Видать, те два пузыря, что я вылакал за ночь, все еще бродили в моем нутре.
Организм настоятельно требовал опохмелки.
В комнату вплыла Светка.
-- Очухался, пьяница, -- беззлобно сказала она. -- Вижу, времени зря не
терял. Ишь, бледный какой. Трещит, небось, голова-то?
-- Ой трещит, -- жалобно проскулил я. -- Свет, полечиться бы, а?
-- Ну что мне с тобой делать, -- покачала головой она. -- Ладно,
полечу. Исключительно ради праздника.
Она снова ушла на кухню и тут же вернулась с непочатой бутылкой
"Распутина".
-- А вот это по-нашему! -- воспрянул я духом и неуклюже сполз с дивана.
Молодец у меня все-таки Светка!
-- Садись к столу, Вась. Встретим Новый год по-человечески. Лучше
поздно, чем никогда.
Мы прекрасно провели остаток дня, первого дня Нового года. От
вчерашнего дурного настроения не осталось и следа. Жизнь все-таки не такая
уж и подлая штука, как мне мерещилось накануне. Это уж точно.
На следующий день, то бишь второго января, мне предстояло выходить на
смену. Башка поутру была мутной, тяжелой и дурной. Башка гудела, словно
церковный колокол. Идти на работу страсть как не хотелось, но идти было
надо. Некуда нам, пролетариям, деваться, такой уж наш жребий.
Когда я уходил, Светка еще спала. Пусть выспится, подумал я, у ней
сегодня выходной.
Проходя мимо почтового ящика, я машинально вынул из него
корреспонденцию и сунул к себе в сумку. На работе почитаю, решил я.
Мороз снова спал, воздух был влажным, теплым, дул южный ветер. Небо
затянуло сплошной облачностью, а под ногами противно хлюпала снежная жижа.
На душе было тоскливо и муторно. Идти никуда не хотелось, а хотелось лежать
на диване пузом кверху и плевать в потолок.
Я шел по грязному тротуару и думал. В голову лезли всяческие мысли и
идеи. Мне вдруг вспомнился странный тип, назвавшийся Дедом Морозом, --
впервые с той памятной новогодней ночи. И хотя соображал я туго, рассуждал я
тем не менее совершенно трезво. Теперь-то, по прошествии суток, я уже не был
так наивен и простодушен, теперь-то я знал, что все это розыгрыш, чистой
воды розыгрыш. И как это меня угораздило попасться на удочку? Ведь все проще
пареной репы, элементарно, Ватсон. Этого типа, Деда Мороза, я действительно
видел впервые, но это вовсе не значит, что я ему не знаком. Дело
приблизительно было так. Кто-нибудь из моих дружков оформил подписку на мое
имя, нашел человека, который согласился надо мной подшутить, снабдил его
необходимой информацией и -- нате, купился дядя Вася, поверил в "настоящего"
Деда Мороза! Знали ведь, мерзавцы, когда и где я пойду в ту злополучную
ночь, знали, что Светки не будет дома, а уж где я живу и что зовут меня
Василь Петрович, известно любому моему корешу. Касательно же Светкиного
звонка в 12.05 тоже нет ничего потустороннего. Как водится, в первые минуты
Нового года близкие родственники и хорошие знакомые обмениваются телефонными
поздравлениями. Это традиция такая, и ни для кого она не секрет. Вполне
можно было догадаться, что Светка позвонит именно в это время. Что она и
сделала с точностью до минуты. Вот такие пироги. Небось, кореша-то те, что
так подло подшутили надо мной, с табуреток со смеху полетели, как только
узнали о моем позорном легковерии. Да-а, купился я, купился со всеми
потрохами. Надо же, а я ведь действительно поверил, что он на Занзибаре в
Дедах Морозах ходил и что ему уже за три штуки лет перевалило! Да в такую
чушь не то что взрослый, ребенок не поверит -- а я поверил! Каково, а? На
работе, поди, все уже знают, в какую я лужу сел, вот ржачка-то будет!
Стыдоба да и только.
Но на автобусной остановке, куда я наконец доковылял, меня словно
обухом по голове хватило. Постой-ка, Василь Петрович, что же это получается?
Вся твоя версия с розыгрышем летит к чертям собачьим. А "жигуленок"? Неужели
его утопили, только чтоб посмеяться над тобой? Нет, погоди, не вяжется
как-то утонувший "жигуль" с твоей версией. Слишком дорого обошелся бы им
розыгрыш. "Жигуль"-то ведь, поди, не из папье-маше. Касательно Деда Мороза
это еще вопрос, а вот "жигуль", тот точно был настоящим. Это уж как пить
дать. Совсем я запутался, братцы.
А тут как раз и автобус мой подкатил. Я облюбовал себе местечко у окна
и с комфортом расположился. Ехать мне ровно двадцать две минуты (я засекал),
так что, думаю, успею соснуть с четверть часа. И я соснул.
Но не успел я продремать и пяти минут, как был разбужен неприятным
шелестом у самого моего уха. Я разлепил веки. Шелестела газета. Рядом со
мной сидел какой-то бородавчатый тип и трясущимися руками разворачивал
свеженький "МК". А, чтоб тебя! Сна больше не было ни в одном глазу. И
приспичило ж ему читать в переполненном автобусе!
Бородавчатый меж тем развернул газету во всю ширь, для чего ему
пришлось развести руки в разные стороны, и уткнулся своим сизым шнобелем в
рубрику "Срочно в номер!". Правая его пятерня как раз зависла перед моим
левым глазом.
-- Лапу убери, -- рыкнул я.
-- А? -- он выпялился на меня, словно баран на новые ворота, но тут до
него наконец доперло, что к чему, и он быстро убрал пятерню с глаз моих
долой. -- Простите великодушно, если я вам помешал.
Я на него не смотрел, но чувствовал, как он нагло пялится на мою
персону. Все это начинало действовать мне на нервы.
Бородавчатый не отставал. Придвинувшись ко мне вплотную, он
поинтересовался:
-- Не скучно вам сидеть вот так, без газеты? А хотите, я вам свою дам
почитать, на время? Берите, мне не жалко.
От него воняло перегаром и нечищенными зубами. Впрочем, от меня, думаю,
тоже несло не амброзией.
-- У меня своя есть, -- буркнул я. -- И не хуже вашей.
-- Верю, -- тут же согласился он, -- верю, друг, верю.
Да ни хрена ты мне не веришь, подумал я. А вот я сейчас тебе шнобель-то
твой утру.
Я сунул руку в сумку и нащупал там две газеты, вынутые мною сегодня из
почтового ящика. Наобум достал одну из них. "МК", второе января, то есть
сегодняшняя. Значит там, в сумке, осталась вчерашняя.
-- Да вы прямо фокусник! -- радостно пустил слюну бородавчатый. --
Смотрите, и у меня "Комсомолец", и тоже за второе число.
Я скосил глаз на его вонючую газету и убедился, что он не врет. Потом
пролистал свой номер, но ничего интересного для себя не обнаружил. И чтоб уж
совсем утереть ему его сопливый шнобель, я вынул из сумки вторую газету и
начал методично ее просматривать. А краем глаза продолжал наблюдать за ним.
Морда его покрылась серыми пятнами. Он громко, с присвистом засопел.
Шары его полезли на лоб, в буквальном смысле, ей-Богу, не вру. Он силился
что-то сказать, но не мог. Ага, проняло-таки тебя, прыщавый! Съел кукиш с
маслом!
Бородавчатый вел себя все более и более странно. Тыкал грязным пальцем
в мою газету и продолжал отчаянно сопеть.
-- Э-э... а... какое у нас сегодня января? -- выдавил он наконец.
Я повернулся к нему и хотел было выдать по первое число, но осекся. Его
всего колотило. Батюшки, да его сейчас кондратий хватит! Вон как зенки
вылупил.
-- Число... какое сегодня число... -- лепетал он, словно полоумный, и
вдруг заклацал желтыми, проникотининными зубами.
-- Ну, второе, -- пробурчал я, отодвигаясь от него подальше. -- Ты
чего, мужик, анаши обкурился?
-- У-у-у! -- завыл он вдруг по-волчьи и снова ткнул пальцем в мою
газету.
Чокнутый какой-то, как пить дать. Из психушки, видать, сбежал, или еще
откуда.
Я перевел взгляд на то место, куда он тыкал своим дурацким пальцем,
и... чуть было не проглотил собственный язык.
Газета была за третье января!
-==Глава пятая==-
Бородавчатый вдруг дико заржал и на весь автобус заявил, что сегодня
тридцать третье декабря 2048 года. Потом все тем же грязным пальцем ткнул
стоявшую перед ним толстую тетку в ее обширный живот, на что тетка сделалась
багровой, как свекла, и пронзительно завизжала. "Зарезали!" -- завопил
кто-то истошно. В автобусе началась кутерьма. На следующей остановке
бородавчатого выволокли под локотки на свежий воздух и воткнули в сугроб,
малость остудиться. Бедолага отчаянно отбрыкивался и затих лишь тогда, когда
мордой ткнулся в грязный снег. Там я его и оставил. Вряд ли он сбежал из
психушки, решил я, но в том, что он туда сегодня попадет, сомнений у меня не
было. Как и в том, что туда же попаду и я.
Вся эпопея с бородавчатым типом прошла для меня как бы в тумане. Я
продолжал пялиться на газету, пребывая в состоянии полнейшей прострации.
Теперь я знал, как съезжают с катушек. "МК", третье января, среда. Все
верно, черным по белому, от и до. Никаких сомнений, газета настоящая. Я даже
понюхал ее: пахнет свежей типографской краской.
Я точно знал, что сегодня вторник. Я не мог ошибиться. Поднатужившись,
я восстановил в памяти события минувших суток -- и не нашел ни единой
зацепки. События четко чередовались одно за другим. Все верно, сегодня
второе января, готов заявить это под присягой. Не тридцать третье декабря, и
не сорок шестое мартобря, а именно второе января. Так что в психушку сегодня
я, пожалуй, не попаду, рановато еще.
Все дело в газете.
Газета была завтрашней.
И вот тут-то меня осенило. Ну и подарочек уготовил мне Дед Мороз, леший
его забодай! Все это его проделки, не иначе, его дедморозовские штучки. И
ведь предупреждал он меня, что подписка-то необычная, а я все ушами хлопал
да сомненьями себя изводил. Не обманул, выходит, Санта-Клаус из Занзибара.
Газета была завтрашней, это точно, но пришла она сегодня. А та, за
второе января? Ясное дело, та появилась вчера. Все как по маслу, все
тютелька в тютельку.
А завтра я получу послезавтрашний номер, и так будет продолжаться изо
дня в день, аж до конца марта. Чудеса да и только. Ну как тут крыше не
поехать?
Сердце у меня екнуло, в желудке забулькало. Я представил себе...
-- Конечная! -- объявил водитель. -- Дальше не поеду.
Вот дьявол! Я и не заметил, как проскочил лишние три остановки. Теперь
придется возвращаться назад.
До работы я добрался без приключений. В цеху стоял гомон и звон посуды.
Дружки мои, все до единого, проходили курс послепраздничных лечебных
процедур. Лечились всем подряд: кто "Жигулевским", кто "Столичной", кто
"Смирновской", а один гурман-извращенец прямо из горла лакал "Амаретто". Тех
же, кто уже прошел начальный курс лечения, складировали в каптерке, где они
долечивались крепким оздоровительным сном. Здоровье прежде всего, гласил наш
неписаный закон. И мы этот закон уважали и блюли.
-- А вот и Васек приволокся! С прошедшим тебя, Василь Петрович, --
приветствовал меня Колян, наш бригадир.
Я настороженно огляделся. Никто не хихикал, никто зубы не скалил, никто
пальцем в меня не тыкал. Выходит, не было никакого розыгрыша. Я вздохнул
свободнее.
-- Стакан примешь? -- спросил Колян.
-- Приму. Мог бы и не спрашивать.
-- О'кей. Две штуки гони.
-- Да отдам я, ты ж меня знаешь. Сначала налей.
-- Как скажешь, Васек. Ты ж меня тоже знаешь, я никогда жмотом не был.
На, держи.
И он протянул мне до краев наполненный граненый стакан.
-- Ну, будь, -- толкнул я краткую речь и осушил посудину до дна.
-- Вот это по-нашему, -- одобрил Колян. -- Кремень ты, Васька, душой и
телом преданный нашему общему делу. Горжусь я тобой, это я тебе как бригадир
заявляю.
-- Да и ты мужик что надо, -- разомлев, сказал я и захрумкал соленым
огурчиком. На душе полегчало. Теперь-то я был в своей тарелке, в родной, так
сказать, стихии.
-- Эй, Григорич! -- крикнул Колян. -- Сгоняй-ка еще за парой.
