Да, похоже.
- Да, - сказал Ева, - а тропинок на вашей карте не было?
- Таких - нет. Я поддержу вас, Ева, тут круто. Через минуту-другую
они вышли на асфальтированную площадку рядом с дорогой. Автобуса не
оказалось.
- Придется, видимо, немного подождать, - сказал Граве. Он взглянул
на часы. - Нет, не разберу... Однако я уверен, что автобус еще не
проходил.
- И не пройдет, - ответил Милов невесело. - Глядите.
Если бы они все еще шли низом, то неизбежно наткнулись бы на него.
Автобус валялся под откосом берега на боку, передняя часть его уходила
в воду.
- Вот откуда бензином пахло, - сказал Милов.
- Что же нам делать? - растерянно проговорил Граве.
- Идти пешком.
- Смотрите, и столбы повалены, - сказала Ева тревожно.
- Похоже, это не только капуста, - проговорил Милов. - Ну, в путь.
Жизнь становится чем дальше, тем интереснее. И они двинулись быстрым
шагом.
- Вы не могли бы помедленнее? - попросила Ева. Туфли свои она еще
внизу то ли потеряла, то ли бросила, и снова шла босиком. - Тут все
колется, - объяснила она, - и мне надоело прыгать, как горной козочке.
- Я не узнаю Намурии... - проговорил в ответ Граве с искренним
трагизмом в голосе.
И в самом деле, то, что они видели сейчас и среди чего находились,
не очень походило на то представление о Намурии, которое возникало по
рассказам путешественников, туристским проспектам и рекламным плакатам
- хотя многое, в общем, и соответствовало действительности. В таких
странах, как Намурия - да в любой, и не только европейской или
североамериканской даже - признаки машинной цивилизации давно уже
проникли в самые глухие уголки, так что лес порой мог удивить
ровностью рядов, в каких росли многолетние уже, дородные деревья, и в
разных направлениях расходились от трансформаторов - в каменных будках
или на деревянных и бетонных устоях располагались они-провода,
толстые, силовые, а на столбах а пониже держались телефонные и
телеграфные, а если мачт с проводами - не было, то в определенном
ритме попадались таблички, предупреждающие, что под землей здесь
проходит кабель; аккуратные павильончики автобусных остановок
виднелись у дорог; и где-то в пределах видимости оказывался фермер на
своем тракторе, оснащенном по сезону - плугом, сеялкой, косилкой,
граблями; и уж, разумеется, не умолкало на дорогах, только среди ночи
ослабевая, шуршание шин по асфальту, гудрону, бетону, легкое жужжание
легковых и сердитое гудение грузовых моторов - немецких, французских,
итальянских, американских, японских, реже - советских, чешских,
румынских, к темноте сползавшихся к кемпингам и мотелям, а со светом
вновь разлетавшихся во всех направлениях ради дела или прихоти. Да,
еще вчера так было. И, похоже, кончилось как-то сразу и по причинам,
которые пока еще было не понять.
Сейчас на дороге, по которой шли трое, ни машины не попадалось, не
рокотали тракторы на аккуратных полях; столбы с проводами были где
повалены, где сильно наклонены; повалены были дорожные указатели и
щиты с описанием предстоящих дорожных развязок; зато вдруг масса
всякого мусора взялась откуда-то - мусора, в котором можно было
угадать обломки и останки того, что вчера еще было нужными, полезными
и желанными в жизни вещами: главным образом электрическими и
электронными приборами, от утюга до стереофонического двухкассетника
или какой-то из приставок к персональному компьютеру, без которого не
обходился уже давно ни один фермер. Словно бы кто-то сначала собрал и
изуродовал это все как только сумел, а потом погрузил на многотонные
трейлеры и, медленно двигаясь по дороге, неустанно расшвыривал по
сторонам - и на дорогу, и в кюветы, по которым сейчас медленно текла
вода, неизвестно откуда взявшаяся, потому что дождей давно уже не
было. Местами ровное темно-серое покрытие дороги было усеяно мелкими
крошками разбитых автомобильных стекол; какие-то тряпки валялись,
остатки одежды, клочья газет, яркие журнальные обложки. Вот на какую
дорогу вышли и двинулись по ней Ева с двумя спутниками; что же
удивительного в том, что нелегко было ей ступать босиком.
- Господи, Ева! - воскликнул Милов, прямо-таки ужаснувшись. -
Нельзя же так! Где ваши туфли?
- Где прошлогодний снег, - она старалась еще шутить. Милов снял
свои туфли, носки.
- Немедленно обуйтесь. Не смущайтесь - носки я меняю дважды в
день, старый предрассудок.
- Вот еще! - сказала она. - У меня двадцать три с половиной, а у
вас...
- Двадцать пять, - сказал Милов, - набейте в носы травы, или вот
вам тряпка...
- Я, к сожалению, не могу помочь, - сказал Граве, - у меня
двадцать девятый номер. А как же вы теперь, господин Милф?
- Обойдусь. Да и, наверное, на этой дороге можно найти все, что
угодно - и пару обуви в том числе. За меня не волнуйтесь, я считаю,
что легко отделался: иначе мне пришлось бы нести Еву на руках - это
было бы, конечно, приятней, но тогда я лишился бы маневренности.
- И почему я не отказалась от ваших ботинок наотрез? - усмехнулась
Ева, но во взгляде, который она подняла на Милова, было странное
какое-то выражение - словно она впервые его увидела; да так оно и было
по сути дела: при свете - впервые. И тут она неудержимо, звонко
расхохоталась:
- О Дан, что это такое? Нет, я не могу, не выдержу! Прелестно,
неподражаемо прелестно...
Она заливалась, будто не было страхов, пещер, грязной реки,
заваленной дороги, стертых ног. Может быть, и было в ее смехе что-то
от истерики, но все же главным оставалось веселье.
- Да в чем дело? - Мидов уже готов был обидеться.
- Галстук, Дан, ваш галетук! Где вы ухитрились откопать такой
шедевр?
Галстук у Милова, теперь уже хорошо видимый в глубоком вырезе
свитера, был и на самом деле выдающимся: шириной в лопату, таких давно
уже никто не носил, он бросался в глаза еще и редкой по безвкусию
расцветкой - громадными красными розами, зелеными листьями, а над
ними-райской птицей всех цветов радуги...
- Это у вас там делают такие? Снимите, Дан, ради Бога, иначе я
просто не выживу - смех убьет меня!
- Ни за что! - сказал Милов торжественно. У него и в самом деле
были причины не снимать эту часть экипировки - до поры, до времени во
всяком случае. - И не просите: я дал обет носить его, и не могу от
этого отказаться. Проиграл пари, понимаете?
Пари - дело святое, это Ева знала. И, отсмеявшись, уступила.
Встала, прошла два шага, вернулась.
- Что же, вполне приемлемо. Спасибо, Дан. Хотя если вы ждете, что
теперь я понесу вас на руках, то не надейтесь напрасно: и не подумаю.
- Если вы готовы, доктор, то идемте, - поторопил Граве. - Мне
кажется, мы теряем очень много времени.
- А вот мне кажется, нужно еще помедлить, - неожиданно возразил
Милов. - Там, впереди, по-моему, автобусный павильончик еще не
разгромили, давайте посидим там и немного подумаем.
- О чем думать? - не понял Граве. - Пора домой!
- Да вот хотя бы об этом, - Милов повел рукой округ. - О том, что
все это должно означать, Или вы попрежнему думаете, что это не более,
чем капустный бунт?
Граве еще поколебался - видимо, всякая задержка сейчас вызывала у
него даже не досаду, а просто злость. Но шагать дальше одному, надо
полагать, улыбалось еще меньше.
- Хорошо, - буркнул он наконец. - Но сделайте одолжение, думайте
побыстрее. Только почему для этого надо забираться в будку?
- Дорога, может быть, просматривается, - сказал Милов, - и
движущийся предмет легче заметить. Если же мы сосредоточимся только на
наблюдении.
- Ну, хорошо, хорошо. Идемте. До павильончика дошли без
приключений. Скамья в нем сохранилась - была она каменной.
- Очень уютно, - сказала Ева. - Ну, Дан, начинайте. И постарайтесь
успокоить нас, потому что от вида этой дороги мне хочется плакать.
- Согласен, - сказал Милов. - Поделюсь своими мыслями. Нет, тут не
вспышка фермерского гнева. Тут что-то куда более серьезное. Господин
Граве, вы - местный житель, вы лучше знаете свою страну, чем,
вероятно, Ева, и во всяком случае, чем я. Что, по-вашему, могло
произойти? Внешне это напоминает некий эмоциональный взрыв, причем тут
действовали не одиночки, а масса: даже банде хулиганов сотворить такое
не под силу, по-моему, за всем этим чувствуется какая-то организация.
Тут творилось не просто бесчинство. Вы обратили внимание? Ни одно
деревце не сломано, ни один куст не помят; только изделия рук
человеческих, и тоже не всякие. Я насчитал восемь электрических утюгов
- и ни одного простого, полдюжины разбитых стиральных автоматов - и ни
единого корыта...
- Да их наверняка давно уже не осталось? - сказала Ева.
- Может быть. Но вот журналы на дороге нам попадались только
связанные с техникой, а не, скажем, с порнографией...
- У нас нет таких, - хмуро сказал Граве.
- Я чувствую, это звучит неубедительно но дело в том, что я
стараюсь перевести на язык доказательств то, что ощущаю интуитивно...
Хорошо, не стану доказывать, скажу только о моих наблюдениях. Я не
очень хорошо разбираюсь в намурском и совсем не знаю фромского;
однако, мне кажется, и журналы, и газеты - обрывки их - попадались тут
на обоих языках. Если бы не это, я предположил бы, что речь идет о
национальном конфликте: по слухам, между намурами и фромами вовсе не
всегда царят мир и согласие...
- Это и неудивительно, - сказал Граве. - Мы, намуры - народ
работящий, тихий, законопослушный; кроме того, мы живем на этой земле
столько, сколько себя помним. Фромы же появились тут каких-нибудь
четыреста лет назад; это пришлый народ, работают спустя рукава, зато
любят повеселиться, да... Не возьмусь утверждать, что мы с ними всегда
ладим. Но чтобы дело дошло до такого... - Он пожал плечами.
- Намуры и нас, иностранцев, не очень любят, - сказала Ева. - Не в
действиях это, насколько могу судить, никогда не проявлялось. Я всегда
чувствовала себя тут спокойно, как и во всякой цивилизованной стране.
Теряюсь в догадках...
- Вот вы оба, - сказал Милан, - были свидетелями, даже участниками
этого... назовем его инцидентом в поселке. Наверное ведь люди,
ворвавшиеся к вам, что-то говорили, даже кричали, может быть. А вот
что?
- Нет, конечно, они вовсе не молчали, - подтвердила Ева. - Один из
тех, что вторглись в дом моего приятеля, сказал мне очень даже
выразительно: "А ты, цыпка, сейчас получишь массу удовольствия,
ручаюсь".
- Гм, - неопределенно сказал Милов. - Ясно, однако не совсем на
тему. А что слышали вы, господин Граве?
- Ну, я не возьмусь передать дословно и, признаться, был
достаточно взволнован, чтобы... Но смысл был примерно таков: умные
головы, погодите, мы вам еще не такое покажем, убийцы очкастые... Да,
нечто подобное. Были и другие выражения, но они - не для женского уха.
- А вот это уже ближе к сути дела, - сказал Милов. - Ведь Намурия,
господин Граве, страна промышленная, не так ли?
- О, да! - ответил Граве, и в голосе его прозвучала гордость. -
Наши изделия известны во всем мире. Наша электроника, наша химия - мы
успешно конкурируем с Америкой, Японией, Германией...
- И природа при этом гибнет, - закончил за него Милов.
- Что верно, то верно, - сказала Ева. - Найти зеленое местечко
стало почти невозможно. А даже я еще помню...
- Вам легко говорить это, доктор, - Граве, казалось, несколько
обиделся. - А что творится у вас дома?
- Бордель, - сказала Ева. - Но мы спохватились раньше вашего. Уже
почти во всех штатах приняты законы... Как и у вас, Дан, по-моему...
- Ну, у нас принятие законов - фактор скорее тревожный, -
