан ни разу не приглашал г-жу Роземильи
на рыбную ловлю и никогда еще не брал с собою жены; он любил выходить в
море до восхода солнца, со своим другом Босиром, отставным капитаном
дальнего плавания, с которым познакомился в порту в час прилива, и со
старым матросом Папагри, по прозвищу Жан-Барт, смотревшим за лодкой.
Но как-то вечером, неделю тому назад, г-жа Роземильи, обедая у Рола-
нов, спросила: "А это очень весело, ловить рыбу? - и бывший ювелир, ох-
ваченный желанием заразить гостью своей манией и обратить ее в свою ве-
ру, воскликнул:
- Не хотите ли поехать?
- Хочу.
- В будущий вторник?
- Хорошо.
- А вы способны выехать в пять утра?
Она вскрикнула в изумлении:
- Ах, нет, нет, что вы!
Он был разочарован, его пыл угас, и он сразу усомнился в ее призвании
рыболова.
Тем не менее он спросил:
- В котором же часу вы могли бы отправиться?
- Ну... часов в девять.
- Не раньше?
- Нет, не раньше, и то уж слишком рано!
Старик колебался. Конечно, улов будет плохой, ведь как только солнце
начинает пригревать, рыба больше не клюет; но оба брата настояли на том,
чтобы тут же окончательно обо всем условиться.
Итак, в следующий вторник "Жемчужина" стала на якорь у белых утесов
мыса Гэв До полудня удили, потом подремали, потом снова удили, но ничего
не попадалось, и старику Ролану пришлось наконец понять, что г-же Розе-
мильи хотелось, в сущности, только покататься по морю Когда же он убе-
дился, что лесы больше не вздрагивают, у него и вырвалось энергичное
"ах, черт! ", одинаково относившееся и к равнодушной вдове, и к неулови-
мой рыбе.
Теперь Ролан рассматривал свой улов с трепетной радостью скупца Но
вот, подняв глаза к небу, он заметил, что солнце начинает садиться.
- Ну, дети, - сказал он, - не пора ли домой?
Братья вытащили из воды лесы, смотали их, вычистили крючки, воткнули
их в пробковые поплавки и приготовились.
Ролан встал и, как подобает капитану, оглядел горизонт.
- Ветер спал, - сказал он, - беритесь за весла, дети!
И вдруг, показав на север, добавил:
- Глядите-ка, пароход из Саутгемптона.
Вдали, на розовом небе, над спокойным морем, гладким, как необъятная
голубая блестящая ткань с золотым и огненным отливом, поднималось темно-
ватое облачко А под ним можно было разглядеть корабль, еще совсем кро-
хотный на таком расстоянии.
На юге виднелось немало других столбов дыма, и все они двигались к
едва белевшему вдалеке гаврскому молу, на конце которого высился маяк.
Ролан спросил:
- Не сегодня ли должна прийти "Нормандия"?
Жан ответил:
- Да, папа.
- Подай-ка подзорную трубу; думается мне, что это она и есть.
Отец раздвинул медную трубу, приставил ее к глазу, поискал корабль на
горизонте и, обнаружив его, радостно воскликнул:
- Да, да, это "Нормандия", никаких сомнений. Не хотите ли посмотреть,
сударыня?
Госпожа Роземильи взяла трубу, направила на океанский пароход, но,
видимо, не сумела поймать его в поле зрения и ничего не могла разобрать,
ровно ничего, кроме синевы, обрамленной цветным кольцом вроде круглой
радуги, и каких-то странных темноватых пятен, от которых у нее закружи-
лась голова.
Она сказала, возвращая подзорную трубу:
- Я никогда не умела пользоваться этой штукой. Муж даже сердился; а
сам он способен был часами простаивать у окна, рассматривая проходящие
мимо суда.
Старик Ролан ответил не без досады:
- Тут дело в каком-нибудь недостатке вашего зрения, потому что под-
зорная труба у меня превосходная.
Затем он протянул ее жене:
- Хочешь посмотреть?
- Нет, спасибо, я наперед знаю, что ничего не увижу.
Госпожа Ролан, сорокавосьмилетняя, очень моложавая женщина, несомнен-
но, больше всех наслаждалась прогулкой и чудесным вечером.
Ее каштановые волосы только еще начинали седеть. Она казалась такой
спокойной и рассудительной, доброй и счастливой, что на нее приятно было
смотреть. Как говорил ее старший сын, она знала цену деньгам, но это ни-
чуть не мешало ей предаваться мечтаниям. Она любила романы и стихи не за
их литературные достоинства, но за ту нежную грусть и задумчивость, ко-
торую они навевали. Какой-нибудь стих, подчас самый банальный, даже пло-
хой, заставлял трепетать в ней, по ее словам, какую-то струнку, внушая
ей ощущение таинственного, готового осуществиться желания. И ей приятно
было отдаваться этим легким волнениям, немного смущавшим ее душу, в ко-
торой обычно все было в таком же порядке, как в счетной книге.
Со времени переезда в Гавр она довольно заметно располнела, и это
портило ее фигуру, некогда такую гибкую и тонкую.
Прогулка по морю была большой радостью для г-жи Ролан Ее муж, человек
вообще незлой, обращался с ней деспотически, с той беззлобной грубостью,
с какой лавочники имеют обыкновение отдавать приказания. Перед посторон-
ними он еще сдерживал себя, но дома распоясывался и напускал на себя
грозный вид, хотя сам всего боялся. Она же из отвращения к ссорам, се-
мейным сценам и бесполезным объяснениям всегда уступала, никогда ничего
не требовала. Уже давно она не осмеливалась просить Ролана покатать ее
по морю. Поэтому она с восторгом встретила предложение о прогулке и те-
перь наслаждалась нежданным и новым для нее развлечением.
С самого отплытия она душой и телом отдалась отрадному чувству плав-
ного скольжения по воде. Она ни о чем не думала, ее не тревожили ни вос-
поминания, ни надежды, и у нее было такое ощущение, будто сердце ее
вместе с лодкой плывет по чему-то нежному, струящемуся, ласковому, что
укачивает ее и усыпляет.
Когда отец отдал команду: "По местам, и за весла, - она улыбнулась,
глядя, как ее сыновья, оба ее взрослых сына, скинули пиджаки и засучили
рукава рубашек.
Пьер, сидевший ближе к обеим женщинам, взял весло с правого борта,
Жан - с левого, и оба ждали, когда их капитан крикнет: "Весла на воду! -
потому что старик требовал, чтобы все делалось точно по команде.
Разом опустив весла в воду, они откинулись назад, выгребая что было
мочи, и тут началась ожесточенная борьба двух соперников, состязающихся
в силе. Утром они вышли в море под парусом, не торопясь, но теперь ветер
стих, и необходимость взяться за весла пробудила в братьях самолюбивое
желание потягаться друг с другом в присутствии молодой красивой женщины.
Когда они отправлялись на ловлю одни со стариком Роланом и шли на
веслах, лодкой не управлял никто; отец готовил удочки и, наблюдая за хо-
дом лодки, выправлял его только жестом или словами: "Жан, легче, а ты,
Пьер, приналяг". Или же говорил: "Ну-ка, первый, ну-ка, второй, под-
бавьте жару". И замечтавшийся начинал грести сильнее, а тот, кто слишком
увлекся, умерял свой пыл, и ход лодки выравнивался.
Но сегодня им предстояло показать силу своих мускулов. У Пьера руки
были волосатые, жилистые и несколько худые; у Жана - полные и белые,
слегка розоватого оттенка, с буграми мышц, которые перекатывались под
кожей.
Вначале преимущество было за Пьером. Стиснув зубы, нахмурив лоб, вы-
тянув ноги, он греб, судорожно сжимая обеими руками весло, так что оно
гнулось во всю длину при каждом рывке и "Жемчужину" относило к берегу.
Ролан-отец, предоставив всю заднюю скамью дамам, сидел на носу лодки и,
срывая голос, командовал: "Первый, легче; второй, приналяг?" Но первый
удваивал рвение, а второй никак не мог подладиться под него в этой бес-
порядочной гребле.
Наконец капитан скомандовал: "Огоп!" Оба весла одновременно подня-
лись, и затем Жан, по приказанию отца, несколько минут греб один. Теперь
он взял верх, и преимущество так и осталось за ним; он оживился, разго-
рячился, а Пьер, выдохшийся, обессиленный слишком большим напряжением,
начал задыхаться и не поспевал за братом. Четыре раза подряд Ролан-отец
приказывал остановиться, чтобы дать старшему сыну передохнуть и выпра-
вить лодку. И каждый раз Пьер, побледневший, весь в поту, чувствуя свое
унижение, говорил со злостью:
- Не знаю, что со мной, у меня сердечная спазма. Начал так хорошо, а
теперь просто руки отваливаются.
- Хочешь, я буду грести обоими веслами? - спрашивал Жан.
- Нет, спасибо, сейчас пройдет.
Госпожа Ролан говорила с досадой:
- Послушай, Пьер, какой смысл упрямиться? Ведь ты не ребенок.
Но он пожимал плечами и продолжал грести.
Госпожа Роземильи, казалось, ничего не видела, не понимала, не слыша-
ла. Ее белокурая головка при каждом толчке откидывалась назад быстрым,
красивым движением, и на ее висках разлетались завитки волос.
Но вот Ролан воскликнул: "Смотрите-ка, нас нагоняет "Принц Альберт"!
Все оглянулись. Длинный низкий пароход из Саутгемптона приближался пол-
ным ходом; у него были две наклоненные назад трубы, желтые, круглые, как
щеки, кожухи над колесами, а над переполненной пассажирами палубой реяли
раскрытые зонтики. Колеса быстро вращались, с шумом вспенивая воду, и
казалось, что это гонец, который спешит изо всех сил; прямой нос рассе-
кал поверхность моря, вздымая две тонкие и прозрачные струи, скользившие
вдоль бортов.
Когда "Принц Альберт" приблизился к "Жемчужине", старик Ролан припод-
нял шляпу, дамы замахали платочками, и несколько зонтиков, колыхнувшись,
ответили на это приветствие; затем судно удалилось, оставив за собой на
ровной и блестящей поверхности моря легкую зыбь.
Видны были и другие корабли, окутанные клубами дыма, стремившиеся со
всех сторон к короткому белому молу, за которым, словно в пасти, они ис-
чезали один за другим. И рыбачьи лодки, и большие парусники с легкими
мачтами, скользящие на фоне неба, влекомые едва 'заметными буксирами, -
все они быстро или медленно приближались к этому прожорливому чудовищу,
которое порою, словно пресытясь, изрыгало в открытое море новую флотилию
пакетботов, бригов, шхун, трехмачтовиков со сложным сплетением снастей.
Торопливые пароходы разбегались вправо и влево по плоскому лону океана,
а парусники, покинутые маленькими буксирами, стояли недвижно, облекаясь
с грот-марса до брам-стеньги в паруса, то белые, то коричневые, казавши-
еся алыми в лучах заката.
Госпожа Ролан, полузакрыв глаза, прошептала:
- Ах, боже мой, как море красиво!
Госпожа Роземильи ответила глубоким вздохом без всякого, впрочем, от-
тенка печали:
- Да, но иногда оно причиняет немало зла.
