нащупал выключатель и включил свет.
-- Маша! -- шепотом позвал я на всякий случай, но никто не
отозвался на мой призыв. Спит, решил я и прошел на кухню. Осетр,
которого я все еще прижимал к груди, широко зевал и жалобно смотрел в
мои глаза. "Сейчас заговорит", -- почему-то решил я, но рыбина
промолчала. Сняв, наконец, рюкзак и сунув осетра на балкон, я занялся
цветами. Аккуратно подрезав их колючие стебельки, я поставил розы в
хрустальную вазу и невольно залюбовался ими. "Красотища-то какая!" --
думал я. В темноте голубые розы чуть заметно фосфоресцировали, излучая
эфемерный неземной свет. Тихо, чтобы не разбудить жену, я отнес вазу с
цветами в гостиную и пристроил ее на серванте. Но жену я все-таки
разбудил.
-- Это ты, Николай? -- послышался ее сонный голос из спальни.
-- Я, я, спи.
-- Который час?
-- Поздно уже. Спи.
-- Заснешь тут, -- недовольно проворчала она. -- Что, раньше никак
нельзя было оставить эту дурацкую рыбалку?
Я бесшумно появился в дверях спальной комнаты и хотел было дать
надлежащее объяснение своей дражайшей половине, но вовремя услышал ее
ровное, глубокое дыхание. "Слава Богу, заснула", -- с облегчением
подумал я, не в силах сейчас, посреди ночи, выяснять отношения с
супругой. А утром, дай Бог, все уладится само собой.
Мария Константиновна, супруга вашего покорного слуги, была
женщиной доброй и покладистой. Она всегда и во всем соглашалась с
мужем, то есть со мной, никогда и ни в чем мне не перечила, но в
результате выходило, что решала она всегда все сама. Я же, как человек
слабохарактерный, тихий, смотрел на это сквозь пальцы и позволял ей
вершить судьбы нашей семьи так, как ей заблагорассудится. Чем она и
пользовалась...
Пробило два часа ночи. Я вдруг почувствовал, что ужасно хочу
спать. Сон давил на меня со страшной силой, смеживая мои веки и
затуманивая разум. Я уже не помню, как разделся, как лег в постель, как
заснул. Волнения прошедших дней дали о себе знать.
Утром я проснулся от громыхания кастрюль на кухне. Я с хрустом
потянулся и вскочил с постели. Было половина седьмого. "Не опоздать бы
на работу", -- с тревогой подумал я, и в этот момент в комнату вошла
Маша.
-- Встал? -- проворчала она.
-- Доброе утро, Маша! -- улыбнулся я.
Но жена не разделяла моего хорошего настроения. Она была мрачна и
сурова.
-- Ты почему вчера так поздно заявился? -- спросила она с
агрессивными нотками в голосе, уперев руки в бедра.
-- Вчера? -- переспросил я, пытаясь вспомнить, почему же, в самом
деле, я вчера так поздно приехал домой. Тут сквозь открытую дверь в
гостиную я увидел вазу с голубыми розами и вмиг все вспомнил.
Пришельцы, звездолет, Арнольд Иванович, Большое Колесо, Совет,
эксперимент... И эти чудесные розы.
Я снова улыбнулся и ласково потрепал жену по плечу.
-- Ты же знаешь, дорогая, я на рыбалке был. Пока то да се,
замотался, устал, вот и застрял на станции допоздна. Ты лучше посмотри,
какую прелесть я тебе принес!
По странному стечению обстоятельств Маша с утра еще в гостиную не
входила и цветов, соответственно, не видела. Теперь же, бросив взгляд
на сервант, куда указывал перст мужа, она остолбенела.
-- Ой! -- взвизгнула она и прижала руки к груди. -- Где ты достал
такое чудо?
-- Да на станции, когда электричку ждал, -- импровизировал я,
краснея. -- У старушки какой-то купил, последние, говорит. Хотел тебе
сюрприз сделать. Нравятся?
Маша преображалась буквально на глазах. И куда только девалось ее
дурное настроение! Глаза восхищенно сияли, счастливая улыбка не сходила
с ее лица, и сама она словно помолодела лет на десять.
-- Спасибо, Коля! -- прошептала она, устремив на меня благодарный
взгляд. -- Я никогда не видела таких прекрасных цветов. Никогда! Они,
наверное, стоят больших денег?
-- Миллионы долларов, -- раздался позади нас приглушенный голос. Я
обернулся. Это был Василий, студент-первокурсник, восемнадцати лет от
роду. И в придачу наш сын.
-- Ты чего встал? -- спросил я. -- Рано еще.
Но Василий не слушал меня: завороженным взглядом он пожирал
небесные цветы.
-- Пап, где ты их взял? -- спросил он шепотом.
-- Я же говорил...
-- Дело в том, что в природе не существует голубых роз, --
продолжал Василий, боясь оторвать от цветов пристальный взгляд.
Я смутился. Мне и в голову не приходило, что такая мелочь, как
цвет роз, может поставить под угрозу тайну моего полета на чужую
планету.
-- Да старуха какая-то всучила, а я в темноте и не разглядел. А
что, таких действительно не бывает?
Василий отрицательно покачал головой.
-- На Западе за них бы целое состояние отвалили, -- сказал он. --
Есть там любители экзотики, которым деньги складывать уже некуда.
Миллион, а то и два, наверное, дали бы.
-- Миллион! -- прошептал я, пораженный.
-- Никак не меньше, -- с видом знатока сказал Василий, обнюхивая
букет со всех сторон. -- А запах классный.
За завтраком Василий поинтересовался:
-- А что, отец, удачной была твоя рыбалка? Много рыбы приволок?
Или как в прошлый раз?
Я поперхнулся. Лишь сейчас я вспомнил про вчерашнего осетра,
который остался лежать на балконе.
-- Братцы! -- воскликнул я, вскакивая с места и запихивая в рот
остаток бутерброда с сыром. -- Я же вчера такое поймал!.. Сейчас!
Я бросился вон из кухни, а через минуту появился вновь, пыхтя и
отдуваясь, с огромным осетром в руках.
-- Вот! -- торжественно провозгласил я и обвел победоносным
взглядом жену и сына.
-- Вот это подфартило, -- удивился сын. -- Неужели на удочку?
-- А то как же! Не бреднем же я его взял, голубчика...
Василий с сомнением покачал головой.
-- Странно все это как-то. Во-первых, удочкой такой экземпляр не
взять. Это совершенно точно. А во-вторых, в Истринском водохранилище,
как и в самой Истре, осетровых рыб нет и никогда не было. Это
установленный факт.
-- Зелен ты еще, Васька, меня учить, -- сказал я сурово. -- То
голубых роз не бывает, то такая рыба не водится. Однако же вот они!
-- Это-то и странно...
-- Разве это не факт? -- продолжал я. -- И чего я перед ним
оправдываюсь!
-- Рыбу, положим, ты мог купить в магазине, -- бесстрастно
произнес Василий, -- а розы...
Тут вмешалась Маша.
-- В магазине? -- с сомнением покачала головой она. -- Скорее
поверю, что в нашем пруду завелись крокодилы. Нет, Василек, чудес не
бывает.
-- Ну, как знаете, -- недовольно буркнул Василий, допивая кофе и
вставая. -- Но твоя легенда, отец, не имеет под собой реальной основы.
Лучше не распространяйся об этом -- все равно не поверят... Пока! Буду
поздно.
-- Стой, Васька! -- гаркнул я, но того уже и след простыл. -- Вот
стервец...
-- Знаешь, Коль, а он прав, -- сказала Маша, убирая посуду со
стола, -- все это действительно смахивает на чудо. Может быть, ты
что-то скрываешь? -- И она пристально посмотрела мне в глаза.
Я похолодел.
-- Нечего мне скрывать, -- проворчал я и отвернулся.
-- Ну и ладно, -- сказала она со вздохом и улыбнулась. -- А розы,
действительно, прелесть. Ах, как пахнут!..
"Интересно, -- подумал я, заканчивая завтрак, -- о чем она сейчас
думает?" По прибытии на Землю я еще ни разу не воспользовался
возможностью прочесть чьи-нибудь мысли. Сейчас как раз представился
случай.
Мысли жены читать было интересно. Не все, конечно, а лишь те, что
касались лично меня. После двадцати лет супружеской жизни, к великой
своей радости, я узнал, что моя дорогая супруга всегда была верна мне и
ни разу не изменила. Ко мне она относится весьма критически, многое
прощает, предпочитая затушить искру назревающего раздора, нежели
раздуть ее и превратить в пожар, считает меня главой семьи и в то же
время где-то в глубине души относится ко мне как к ребенку. По поводу
последней рыбалки никаких особенных мыслей у нее не было. Как всегда во
время моих субботне-воскресных отлучек, она волновалась, но, привыкшая
к тому, что у нас в семье никогда ничего не случается, волновалась
скорее по традиции, машинально, нежели под воздействием каких-то
конкретных причин. Правда, когда к десяти часам вечера я не вернулся,
подсознательное волнение переросло во вполне осознанную тревогу. Но в
десять часов она, как обычно, легла спать, хотя тревога в ее душе
осталась. Даже в снах ее сквозило беспокойство. (Я с удивлением
обнаружил, что могу "просматривать" чужие сны.) Недоумение вызвал
громадный осетр, и уж совершенно небывалый взрыв эмоций произошел при
виде космических роз. Здесь мыслей не было почти никаких, зато чувства
били фонтаном. Радость и восторг, восхищение и неподдельное изумление,
сомнение в реальности чудесного видения и искренняя благодарность
соперничали в ее душе, не оставляя места для дурного настроения и
подготовленных заранее нравоучений по поводу моего позднего приезда с
рыбалки. Женщины вообще любят цветы, а она их любила в особенности --
наверное, потому, что так редко получала их в дар. Где, у кого и как я
достал эти розы, существуют ли такие в природе, водятся ли в Истринском
водохранилище осетры -- все это Машу не интересовало. Вернее,
интересовало, но не настолько, чтобы ставить под сомнения слова мужа.
Раз муж сказал -- значит, так оно и есть. И потом, не все ли равно, где
я достал эти цветы? Главное, что достал -- для нее...
Я читал мысли жены и мне становилось гадко. Наверное, я сильно
покраснел. Подглядывание в замочную скважину всегда претило моей в
общем-то благородной натуре.
Маша вертелась у зеркала, собираясь на работу, и что-то тихонько
напевала. Да, знала бы она сейчас, что ее мозг коварно прощупывается
телепатическими щупальцами мужа!
Я окончательно смутился. Я чувствовал, что поступил некрасиво,
даже подло, и тут же, сидя на кухне, поклялся никогда больше не
копаться в мыслях и чувствах супруги без ее ведома. Принятое решение
принесло мне некоторое облегчение. Я встал, подошел к жене и нежно
обнял ее за плечи.
-- Прости, -- шепотом сказал я.
-- За что? -- удивилась она, оборачиваясь.
Я промолчал, слегка пожав плечами. А по комнате носился
божественный аромат неземных цветов. Она шумно потянула носом, и на ее
губах заиграла блаженная улыбка. Подбежав к серванту, она, словно
пчелка, заглянула в каждый цветок, слегка повернула вазу и посмотрела
на меня. Глаза ее светились счастьем.
-- Спасибо, милый! Я рада, что ты не забыл про наш день...
Часы пробили половину восьмого.
-- Ой! -- испуганно вскрикнула Маша. -- Я же страшно опаздываю!
Все, бегу! Пока, Коленька...
Она чмокнула меня в щеку и выскочила за дверь.
Я тупо глядел ей вслед. Какой же я болван! Хуже! Бесчувственный,
черствый кретин! Осел! Как я мог забыть! Ведь сегодня четырнадцатое мая
-- годовщина нашей свадьбы! Двадцать лет совместной жизни...
Подводя итог прожитым вместе годам, я вдруг понял, что все это
время, все двадцать лет, был счастлив -- счастлив так, как бывает
счастлив человек, проживший тихую, спокойную жизнь, не знавший ни
радости побед, ни горести поражений, ни внезапности потрясений. Кто-то,
может быть, скажет, что это не жизнь, а прозябание (кстати, Арнольд
именно так и выразился), что счастье в борьбе, а не в тишине и
спокойствии. Все это верно -- но только отчасти, считал я. Не всем же,
в конце концов, бороться, надо же кому-то и жить! Просто жить, не
загромождая свой мозг решениями глобальных проблем. У меня есть сын,
Василий, неплохой, в принципе, парень, и жена, Маша, о которой я, чего
греха таить, так часто забывал. Вот и сейчас... Как я мог забыть!
Хорошо, что она этого не заметила, решила, что эти необыкновенные цветы
я достал специально к нашему юбилею. Нет, что ни говори, а Арнольд
Иванович оказал мне неоценимую услугу. Как знал, что у меня двадцатая
годовщина свадьбы! А может, и правда знал? Что ему стоило поворошить
мою память и выудить оттуда сведения о свадьбе и, в частности, дату
