казаться в конечном итоге осуществимым - но не сразу, не сразу,
конечно.
Оттого-то и бывало так приятно, - думала Ева, яростно растирая
ступни и лодыжки, совсем уже потерявшие чувствительность, - приходить
сюда вечерами по изящному мосту, прекрасно вписанному в пейзаж, и
смотреть - не с этого дикого пригорка, но с другого холма, повыше,
куда и лестницы удобные вели, и вершина была выровнена и
забетонирована, имелось, на чем посидеть, и напитки и легкие закуски
продавались в изобилии. Приятно было любоваться сияющим хрустальным
монолитом, привычно узнавая и административный этаж, и ярусы ресторана
и увеселительных заведений, а выше - технические службы, а еще выше -
этажи математиков, физиков, экономистов, правоведов, философов,
теологов наконец. Клиника, как и полагается,находилась не в Кристалле,
а в собственном здании, на отшибе, как и многие другие институты;
однако лабораторию ОДА разместили, когда стало необходимым ее создать,
именно в монолите, потеснив историков и филологов, специалистов по
мертвым языкам: жизнь предстоящая как бы вытесняла память о былом, но
это лишь казалось, потому что чистый воздух, которого требовали
пациенты лаборатории, был намного древнее и мертвых языков, и
старейших мифов - не говоря уже о каких угодно письменных
свидетельствах. Такое решение было понятными клиника, с ее постоянной
угрозой переноса инфекции, для младенцев ни как не подходила, а свой
собственный корпус, не с десятком гермобоксов, а с сотнями, должны
были заложить лишь в конце года, чтобы открыть его весной. Да, и
Кристаллом можно было любоваться, и многими другими сооружениями,
среди которых даже самые прозаические по назначению выглядели
маленькими шедеврами архитектуры и инженерии, - да такими, собственно,
и были, хотя поражали не столько красотой своей, сколько
неожиданностью. Жизнь цвела и двигалась во всех этих строениях, в
переходах, воздушных и подземных, и на автомобильных аллеях и
стоянках, и на вертолетной площадке на самом верху Кристалла - одним
словом, везде. Кроме разве парка; так называлось пространство вокруг
небольшого пруда (официально его предпочитали называть озером), упорно
зараставшего всякой дрянью, - эта часть территории была засажена
деревьями, еще не так давно совершенно здоровыми, а теперь несколько
привядшими, как и везде, и газоны разграфлены аллеями: предполагалось,
что там будут в свободные часы прогуливаться корифеи науки, а
поучающиеся станут с жадностью; подхватывать их глубокие мысли и
безумные идеи; ученые, однако, эту рощу невзлюбили, потому что от
пруда несло откровенной тухлятиной научно-технического происхождения -
зато ночами там собиралось множество кошек..
Правда, окрестное население, - такое было, - уже не раз и не два
выражало неудовольствие самим существованием Центра, от которого якобы
передохла рыба, и хорошо еще, если только рыбой дело ограничится.
Жители даже, наняв адвоката, составили однажды петицию, в которой
требовали перенести науку куда-нибудь, хоть в центр Антрактиды, а их,
туземцев, оставить в покое и презренном невежестве. До суда, однако,
не дошло, потому что истцам резонно ответили: во-первых, что если не
Центр, то тут воздвигли бы что-нибудь еще погромче, погрязнее,
подымнее и поядовитее: прогресс нельзя остановить, и всякое место, на
котором можно что-то построить, никак не имеет права оставаться в
первозданной запущенности; и во-вторых, - в Европе полно
продовольствия, куда же местные фермеры станут девать продукты своего
труда, если Центр вдруг исчезнет с лица земли? Даже и русский рынок
ведь не бесконечен. Обитатели окрестных ферм и деревень смирились, по
крайней мере внешне, а к тем, кто все еще ворчала - привыкли.
Как-никак. Центр платил хорошо и хорошими деньгами, настоящими. Так
что и днем и ночью научно-технический прогресс являл здесь миру свой
лик - несколько надменный и самоуверенный, но исполненный выражением
заботы о всяческом расширении Знания - на благо людей, разумеется,
кого же еще.
И сейчас, ночью, взгляду с пригорка, поросшего травой, что
начинала сохнуть, едва успев проклюнуться, и болезненным, тоже как бы
расхотевшим расти кустарником, лик этот казался настолько
внушительным, успокаивающим, обнадеживающим, а элегантные линии
строений - такими неизменно-вечными, что уже не верилось, что вот еще
только минуты тому назад людям приходилось спасаться в узких пещерных
ходах и убивать других, чтобы не быть убитыми этими другими - по
причинам, пока еще совершенно непостижимым. Успокоение внушало и
несильное, зарево, поднимающееся далеко отсюда, за лесом, над
небольшой очень надежной АЭС, делавшей и Центр, и насело ученых
совершенно независимыми от всей остально Намурии. Когда ставили Центр,
энергии в стране не хватало, большая гидростанция только еще строилась
и Центру удалось получить разрешение намурийского правительства, что
обошлось, правда, недешево. Теперь ГЭС уже давала ток, обширное
водохранилище заполнилось до проектной отметки, затопив, правде с
десяток селений - естественно, без человечески жертв, остальное же, с
точки зрения прогресса, сожаления не заслуживало.
Да, красиво все это было и внушительно, Но стреляли-то - почему и
зачем?
- Так что же все-таки у вас стряслось? - поинтересовался Милов.
Уже почти совсем оправившись после неожиданных приключений,
волнений, страха и вынужденного купания, они все еще сидели, чувствуя
себя в относительной безопасности и как бы оттягивая мгновение, когда,
придется встать и, очень возможно, снова подвергнуть себя каким-то
угрозам. Было тихо - только Граве временами громко и каждый раз
неожиданно икал - вернее, никак еще не мог согреться.
- Да перестаньте, - сказала Ева, - уймите свои страхи и не
нарушайте торжественной тишины.
- Я не боюсь, - возразил Граве. - Просто я так реагирую на
охлаждение. Вы спрашиваете, что стряслось, господин Милф? Нечто такое,
что не укладывается в моем сознании. Нечто небывалое, скажу я вам Вот
именно. Поселок жил своей нормальной вечерней жизнью, поселок, в
котором живут ученые и кое-кто из служб Центра. Ну, вы представляете,
как в таких поселках проходят вечера...
Черта с два я представляю, - подумал Милов. - Ни когда не жил в
таких поселках, да и с учеными что меня общего? С этими одно, пожалуй:
я тоже представляю здесь ООН - только в другой области деятельности. У
каждого свои проблемы...
- Ну, разумеется, могу себе представить, - ответим он вслух.
- И вот в этот спокойный, совершенно благопристойный, могу вас
заверить, поселок внезапно врываются какие-то... Не знаю даже, как их
назвать,..
- Психи, - сказала Ева.
- Во всяком случае, какие-то совершенно неприличные люди,
хулиганье. Вооруженные - пистолетами охотничьими ружьями, не знаю,
чем... Врываются в коттеджи. И начинают, вы не поверите, избивать
людей крушить все вокруг себя - мебель, посуду, лампы, книги, бьют
окна... Я как раз занимался терминалом в доме профессора Ляйхта. Они
разбили весь компьютер, это акт вандализма, нет другого слова... Меня
сильно ударили в спину, я вынужден был покинуть дом. Я хотел сесть в
свою машину и уехать, но на стоянке было множество таких же
головорезов - боюсь, что машина может пострадать... Тогда я побежал ко
входу в пещеры. В этом направлении бежали и другие, за нами гнались,
но мне удалось ускользнуть - мне и вот доктору Рикс... Это было
ужасно, ужасно-они избивали людей, стреляли - я надеюсь, что в воздух,
но выстрелы раздавались совершенно отчетливо...
- Интересно, - пробормотал Милов. - Откуда же они взялись?
- О, на этот вопрос я, к сожалению, могу ответить совершенно
точно: это были местные жители, фермеры, сельскохоэяйственные
рабочие... Да, как ни постыдно - это 6ыли намуры; а ведь мы испокон
веку отличались спокойным, уравновешенным характером; если бы это
совершили фромы, я, откровенно говоря, не очень удивился бы; поверьте,
мне чужда всякая национальная ограниченность, я ни в коем случае не
расист,но фромы есть фромы, это вам скажет кто угодно... ,Но это были
намуры, господин Милф...
- Люди бежали, - добавила Ева, - как я заметила, главным образом к
Центру; а куда еще можно было деваться? Надеюсь, им удалось добежать.
Граве снова икнул. Ева подошла к нему, села рядом, сказала что-то
успокоительное. Милов краем уха услышал их разговор, думал же о
другом. Нет, это все к нему отношения не имело. У меня другая задача,
- думал он. - Главное - оказаться в нужное время в нужном месте, не то
груз опять уйдет - и канет неизвестно куда, как и в прошлый раз. Нет,
чую - цепочка не зря ведет через этот самый Центр...
- Простите? - спохватился он, поняв, что обращаются к нему.
- Я говорю: скорее всего, это месть фермеров. Центру не следовало
отказываться от закупок. Это было так неожиданно и для фермеров столь
болезненно... Нет, я не оправдываю их, не поймите превратно, но ведь
они на это рассчитывали, и вдруг...
- Вовсе не вдруг, - не согласилась Ева. - Мы их уже не раз
предупреждали: содержание нитратов в овощах выше всяких допустимых
пределов. У Центра достаточно денег, чтобы получать за них
доброкачественную пищу.
- Простите меня, доктор, но это эгоизм, - сказал Граве обиженно, -
Конечно, вы иностранка, но мне, намуру, не все равно, как будут жить
наши фермеры.
- Понятно, - сказал Милов, хотя рассуждения Граве его совсем не
убедили. Впрочем, чего не случается на свете... - Значит, поселок они
разгромили? - Он встал, с удовольствием потянулся. - Ну, кажется, мы
достаточно отдохнули... Глядите-ка, а ведь там уже не так темно, как
было только что!
И в самом деле, облака над местом, где находился поселок, словно
бы посветлели.
- Ну, слава Богу, - сказала Ева. - Значит, все кончилось, люди
вернулись. Может быть, и мне?.. - подумала она вслух. Милов смотрел на
облака; они становились все ярче, зарево разгоралось неровно, как бы
играя - но упорно. "Если это поселок, то он горит, - сказал Милов, -
другого объяснения не нахожу". После этих слов они смотрели молча.
Потом Граве сказал: "Да, это, несомненно, пожар. Колоссальный. Какой
смысл был исправлять компьютер, который все равно сгорит?" "Господи, -
пробормотала Ева, - ну, почему, почему? За то, что мы не купили у них
сколько-то тонн капусты или томатов? Это же немыслимо и бессмысленно,
это невозможно понять!" "Ну, - сказал Граве, - люди бежали в спешке,
кто-нибудь забыл выключить нагревательный прибор, а от этого до пожара
- один шаг". "Пожалуй, нет, - сказал Милов. - Очень уж бойко горит.
Случайный пожар не распространяется так быстро: ветра почти нет. Тут
скорее поджог, с разных сторон одновременно. Очень благородно с их
стороны, что хоть людей выгнали из домов". Ева усмехнулась, сказала:
"Ну, меня-то не очень выгоняли - наоборот, несколько молодых людей
хотели задержаться со мной в доме. Юнцы, физиономии в прыщах, решили,
видимо, познакомиться вплотную. Да, вот еще: у них на груди у каждого
был пришпилен дубовый лист - по-моему, не настоящий, а то ли
пластиковый, то ли матерчатый... Отличительный знак, так сказать".
- Как бы там ни было, господа, - сказал Граве и тоже встал, - надо
идти. Машины наши, вероятно, погибли, но моя застрахована, и ваша,
доктор, тоже, надеюсь? Воспользуемся ранним автобусом, пойдем к мосту,
там он делает остановку. Да, да, я понимаю, очень прискорбно, но
сейчас мы никому и ничем помочь не в состоянии - кроме наших семей.
