- Перестаньте быть таким невозмутимыми-крикнула Ева. - Ненавижу...
- Да что господину Милфу, - горько сказал Граве. - Это ведь не его
страна, доктор, и не его соотечественники...
- Дан, ну отчего вы так жестоки?
- Для меня люди - везде люди, - проговорил Милов, круто
выворачивая влево; навстречу шли волонтеры, числом не менее роты;
вооружены они были, как полагалссь, у трех или четырех были даже
пулеметы.
- Может быть, хоть они наведут порядок? - вслух подумал Граве.
- Возможно, - буркнул Милов, - только какой?
- Я лежала, - сказала Ева, - и мне были видны верхние этажи - с
транспарантами, с надписями... "Сжечь машины", "Долой технику", "Мы
хотим дышать", "К ответу ученых", "Позор правительству", "Спасем наших
детей"... Но ничего не говорилось о том, что надо убивать людей.
- А это и не полагается говорить, - сказал Милов, слегка
пошевеливая руль. - В наше время это делается без предварительной
рекламы. Серьезная сила всегда молчалива... Нам далеко еще?
- Совсем близко. Видите улочку? Налево. Сворачивая, Милов успел
прочитать табличку на углу. Карму гант - так назывался переулок.
- Куда вы привезли нас, Граве? - не удержался он.
- Это вы привезли меня, Милф. Домой. Я немного растерян, и... Надо
решить, что делать дальше, и мне хотелось застать Лили, пока она еще
не ушла. Да и вам не мешает отдохнуть, выпить хотя бы по чашке кофе...
Прямо, прямо.
Улочка была застроена небольшими домами, не выше четырех этажей,
но добротными, солидными - домами для зажиточных людей. Она была,
наверное, зеленой и тенистой - когда деревья еще были зелеными. Но
стволы их, полумертвые, окаймляли проезжую часть и сейчас.
Вон к тому дому - серому, номер шесть. Так, - подумал Милов,
послушно снижая скорость. - Карму гант, номер шесть.
Смешные совпадения бывают в жизни: совершенно случайно я оказался
там, куда не только Граве, но и мне самому нужно. Однако он, похоже, к
моим делам никакого отношения не имеет мне нужен другой человек, тот,
что живет в тринадцатой квартире... Он затормозил, и Граве тут же
выскочил из машины.
- Слава Богу - кажется, все в порядке... И подъезд, возле которого
они остановились, и вся улочка выглядели спокойно, мирно, достойно -
словно тут же неподалеку, на главных улицах, не убивали людей.
- Спасибо, мистер Милф, огромное спасибо! - Милов и не подозревал,
что Граве способен быть таким оживленно-радостными - Откровенно
говоря, я и не надеялся уже - ведь происходит что-то
апокалипсическое... Ева, я надеюсь. Лили немедленно сделаем вам
перевязку, и сразу же позвоните домой, чтобы успокоить... Милф, вас я,
разумеется, тоже приглашаю!
- Принимаю, - ответил Милов, потому что ему все равно нужно было а
этот дом, а кода он не знал-тут в инструктаже был пробел, код он
должен был выжать из Карлуски вместе со множеством всякой другой
полезной информации.
Они вошли в подъезд. В вестибюле было темно, в швейцарской -
пусто.
- Странно, - сказал Граве. - У нас тут всегда освещено, да и
Мартин не позволяет себе... Сюда, прошу вас, направо, к лифту.
Он нажал кнопку; но лампочка не вспыхнула, дверцы не разъехались,
не послышалось и приглушенного рокота снижающейся кабины.
- Не понимаю. Похоже, что в доме нет электричества Какой этаж? -
спросил Милов.
- Четвертый. Мне очень жаль, но...
- Побережем время. Вы, Ева, все-таки добились своего: придется мне
нести вас.
Он сказал это с улыбкой, ясно показывавшей, насколько приятно это
будет-для него, во всяком случае. Не дожидаясь ответа, он поднял ее на
руки. Даже Граве позволил себе улыбнуться.
- Достается вам сегодня, господин Милф, не правда ли?
- Похоже, мы были для вас не самой лучшей компанией. - Он обогнал
поднимавшегося с ношей Милова и, когда тот появился на площадке
четвертого этажа, уже вкладывал пластинку с личным кодом в щель замка.
- Не будем шуметь, друзья, - проговорил он почти шепотом, отворив
дверь. Милое позволил Еве встать на ноги, поднял глаза. Квартира была
номер тринадцать.
- Прошу извинить, - говорил шепотом Граве, пропуская их в
прихожую, - мы редко принимаем гостей, но у нас очень уютно. Вообще, в
доме живут солидные, добропорядочные люди... Вот сюда, прошу -
располагайтесь, посмотрите пока на моих рыбок, у меня прекрасный
аквариум... - Он машинально щелкнул выключателем. - Все еще нет тока -
странно. И уборщица, кажется, сегодня не приходила - чувствуется, что
пыль не вытерла. Еще раз приношу свои извинения... Милов нагнулся и
поднял с пола окурок.
- Граве, - сказал он негромко. - Ваша жена курит "Дромар"?
- Она вообще не курит, - сказал Граве, - но вы правы, такие
сигареты у нее есть - иногда за рюмкой ликера, с подругами -
современные женщины, понимаете ли, должны... Сейчас, я только загляну
в спальню. Лили придется встать...
- Где у вас телефон? - спросила Ева.
- На столике, рядом с аквариумом, да проходите же, садитесь, прошу
вас.
Он бесшумно отворил дверь спальни и шагнул; после мгновенного
колебания Милов последовал за ним. "Дромар", - думал он. - "Не
найдется ли у вас сигареты?" - "Только "Дромар", ничего другого я не
курю". - "Слабоваты, не правда ли?" - "Зато какой аромат!" То были
ключевые слова в звене цепочки, при обмене репликами пачка "Дромара"
должна была появиться на свет. Если они всерьез рвут цепочку, -
подумал Мялов, - если с Карлуски не просто случайность, то...
Окно спальни было закрыто тяжелой шторой, но и в полутьме можно
было увидеть белую кровать, широчайший шкаф, зеркало в полстены. Милов
смотрел на отраженную в зеркале кровать - на ней лежала женщина, до
подбородка накрытая пухлым одеялом, глаза ее были закрыты. "Спит", -
прошептал Граве с нежностью, осторожно пятясь. Он наткнулся на Милова,
не сводившего глаз с зеркала - с одеяла в нем, которое не шевелилось,
словно бы под ним лежала статуя, а не молодая и красивая женщина.
"Пойдемте, - тем же шепотом пригласил Граве, - пусть еще отдохнет, она
страшно устает порой..."
Милов взял его за плечи, грубо отодвинул в сторону. Подошел к
окну, рывком откинул штору. Приблизился к кровати. "Что вы делаете,
как вы посмели! - зашипел Граве. - Это... это переходит всякие
границы! Вы дикарь!" Милов, стоя вплотную к кровати, смотрел на лицо
женщины; оно было серо-бледным. Милов решительно откинул одеяло. Лили
лежала в пижаме, чуть раскинув руки, на груди краснело пятнышко. Крови
почти не было. "Что... что это значит?" - задыхаясь, произнес Граве за
спиной. Милов взял руку убитой. Рука была холодной, безжизненной.
"Ева! - крикнул Милов. - Подойдите, пожалуйста, вы здесь нужны!" "Я,
конечно, не судебный медик, - видимо, такое предисловие Ева считала
обязательным, - но видно, что борьбы не было, вероятнее всего, в нее
выстрелили, когда она спала-кто-то вошел в квартиру..." "Никто не мог
войти в квартиру! - снова закричал Граве. - Замок настроен только на
ее и мой дактошифр!" Милов пожал плечами: он знал, что ключи есть к
любым замкам. Граве в комнате уже не было - он стоял в прихожей,
прижав телефонную трубку к уху, и что-то громко и возбужденно говорил
по-намурски. "Телефон, видимо, работает", - сказал Милов. Тут, в
спальне, тоже был аппарат - на ночном столике, со стороны Лили; Милов
поднял трубку, поднес к уху, покачал головой: "Ни звука". "Дан, я
боюсь, он... вы понимаете?" Милов кивнул и спросил: "Что он говорит? Я
не воспринимаю, когда разговор идет на такой скорости". Он не сказал,
что вообще Намурия - не его регион, и его послали сюда только потому,
что заболел Мюнх, если можно считать болезнью две пули, в груди и в
плече, и на язык ему дали неделю времени. Ева прислушалась. "Я тоже
знаю не в совершенстве, но... Он разговаривает с канцелярией Господа,
требует, чтобы его соединили с Самим, поскольку ему необходимо, чтобы
Спаситель прибыл и воскресил Лили. Сейчас угрожает обратиться к
конкуренту..." "Печально, - сказал Милов. - Он, кажется, всерьез
тронулся". "Дан, это все, что вы можете сказать? - со внезапной тоской
в голосе спросила Ева. - Рехнулся, не рехнулся... Это ведь любовь,
знакомо вам такое слово? Понимаете хоть, что оно означает? Любовь, о
которой может только мечтать - и мечтает всякая женщина, но только
редкая встречает в жизни такую... Вы просто никогда не любили, Дан,
если ничего другого не можете сказать..." Милов увидел, что на глазах
ее выступили слезы, и внезално, помимо желания, представил, что не
Лили лежит убитой в собственной постели - Лили, какими-то неведомыми
путями впутавшаяся в опасные игры, ставшая звеном цепочки, которую
теперь хозяева рвали - безжалостно, уничтожая звено за звеном, - не
Лили, а Ева, всего лишь несколько часов назад им впервые встреченная,
но чем-то его уже зацепившая, уже прирастившая к себе, как он сейчас
почувствовал; он представил себе Еву в постели мертвой - и ощутил
вдруг, как перехватило горло, и понял, что куда сложнее обстояло дело
с ним самим, чем ему казалось, и не просто из чувства долга он брал ее
на руки и нес, но уже ощущая какую-то ответственность за нее -
неизвестно перед кем, но ответственность, как за существо, данное ему,
и близкое ему, и необходимое ему во всей жизни, сколько бы ее ни
оставалось... Он изумился внезапному ощущению и испугался его, и
подумал, что если бы это Ева лежала, то он - нормальный, здоровый и ко
многому привыкший человек - пожалуй, тоже сошел бы с рельс-не так,
наверное, как Граве, но сошел бы...
Сам того не сознавая, он все эти секунды, пока такие мысли
проносились в голове, а импульсы - в сердце, смотрел на Еву в упор
крепко схватив ее за плечи - и она смотрела на него и, видимо,
понимала и читала нечто в его глазах, потому что умолкла и тоже только
смотрела...
Громкий звук, донесшийся из прихожей, заставил их опомниться.
Милов мгновенно оказался у двери, в руке его как-то сам собой возник
пистолет. Опасности не было: это Граве, потерявший сознание, упал,
опрокинув столик с телефоном, валявшийся теперь рядом. Ева подбежала,
встала на колени около упавшего.
Так или иначе, - думал Милов, глядя на ее узкую спину и светлые,
уже высохшие волосы, - свое дело я кажется, благополучно провалил.
Были известны две звена цепочки - и вот они, одно за другим,
ликвидированы. Куда шла цепочка дальше - у меня лишь слабые
представления, да и у всех наших... Да никто не давал мне полномочий
идти дальше: цепочка-то вела наверх, тут, наверное, нужен работник с
другим статусом. Значит, программа теперь выглядит так: доставить Еву
домой, - хоть одно благое дело будет сделано, - Граве отвезти в
больницу, а самому спешить в Регину, их столицу, и оттуда доложить,
что и как - ну, а дальше как прикажут.
- Думаю, надо поторопиться, Ева, - сказал он.
- Мне никак не удается...
Милов нагнулся, не без усилия поднял Граве с пола и взвалил себе
на спину. Что-то осталось в руке, вроде тряпочки, он сунул это в
карман, не думая, машинально, из привычки не бросать ничего на пол.
Ева отворила выходную дверь, придержала ее, Милов вынес Граве. Дверь
мягко защелкнулась за спиной. Рыбки теперь передохнут, - вдруг
почему-то подумал Милов и даже пожалел их, как будто рыбки станут
единственными жертвами происходившего. Ева шла впереди, Милов тяжело
спускался вслед-веса в Граве было куда больше, чем в женщине.
- Дан...
- Ева?
- Странно, правда? И неожиданно... Ему не надо было объяснять, что
не о Лили было это сказано, и даже не обо всем том, не вполне
понятном, что происходило нынче в городе и вокруг него.
