нее, борясь с искушением подойти. Туфли - его, миловские - свалялись
рядом с диваном. Их он подобрал, чтобы потом, в холле, переобуться.
Записку сложил пополам, домиком, и поставил на низенький круглый стол
близ дивана. Еще раз посмотрел на Еву. Вдруг усмехнулся, снял свой
дивный галстук, - теперь он уже не нужен был, - и тоже положил на стол
по соседству с запиской; эту пеструю тряпку она заметит во всяком
случае - и улыбнется... Повернулся и вышел. В холле переобулся, взял
прислоненный к стене автомат, закинул за спину.
- Вы обещали мне пистолет, - напомнил Гектор. Милов вынул из
глубокого кармана армейский, позаимствованный на бензозаправке.
- Постарайтесь при случае раздобыть что-нибудь более убедительное,
- посоветовал он.
- Вроде этого, вашего?
Они тихо затворили за собой обе двери. На втором этаже по-прежнему
дежурили. Гектор сказал строго:
- Мадам остается дома. Господин Рикс скоро прибудет. Так что
будьте внимательны.
Он начал спускаться. Полицейский сказал своему напарнику: "Проводи
господ, чтобы там - сам понимаешь..." Доброволец щелкнул каблуками и
последовал за Гектором. Тогда полицейский проговорил едва слышна:
- Колонель...
Милов посмотрел на него взглядом, выражавшим абсолютное
непонимание.
- Простите, офицер, вы и тогда уже что-то говорили мне, но, боюсь,
что приняли меня за кого-то другого. Извините, я спешу.
- Прекрасная погода на дворе, не правда ли? - спросил капитан
полиции вместо ответа. Милов прищурился:
- Вы полагаете, можно не-брать зонтика?
- Разве что от солнца. Милов напрягся:
- Слушаю. Докладывайте.
- Капитан Серос, из Службы. Мы вас ждали еще вчера, я опознал вас
по галстуку.
- Вчера я попал в охоту.
- Вам просто не повезло: вы видите, что здесь происхо-дит.
Полиция, по сути, распущена, армия стоит в сто-роне... Но даже вчера
было бы уже поздно. Все мыопозда-ли, Но главное - мы ошибались: по
цепочке шел не наш товар. Мы не успели выяснить, что именно
перевозили, но только не нарки. Теперь цепочка порвана. Будут
приказа-ния, колонель? Милов пожал плечами.
- Цепочку я видел - обрывки... Не знаю, капитан. Старайтесь
выжить, не влезая в эти дела слишком глубоко - вот все, что могу
посоветовать.
- Голова идет кругом... - пожаловался полицейский. - А вы
попытаетесь выехать?
- Капитан! - сказал Милов с упреком: начальство, как известно, не
спрашивают. Повернулся и заспешил вниз.
Гектор ждал в подъезде. Добровольца не было видно.
- Что у вас там за секреты? - подозрительно спросил журналист.
- Ну, какие у нас могут быть секреты, - сказал Милов. - Просто
хотел уточнить дорогу.
- Ладно, не хотите - не говорите, - обиженно проговорил Гектор. -
Зато я тут узнал еще одну интересную новость. Этот доброволец - фром,
понимаете?
- Да будь он хоть папуасом...
- Вы не понимаете ситуации, Дан. Понимаете, оказывается, фромы под
шумок решили отделиться от Намурии, раз все идет вверх дном...
- Я же вам говорил: экологические кризисы порой принимают странные
формы, - усмехнулся Милов. - Ну, двинулись?
Они вышли на улицу. Там было дымно. Гектор сказал:
- Будем живы - встретимся.
- Все бывает, - сказал Милов, И они зашагали - каждый в свою
сторону.
Милов шел по тротуару тем обманчивым шагом, какой кажется
неторопливым, но на самом деле позволяет развивать немалую скорость. С
дубовым листом на рукаве, с автоматом за спиной он ничем не отличался
от большинства других людей на улице; те жители, у которых не было ни
листьев, ни оружия, ни желания участвовать в происходящем,
отсиживались, надо полагать, в домах, надеясь, что происходящее их не
коснется. Костры из книг чадили, зато мебель, тоже выброшенная кое-где
под горячую руху, горела весело. Интересно, - думал Милов, спокойно
вышагивая, - очень даже интересно... По правилам мне действительно
надо как можно скорее покинуть страну - мне здесь больше делать
нечего, как должностному лицу. Но вот как человеку... Если ты человек,
то не можешь так просто сказать себе: это не моя страна, не мой народ,
это их внутренние дела, меня вся кутерьма совершенно не касается,
пусть жрут друг друга, если это им нравится - главное, чтобы у меня
дома все обстояло благополучно... Не можешь хотя бы потому, что нет
больше домов-крепостей, и все, что происходит в одном, завтра
перекинется и на другой, в наши дни всякий политический процесс
подобен если не чуме, то уж во всяком случае СПИДу, и сколько ни кричи
"у нас этого нет" - завтра же убедишься, что - есть, и еще сколько...
Нет, удрать сейчас - это не для меня. Но, значит, надо становиться на
чью-то сторону. А на чью? Я и сам считаю, что наука с техникой вместе
с политическим руководством виноваты, беспредельно виноваты - не
думали, не хотели предвидеть последствий, полагали, что нашли путь к
счастью, а на деле предавались эгоистической эйфории безответственного
создавательства, а создавательство не имеет права быть
безответственным и бесконтрольным, порнография существует не только в
искусстве, но и в науке, в прикладной науке, и уже тем более - в
инженерном творчестве. Надо было вовремя схватить за руку - никто не
схватил; поэтому теперь хватают за горло, чтобы задушить. И ведь
задушат, рука не дрогнет. Постой, по сути дела, ты сам себе и от
собственного имени излагаешь программу Растабелла? Выходит, так.
Значит, ты на их стороне-? Да нет же! Ну, а почему же? Он прав, а ты
против него - означит, ты неправ?
Да нет, не так просто, - ответил он себе. - Потому что ты отлично
понимаешь: Растабелл прав, но борьба сейчас идет не за Растабелла или
против него; идет самая обычная, примитивная борьба за власть, причем
не демократическая, а борьба за диктатуру, за власть фашистского типа,
природа же пригодилась, как лозунг, только и всего. Думаешь, новое
правительство, утвердившись, сразу же станет заботиться о природе? С
первого взгляда можно подумать, что таи и будет: заводы не дымят,
что-то уже взорвано... Но интересно; что именно оставлено, что именно
взорвано, а что просто приостановлено на денек-другой? Это же крайне
сложно: людей-то кормить все равно надо, и если ломают одну систему
кормления, ее надо заменить другой - а кто об этом слышал? Вот
интересно, а деловые интересы того же Рикса при этой операции
пострадали? Не верю. Просто мы предполагали, что Рикс оперирует
по-крупному наркотиками, а оказывается, у него был другой бизнес, и
мне очень интересно - какой же, и что ему это дает...
Он бессознательно изменил направление, чтобы обойти лежавшего на
мостовой убитого, вымазанного кровью; лицом мертвец походил на еврея.
Ну да, - подумал Милое, - без этого никак нельзя, как же без этого...
Он шел мимо магазинов, больших и маленьких; большинство было
закрыто, но некоторые все же торговали - булочные, овощные, мясные
лавки, те, где товар не мог ждать. Покупали немногие: никто, похоже.
не собирался делать запасы. Да, поотвыкали, - подумал Милое. - И еще
не поняли, что такое для их страны остановка гидростанции и
затопление; вот что значит - нет информации. Надеются на помощь
остального мира? Поможет, конечно - если только в остальном мире не
начнется тоже самое. А если...
Он понял, наконец, что окликают его - и, кажется, уже не в первый
раз; окликали по-намурски, так что он как-то не принял на свой счет,
выпал на несколько мгновений из реальности - и только когда его
дернули за рукав, сообразил. Остановил его доброволец, у которого
кроме дубового листа на груди была еще и узкая зеленая повязка на
рукаве; видимо, был он каким-то начальником. Начальник сердито смотрел
на него, сурово выговаривая; из его слов Милов понял - хорошо, если
четверть, однако уразумел, что ему следовало присоединиться к стоявшей
посреди улицы группе человек в двадцать, кое-как вооруженных - они
старались образовать какое-то подобие воинского строя. Никакого
другого решения мгновенно не пришло в голову, и Милов поспешно
проговорил: "Юр, юр - то есть "да, да" - в значении этого слова у него
сомнений не возникало, - и присоединился к группе. Начальника это,
кажется, совершенно удовлетворило. Он строгим оком оглядел строй,
громко скомандовал - и отряд двинулся, Милов шагал в последней
шеренге. Глупо, конечно, - думал он, - ну, а что другое оставалось?
Знать бы язык как следует - я бы ему, понятно, втер очки, а так...
Пуститься наутек? Сопротивляться? Несерьезно, несерьезно... Ладно,
помаршируем. Давно не приходилось. Но эта наука вспоминается быстро.
Пока воинство идет, кажется, в том направлении, куда и мне нужно.
Легион спасения планеты... А может, они и действительно направляются в
Центр? Ломать приборы, убивать чужестранцев? Он покосился на соседей
по шеренге. На убийц они походили так же мало, как и на солдат. Не
люмпены, не хулиганы, не пьянь - все они были, судя по облику,
добропорядочными гражданами, приличными и наверняка по сути своей
миролюбивыми - из тех, что живут, стараясь не обижать других, хотя и
не позволяют, - чтобы их самих обижали; нормальный продукт
демократии... И вот они шли, быть может, убивать, и не потому шли, что
их гнали, но были наверняка убеждены в своей правоте, в том, что все,
что им предстоит совершить - необходимо, неизбежно и, главное,
справедливо... Рядом с Миловым старательно маршировал человек, ну,
скажем, второго среднего возраста, почти совсем лысый, в золотых очках
на носу; на плече он нес старинное, наверняка коллекционное, музейное
ружье, которое если и стреляло, то в последний раз, пожалуй, не менее
двухсот лет назад; приклад и ложе были инкрустированы красным деревом
и перламутром, зато ремня не было, багинет тоже отсутствовал. Человека
этого можно было бы принять и за скромного труженика науки - но тех
наверняка не было в строю, нынче они были дичью. Сосед перехватил
взгляд Милова и спросил по-намурски нечто, чего Милов не понял и
попросил повторить помедленнее. Сосед улыбнулся и легко перешел на
английский:
- Мне так и показалось, что вы иностранец. Ничего иного не
оставалось, как кивнуть.
- Англичанин? Американец?
- Ну, собственно...
- Я так и понял, - удовлетворенно кивнул сосед. - У меня не очень
хорошее зрение, но людей я различаю сразу. Что же, весьма приятно, что
вы с нами. Это даже, я бы сказал, в какой-то мере символично.
Милов не стал выражать сомнения, лишь промычал нечто-при желании
звук можно было принять за подтверждение.
- Много лет все беспорядки шли от вас, - сказал сосед. - Из
Америки.
- Разве? - улыбнулся Милов. - Я понимаю еще, если бы вы сказали -
из России...
- Ну, уж это сама собой разумеется! Но вся эта машинизация, ведшая
к уничтожению природы, а значит - и нас с вами... Ведь порядок - это
гармония, человек всегда должен жить в гармонии с природой, но вы это
забыли-хотя был ведь у вас Тора, но вы им пренебрегли, не
прислушались... А то, в чем мы с вами сейчас участвуем - отнюдь не
беспорядки, напротив, это восстановление исконного порядка,
возврДщение к нормальной жизни, а следовательно, и к нормальной
морали, этике, уважению к человеку,..
- Как-то это не вяжется с трупами на улицах - вы не считаете?
- Разумеется, это прискорбно. Крайне прискорбно. Но ведь
согласитесь; гниющую ветвь отсекают, хотя на ней может сохраниться и
несколько еще здоровых листочков.
- Возврат к нормальной жизни, - проговорил Милов. - В таком
