Баварца и его компанию прекратить огонь. Тем временем я, старший
лейтенант, -- он ткнул пальцем куда-то в темноту, -- и еще несколько
человек воспользовались канализационным колодцем, чтобы проникнуть в
здание, -- а идея эта, бесспорно, твоя, за что мы тебе очень благодарны
-- и попали сюда. Если не ошибаюсь, это и есть "преисподняя".
Я кивнул.
-- Совершенно верно. Я здесь тоже успел побывать и случайно стал
свидетелем еще одного убийства.
-- Ты имеешь в виду шеф-повара? -- спросил Щеглов с интересом. --
И что же здесь произошло?
Я рассказал ему все -- с того самого момента, как надо мною
впервые захлопнулась крышка люка канализационного колодца. И только
закончив рассказ, я заметил, что Щеглов -- не единственный мой
слушатель: рядом с ним стоял молодой блондин с погонами старшего
лейтенанта и напряженно ловил каждое мое слово.
-- Значит, у них теперь есть оружие, -- подытожил Щеглов,
закуривая. -- Прекрасно! В случае опасности они смогут оказать
сопротивление банде. Я сразу понял, что на Ивана Ильича можно
положиться. Слышите, старший лейтенант?
-- Да, -- отозвался тот, -- это меняет дело. Но против банды им
все равно не выстоять. Я считаю, что пора принимать решительные меры.
-- Не такой дурак Баварец, -- возразил Щеглов, -- чтобы устраивать
перестрелку со своими же пленниками. Нет, он поступит по-другому --
объявит их заложниками и вступит с нами в переговоры.
Старший лейтенант нахмурился.
-- Я должен связаться с командиром, -- сказал он и исчез в
темноте.
-- Семен Кондратьевич, -- дернул я Щеглова за рукав, -- у меня
есть одна мысль. Что, если переправить людей, запертых в спортзале,
сюда, в "преисподнюю"? Здесь они окажутся под защитой прибывшей группы.
Как вы считаете?
Щеглов с сомнением покачал головой.
-- Одно дело -- ты, и совсем другое -- пожилые женщины и больные
старики. Я сам шел по этому проклятому тоннелю и знаю, что это такое.
Нет, они там не пройдут.
-- Пройдут, Семен Кондратьевич! -- горячо возразил я. -- Ручаюсь
вам!
-- А по-моему, -- раздался сзади решительный голос старшего
лейтенанта, -- к предложению товарища Чудакова следует прислушаться.
Переправив сюда пленников, мы, с одной стороны, решим вопрос с
заложниками -- и тем самым упредим возможность переговоров с Баварцем
как с хозяином положения, а с другой -- развяжем себе руки. Пока люди
находятся в спортзале, мы не вправе ими рисковать. Пройти же по тоннелю
им помогут мои ребята.
Щеглов с пристрастием тер подбородок.
-- Надо все взвесить, прежде чем принимать решение, -- сказал он.
-- Я уже все взвесил, капитан, -- безапелляционно заявил старший
лейтенант и отдал лаконичное распоряжение кому-то в темноте. Две тени
бесшумно метнулись к люку и исчезли в нем.
Щеглов беспомощно развел руками.
-- Увы, когда требуется поработать головой, зовут старика Щеглова,
но как дело доходит до драки, обходятся теми, у кого ноги длиннее да
кулаки поувесистее. Впрочем, я не в обиде, у каждого своя сфера
деятельности.
В этот момент в наружную дверь трижды громко постучали.
14.
-- Эй, мусора, с вами Баварец говорить желает!
Щеглов и старший лейтенант переглянулись.
-- Вы позволите мне вести переговоры? -- учтиво поинтересовался
Щеглов у старшего лейтенанта. Тот пожал плечами.
-- Разумеется, капитан. Вы старший по чину.
-- Благодарю.
-- Так что передать Баварцу? -- снова послышалось из-за двери.
-- Никаких переговоров ни с Баварцем, ни с кем-либо другим мы
вести не будем, -- крикнул Щеглов. -- Разговор возможен только в случае
добровольной сдачи всей банды на наших условиях. Слышите, на наших!
-- Э, нет, мусор, условия диктовать будем мы, это ты усвой себе
как таблицу умножения. Иначе готовь три десятка гробов под весь свой
престарелый контингент. В случае отказа от переговоров в десятиминутный
срок заложники будут уничтожены.
-- Ну, что я говорил, -- вполголоса произнес Щеглов, переводя
взгляд с меня на старшего лейтенанта.
-- Вот именно, -- огрызнулся тот. -- Потому и необходима
немедленная эвакуация людей из спортзала.
Щеглов кивнул. Справедливость замечания старшего лейтенанта была
очевидной.
-- Хорошо. Пусть Баварец войдет сюда. Через две минуты дверь будет
открыта. И предупреждаю -- без фокусов! Любая неосторожность с вашей
стороны будет расценена как провокация и повлечет за собой ответные
действия со стороны нашей. Не забудьте включить здесь свет.
-- Свет будет.
-- Баварцу оружия с собой не брать.
-- Баварец никогда не носит оружия, -- надменно отозвались из-за
двери.
-- Это действительно так, -- шепнул я Щеглову. -- Я дважды видел
его, и оба раза он был без оружия.
-- Вот как? -- поднял брови Щеглов. -- Интересный тип.
Внезапно вспыхнул свет. Я увидел около десятка крепких парней с
автоматами, рассредоточившихся по подвалу. Они замерли в напряженных
позах, ожидая появления главаря банды. Один из них, повинуясь приказу
старшего лейтенанта, открыл дверь. В углу, у дивана, лежало чье-то
грузное тело, покрытое грязной скатертью, снятой со стола. "Харитонов!"
-- догадался я.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Баварец. Лицо его
было спокойно и безмятежно.
-- Здравствуйте, господа, -- возвестил он. -- Имею честь
представиться -- Баварец. Волею народа избран в председатели местного
добровольного общества вольных стрелков. Прошу любить и жаловать.
-- Прекратите кривляться, -- строго сказал Щеглов.
Баварец закрыл за собой дверь и не спеша приблизился к нам.
Наибольший интерес у него вызвала фигура Щеглова.
-- Если не ошибаюсь, вы -- Щеглов?
-- Да, я старший следователь МУРа капитан Щеглов.
-- Ваши звания мало интересуют меня, господин Щеглов. Некоторый
интерес вы у меня вызываете исключительно как личность, ваше же место в
структуре доблестных правоохранительных органов и выполняемые вами
функции оставьте для ваших биографов и почитателей. Надеюсь, я удостоен
чести вести переговоры лично с вами, господин Щеглов?
-- Во-первых, не господин, а...
-- Да-да, я знаю, господ у нас еще в семнадцатом под корень
пустили. Теперь либо товарищи -- это если по одну сторону колючей
проволоки, либо граждане -- если по разные. Так ведь, гражданин
начальник?
-- Довольно! -- рассердился Щеглов. -- Здесь вам не балаган!
-- Вот именно. Здесь мой дом, и вы в него вторглись -- без
приглашения, заметьте. В Англии, например, есть хороший обычай,
согласно которому дом мой есть крепость моя.
-- Вы не в Англии.
-- К величайшему моему сожалению. Верю, что и к вашему тоже.
Впрочем, не будем щепетильными, вспомним старое доброе русское
гостеприимство! Прошу к столу, господа!
Он сделал широкий жест рукой, как бы приглашая нас приступить к
несуществующей трапезе, и отвесил шутовской поклон. Говорил он тихо,
монотонно и на редкость спокойно. Я видел, что его спокойствие выводит
Щеглова из себя. Глаза Баварца были пустыми и бесцветными, как стекло.
Более серую, невзрачную, обыденную фигуру трудно было представить -- и
тем загадочнее, непостижимее казался он нам. Было совершенно очевидно,
что он не испытывал ни малейшего страха.
-- Или вы прекратите паясничать, -- решительно заявил Щеглов, --
или на этом наша беседа прекратится.
-- Прошу покорнейше извинить меня, господин Щеглов, за мои
дурачества. Виновата скука, господа, скука да тоска зеленая, довели
меня, грешного, до ручки. Потому и оружия не ношу, чтобы развеяться
как-то, -- ан нет, скука не уходит, подлая, гложет изнутри, толкает на
авантюры. Вот, к примеру, с месячишко назад пощипали мы дачку одного
видного фрукта, из ваших, из партийных. Шмотки кое-какие, аппаратура,
стекло-фаянс-хрусталь... Тут и шибануло меня по башке: а не сыграть ли
тебе, Баварец, в благотворительность? Чем я хуже каких-то вшивых
кооперативов, которые могут позволить себе шикануть и кинуть пару
кусков в голодные рты российского обывателя? Ну и шиканул. Нашел одного
бродягу и отвалил ему десять кусков в руки -- на, говорю, жри, нищая
твоя душонка, и помни Баварца. Так его аж затрясло, заколотило от
страха, а на следующий день понесло в милицию, где он и сдался властям
со всеми потрохами и щедрым моим подношением.
Зато если б я его позвал грабануть кого-нибудь или кооператив
какой пощупать -- с радостью побежал и за честь приглашение счел бы, а
уж в добро награбленное вцепился бы -- не оторвешь. А здесь -- нате --
спасовал, не понял порыва благородной души, струсил, мерзавец. А все
потому, что порочен русский мужик до самых корней своих. Потому и
скучно мне жить, господа, так скучно, что страх потерял. Вокруг одно
быдло, зверье да хамье... -- он махнул рукой.
Эта странная исповедь произвела на меня удручающее впечатление.
Ясно было одно: Баварец жаждал высказаться, все равно перед кем, даже
перед следователем МУРа, но обязательно высказаться, высказаться с
одной лишь целью -- развеять одолевшую его тоску, пощекотать себе
нервы, утратившие способность реагировать на все человеческое, сыграть
ва-банк с судьбой -- и выиграть. Беда его была в том, что он всегда
выигрывал. Но в схватке с Щегловым скуку его как рукой снимет, в этом я
был уверен.
Баварец спохватился, хлопнул себя по лбу и направился в дальний
конец подвала. Повинуясь чуть заметному кивку старшего лейтенанта, двое
его сотрудников последовали за ним. А Баварец тем временем, откинув
штору, проник в неожиданно открывшееся крохотное помещение; кроме
неказистой тумбочки, узкой койки и распятия над ее изголовьем, там
ничего не было. Через секунду Баварец появился вновь. В руках у него
красовались две бутылки коньяка.
-- Вот! -- грохнул он их на стол. -- Прошу, господа, испить. Этого
добра у нас навалом.
-- Уберите сейчас же! -- грозно потребовал Щеглов. -- И давайте
приступим к делу.
-- Воля ваша, -- пожал плечами Баварец, -- мое дело предложить.
Метко прицелившись, он швырнул обе бутылки в стоявший у стены
мусорный бак. Бак отозвался звоном разбившегося стекла.
-- Мои условия следующие, -- бесстрастным тоном произнес Баварец,
резко поворачиваясь к Щеглову. -- Вы предоставляете мне вертолет с
пилотом, а я возвращаю вам заложников целыми и невредимыми. На все
раздумья вам отводится четверть часа. -- Он взглянул на часы. -- Сейчас
пятнадцать тридцать. Если в пятнадцать сорок пять вертолет не будет
подан, вопрос с заложниками решится крайне неблагоприятно для них, да и
с вас, уверен, звездочки полетят. И никаких...
Он осекся и уставился на меня. От его холодного, рыбьего взгляда
меня пробрала дрожь аж до самых мизинцев ног. Я отлично понял, что
означал этот взгляд: он вспомнил, что видел меня в спортзале вместе со
всеми пленниками, и теперь ломал голову над тем, как я оказался здесь.
Баварец настороженно и на этот раз более тщательно оглядел подвал, и
при виде Фомы, Сергея и Лиды недобрый огонек сверкнул в его глазах. Он
криво усмехнулся и произнес, глядя прямо в глаза Щеглову:
-- Поздравляю, капитан! Вам удалось-таки слегка развеять мою
скуку, но, думаю, ненадолго. Итак, срок поставлен! Пятнадцать сорок
пять, и ни минутой позже. Адью, господа!
-- Э, нет, так дело не пойдет, -- остановил его Щеглов. -- Мы вас
выслушали, теперь выслушайте и вы нас. В поставленный вами срок вся
ваша банда сдает оружие и прекращает сопротивление, иначе...
-- ...иначе, -- резко перебил его Баварец, -- я прикажу уничтожить
заложников, -- он взглянул на меня, -- по крайней мере тех из них, кто
там остался. И довольно болтать, время работает не на вас.
Он повернулся и беспрепятственно вышел.
15.
Несколько секунд царило молчание.
-- Опасный тип, -- сказал наконец Щеглов. -- Опасный и отчаянный.
Как вы думаете, старший лейтенант?
Но старший лейтенант, воспользовавшись портативной рацией, в этот
момент докладывал о результатах переговоров командиру подразделения
