Вот и поспешим к ним. Или вы собираетесь оставаться здесь до скончания
веков?
- Боюсь, - сказала Ева, - что скончание веков уже насупило,
Мужчины повернулись к ней. Ева стояла, вся подавшись вперед, глядя
туда, где за лесом, едва проступавшим на левом берегу, в отдалении (за
годы лес медленно, но решительно отступил от реки, которая вместо
жизни - или вперемешку с нею - несла все более концентрированную
гибель; у деревьев, надо думать, есть какой-то свой инстинкт, и если
каждое в отдельности уйти от опасности не может, то лес в Целом такой
способностью обладает, так же, как и противоположной: возвращаться,
когда угроза миновала и враг леса - цивилизованный человек - оказался
вынужден убраться прочь) - за лесом стоял город, и хотя отсюда не
увидеть было и высочайшей из его кровель или башен, но и над ним
должно было светить ночное зарево; однако сейчас в той стороне было
совершенно темно, и для всех, исключая Милова, в этом было
неестественное и страшное.
- Ни искорки, - сказала Ева почти жалобно. - Ни проблеска...
- Наверное, перебой с энергией, - услоконя Милов. - Это лучше, чем
пожар.
- Знаете, господа, - неожиданно откровенно произнес Граве, - мне
страшно. Не напрасно ли мы успокаиваем себя?
Ева вцепилась пальцами в его плечо, тоже напуганная молчаливым
мраком, которого даже горящий поселок не мог одолеть.
Милов остался как бы в одиночестве. Он был чужаком тут, и не его
город это был, и дела у него были свои, особенные, его спутников
совершенно не касающиеся. Наверное, пора было прощаться с ними и
следовать своим путем; город пока его не интересовал, его очередь,
города, должна была наступить позже. Надо было уходить, иначе он
рисковал попасть в жестокий цейтнот. И все же что-то мешало вот так
сразу повернуться и двинуться своим путем. Может быть, как раз потому,
что был он здесь посторонним, он сохранял способность думать трезвее
и, не имея пока никаких доказательств, как-то нутром, что ли -
чувствовал: что-то не так, не в отказе покупать капусту было дело, а
значит, инцидент мог оказаться не единственным, и опасность, какой бы
она ни была, далеко еще не миновала; интуиция говорила так, а он
привык доверять ей. Он уже повернулся было, чтобы поторопить
спутников, но те и сами вышли, наконец, из своей бездвижности.
- Я чувствую, как Лили зовет меня! - патетически сказал Граве.
Дрожь его прошла, голос звучал едва ли не героически. Ева же,
напротив, попыталась погасить волнение насмешкой.
- Браво! - сказала она. - Вот заговорил мужчина. А вы, Дан, не
спешите спасать свою благоверную? Туристы ведь ездят семьями. Где вы,
кстати, ухитрились потерять ее? Или она предоставляет вам
неограниченную свободу действий?
(Черт знает, что я говорю, - подумала она сама. - Зачем).
- Я езжу один, - сказал Милов. - Догадался своевременно развестись
- давным-давно.
- О, - сказала Ева, - куда только смотрят женщины? Какой шанс
упускают! Ну, пора идти. Вы, надеюсь, с нами? - Это был даже не
вопрос, но утверждение.
- С вами, - сказал Милов, прикинув еще, что до Центра добраться
куда быстрее по шоссе, доехав на автобусе до перекрестка. - Во всяком
случае, часть пути проделаем вместе, а уж там - помашу вам рукой на
прощание.
- Значит, бросите нас на произвол судьбы, - сказала Ева.
Вместо ответа Милов протянул оба захваченных в пещере пистолета:
- Возьмите на всяким случай...
- Нет-нет, от этого избавьте, - сказал Граве и спрятал руки за
спину. - У меня нет разрешения полиции на ношение оружия, и я не
вправе...
- Давайте, Дан, - кивнула Ева.
- Справитесь?
- Ну, я современная женщина. Не беспокойтесь.
- Гм, - сказал Милов несколько смущенно и засунул второй пистолет
в карман. - А я-то надеялся избавиться от лишнего груза. Господин
Граве, вы можете получить его, как только попросите.
- Нет-нет. Очень вам благодарен, но... Обождите, господин Милф,
нам же не в ту сторону! Мост-там!
- Знаю. Но вы уверены, что на мосту - чисто?
- А вам нужно, чтобы было подметено? - не утерпела Ева. Милов
усмехнулся:
- Простите, это жаргон... Понимаете ли, у меня есть сильное
подозрение, что там не безопасно. Поверьте: охота на людей - старый,
но вечно увлекательный спорт. Поэтому я предлагаю идти вброд.
Это говорилось уже на ходу; они все прибавляли и прибав-ляли шагу.
Трое шли, наискось приближаясь к воде, и Милов, как и в пещере,
шагал впереди - уверенно, словно был гидом и не раз водил экскурсии по
этим местам. Граве этого даже не заметил; торопливо переступил
короткими ногами, он был душою уже весь в городе, у себя дома, рядом с
Лили. Ева оказалась наблюдательнее: и потому, что была женщиной, и
еще, наверное - ничья судьба не волновала ее настолько, чтобы
совершенно отвлечь от реальности. Увязая каблучками в песке, она
нагнала Милова и пошла рядом.
- Вы говорили, что впервые здесь, Дан?
- Так оно и есть. Что вас смущает?
- Слишком уж уверенно идете.
- Я опытный путешественник и заблаговременно изучаю местность по
картам.
- И на них обозначен каждый брод? Милов усмехнулся.
- Дан, вы...
- Что, Ева?
- Нет, ничего. Милов замедлил шаг.
- Что такое? - Она невольно перешла на шепот. Он ответил так же:
- Кусты на берегу. Стойте тут, я проверю. Шагнул - и растворился в
темно-серой мгле. Еве сразу стало зябко. Река плескалась совсем рядом,
и в стороне - выше по течению - на поверхности воды играли блики:
строенный из дерева поселок горел так сильно, что отблески пламени
достигали даже реки. Граве стоял у Евы за спиной, громко сопя.
- Нет, нет, - вдруг сказал он в полный голосом. Все чушь.
Нелепость. Земледельцы сошли с ума, но это еще не зчачит...
Ева, не поворачиваясь, нашарила его руку, стиснула до боли.
- Граве, смотрите... Видите?
- А что я должен увидеть, доктор?
- Да не вверх глядите, а на воду! Что-то плыло по течению -
темное, удлиненное, слишком маленькое, чтобы оказаться лодкой.
- Да, вижу. Какая-то колода, я думаю.
- Граде, я боюсь...
То плыл труп. Река несла его неторопливо, словно в торжественной
похоронной процессии. Милов возник неслышно, как и ушел.
- Идемте, - сказал он. - Тут спокойно.
- Дан, я не полезу в эту воду... в ней плавают мертвецы. Ужасно!..
Что это значит?
- Что убивают людей.
- Но почему, зачем?
- Боюсь, что мы это скоро узнаем. Мужайтесь, Ева, другого пути
нет. - Он остановился у самого уреза воды, прислушался. - Тут.
- Ладно, - со вздохом проговорила Ем. - Только на этот раз я пойду
последней: уж очень густой загар ложится на голое тело от ваших
взглядов.
Они медленно двинулись, слышался только легкий плеск, к лишь
однажды Ева издала сдавленное "Ох!" - оступилась, видно, однако
справилась и шла вместе со всеми, не отставая. "Вы осторожно, - тихо
сказал Милов, - тут дно паршивое". "Это я уже поняла", - так же
приглушенно отозвалась женщина.
Вода, которую они расталкивали сначала бедрами, потом грудью,
казалось, стала еще жирнее, неприятнее на ощупь, чем была, в ней
попадалось больше всякого плавучего мусора, потом проплыли еще два
трупа, один-ближе к левому берегу, к которому они направлялись, другой
проскользнул почти рядом: он плыл лицом вверх, но черты лица было не
разглядеть, еще слишком темно было, и Милов лишь понадеялся, что это
не тот был, чей снимок он видел и запомнил, кого нужно было встретить
в Центре не далее, как утром, которое все приближалось.. Милов ногой
нащупывал место для каждого нового шага, середину они уже миновали - и
вдруг с левого берега неожиданно и сокрушительно хлестким потоком
голубого света ударил прожектор, уперся в правый, теперь уже дальний
берег, подполз к воде, осторожно опустился на нее и начал высвечивать,
но не равномерным сканированием, а рывками, зигзагами-видимо,
управляли им люди неопытные. После едва ощутимой заминки Милов
прошипел: "Нырять!" - настолько повелительно, что у спутников его не
мелькнуло и мысли о неподчинении. Головы скрылись под маслянистой
поверхностью, луч прошел мимо, хотя и под водой свет был так силен,
что ощущался даже кожей. Ева, начав уже задыхаться, первой высунула
голову, волосы ее повисли, словно водоросли, с них стекала вода, едва
слышно журча. "Прощай, красота", - пробормотала она с печальной
насмешкой. "Быстро к берегу!" - скомандовал Милов. Они зашагали,
расталкивая воду теперь уже коленями, не стесняясь более шума: тут и
сама река не молчала в неровностях берега. "Глаза щиплет", -
пожаловалась Ева. "Надо было зажмуриться плотнее, тут вам не Майами
Бич, - сердито выговорил ей Милов. - Ну-ка, давайте сюда". Они были
уже на берегу, на песке, и Милов, повернувшись, подступил вплотную к
женщине - она отчаянно терла глаза пальцами, но легче не становилось,
- с силой отнял ее руки, взял голову Евы в ладони. "Да не жмурьтесь
сейчас! - тихо прикрикнул он. - Раньше надо было, там, в воде!" Ева
машинально положила руку на его плечо, он и не почувствовал вроде бы,
приблизил свое лицо к ее, пегому от растекшегося грима (Граве
возмущенно отвернулся и поспешил отойти подальше, происходившее
выходило, по его мнению, далеко за всякие мыслимые пределы приличий) и
стал языком вылизывать ее глаза, поминутно сплевывая. Она стояла
покорно и еще секунду оставалась так, когда он уже отошел, и только
после этого вдруг едва не захлебнулась дыханием, словно придя в себя.
Граве в отдалении успел уже обтереться травой и теперь поспешно
одевался, бормоча: "Господа, я сильно опасаюсь, что мы опоздаем..."
Луч прожектора широко промахнул поверху, но теперь они его не боялись:
они были внизу, под обрывом, а прожектор - высоко на берегу.
- Как фильм о войне, - сказала Ева, одеваясь. - А я думала, что
такое никогда не повторится...
- Нет, - сказал Милов задумчиво, - на войну не по-хоже, но и на
полный мир тоже. Трудно сказать, что происходит, но думаю, что мы не
зря пренебрегли мостом.
- Я сейчас мечтаю о примитивной вещи, - сказал Граве; он
приблизился к ним медленно, как бы опасаясь какой-то новой
нескромности, что было бы, по его затаенное мнению, совершенно
неудивительным: русский, американка - чего еще можно от них ожидать?..
- Да, о крайне примитивной: добраться до дому, поцеловать жену, лечь в
постель, а утром, проснувшись, узнать, что все это наваждение
кончилось - и забыть раз и навсегда.
- А если я не хочу забыть? - подняла голову Ева. - А вы, Дан? Мне
было хорошо, Дан, когда мы так стояли.
- Господа, - просительно сказал Граве, - сделайте одолжение... Мы,
намуры, относимся ко всем аспектам морали чрезвычайно серьезно... Мы -
спокойный, уравновешенный народ, мы любим тишину и порядок во всем.
- Это заметно, - сказал Милов. - А сейчас ведите нас, Граве.
Идти по влажному песку было легко. Все более светлело. Поселок
вдалеке, видимо, уже догорал - зарево совсем ослабло, пламя не
поднималось столбами, и река казалась теперь черной, как только что
заасфальтированная дорога. Почти ничто не нарушало тишины; впрочем,
это, может быть, сюда, под обрыв, не доносились звуки: и Центр, и
город были там, наверху. После очередного порыва ветерка Милов
принюхался.
- Бензин? - предположил он вслух.
- Ну вот, пора подняться, - вместо ответа проговорил Граве. - Тут
должна быть тропинка, попробуйте отыскать ее, господин Милф - я плохо
вижу при таком свете.
- Обождите, - Милов медленно прошел вперед. - Кажется, вот она.
