я оказался один в этом месте странного света, с нависшим надо мной древним
ужасом - это чудовищное, невидимое Существо, это немыслимое существо
распространяло волны ужаса...
- Немного погодя я взял себя в руки. И увидел у одного из столбов
желтую чашу, полную какой-то густой белой жидкости. Выпил ее. Меня не
беспокоило, что она может меня убить. Но вкус оказался приятным, и
неожиданно силы вернулись ко мне. Очевидно, с голоду я не умру. Огоньки,
чем бы они ни были, имеют представление о потребностях человеческого
организма.
- Красноватый пятнистый свет начал углубляться. Снаружи донесся
шепот, и через круглое отверстие потянулись сверкающие шары. Они строились
рядами, пока не заполнили весь Храм. Шепот их превратился в пение, пение
шепотом, оно поднималось и падало, поднималось и падало, и сами шары в том
же ритме поднимались и опускались, поднимались и опускались.
- Всю ночь шары прилетали и улетали, всю ночь продолжалось пение, и
они поднимались и опускались. Наконец я почувствовало себя всего лишь
атомом сознания в океане шепота; и этот атом начал подниматься и
опускаться вместе с шарами. Говорю вам, даже мое сердце пульсировало в
унисон с ними! Красный свет побледнел, шары потянулись наружу, шепот стих.
Я снова был один и знал, что в моем мире начался новый день.
- Я спал. Проснувшись, обнаружил у столба белую жидкость. Осмотрел
цепь, приковывавшую меня к алтарю. Начал тереть два звена друг о друга.
Часами я делал это. Когда красный свет начал сгущаться, звенья отчасти
сточились. Во мне снова родилась надежда. Возможность бегства есть.
- Снова появились огни. Всю ночь звучала песнь шепотом, шары
поднимались и опускались. Песня захватила меня. Пульсировала во мне, пока
каждый нерв и каждая мышца не дрожали в такт ей. Губы мои задрожали. Они
напряглись, как у человека, пытающегося закричать в ночном кошмаре. И
наконец зашептали то же, что и жители пропасти. Тело мое склонялось в
унисон с огнями, я двигался и издавал звуки, как эти безымянные существа,
и душа моя заполнилась ужасом и бессилием. И тут я увидел... Их!
- Увидели огни? - тупо спросил я.
- Увидел существа под огнями, - ответил он. - Большие прозрачные
слизняковые тела, с десятками извивающихся щупалец, с круглыми зияющими
пастями под огненными шарами. Они были как призраки невероятно чудовищных
слизней! Я мог видеть сквозь них. Я смотрел на их поклоны, слушал шепот, и
тут наступил рассвет, и они устремились к выходу. Они не ползли и не шли,
они плыли. Проплыли и исчезли!
- Я не спал. Весь день трудился над цепью. Когда снова начал
сгущаться красный свет, я протер примерно шестую часть звена. И всю ночь я
шептал и кланялся вместе с жителями пропасти, присоединившись к их гимну
Существу, нависшему надо мной!
- Дважды еще сгущался красный свет, и меня охватывали чары - но на
утро пятого дня я разорвал цепь. Я свободен! Выпил белой жидкости из чаши,
вылил оставшееся в свою фляжку. Побежал к ступенькам, поднялся мимо
невидимого ужаса, мимо алтаря и снова оказался на мосту. Пробежал над
пропастью, и вот я на Лестнице.
- Можете себе представить, каково подниматься из расколотого мира,
когда за вами ад? Ад был за мной, и ужас подгонял меня. Город скрылся в
голубом тумане, когда я почувствовал, что больше не могу подниматься.
Сердце билось в горле, каждый его удар был как удар молота. Я упал перед
входом в одну из маленьких пещер, чувствуя, что это убежище. Заполз в него
и стал ждать, когда туман сгустится. Он почти сразу сгустился. Далеко
внизу послышался громкий гневный шепот. В отверстие пещеры я увидел
пульсирующие огни. Пульс достиг входа, потускнел, и я увидел, как вниз
устремились мириады шаров; глаза жителей пропасти плыли вниз, в бездну.
Снова и снова разгорался свет, поднимались и опускались шары. Они
охотились за мной. Шепот становился громче, настойчивей.
- Во мне росло отчаянное желание присоединиться к их шепоту, как я
это делал в Храме. Я снова и снова кусал губы, чтобы они не двигались. Всю
ночь из пропасти поднимался столб света, всю ночь прилетали шары и звучал
шепот. Теперь я понял назначение пещер и резных фигур, которые сохранили
свою хранительную силу. Но кто их вырезал? Почему построили город на краю
пропасти и зачем опустили в нее Лестницу? Кем они были для этих существ и
как могли жить рядом с ними? Ясно, что у них была какая-то цель. Иначе они
не стали бы предпринимать такую грандиозную работу, как строительство
Лестницы. Но какова эта цель? И почему те, что жили рядом с пропастью,
давно исчезли, а те, что в пропасти, живы до сих пор? Ответа я не мог
найти - да и до сих пор не нахожу. Даже обрывков теории у меня нет.
- Пока я так размышлял, наступил рассвет, а с ним и тишина. Я допил
то, что оставалось во фляжке, выполз из пещеры и снова начал подъем. В
полдень ноги мои отказали. Я разорвал рубашку, обвязал колени и руки. И
пополз дальше. И снова заполз в одну из пещер и ждал, пока не сгустился
голубой туман, не поднялся столб света и не начался шепот.
- Но теперь в шепоте звучала новая нота. Шепот больше не грозил. Он
звал и льстил. Он притягивал. Новый ужас охватил меня. Во мне поднялось
могучее желание выйти из пещеры и спуститься вниз, к огням, позволить им
делать со мной, что хотят, унести, куда хотят. Желание росло. С каждой
вспышкой луча оно усиливалось, и я наконец задрожал от желания, как дрожал
от песни в Храме. Тело мое превратилось в маятник. Вверх вздымался луч, и
я устремлялся к нему. Но душа не сдавалась. Она прижимала меня к полу
пещеры. И всю ночь боролась с телом, отражая чары жителей пропасти.
- Наступил рассвет. Снова я выполз из пещеры и увидел Лестницу.
Подниматься я не мог, руки мои кровоточили, ноги болели. Я заставлял себя
подниматься ступенька за ступенькой. Скоро руки онемели, ноги перестали
болеть. Они омертвели. Только воля тянула мое тело вверх шаг за шагом.
- И тут - кошмар бесконечного подъема по ступенькам, воспоминания о
тупом ужасе, когда я прятался в пещерах, а свет пульсировал, а шепот все
звал и звал, воспоминания о том времени, когда я проснулся и обнаружил,
что тело подчинилось этому зову и утащило меня к выходу, к самым
охранникам, а мириады шаров столпились снаружи в тумане и смотрели на
меня. Воспоминания о борьбе со сном - и всегда, всегда подъем, на
бесконечное расстояние, к покинутому раю голубого неба и открытого мира.
- Наконец осознание того, что надо мной чистое небо, а край пропасти
за мной, воспоминание о том, как я ползу мимо гигантских ворот, уползаю от
пропасти, сны о странных гигантах в остроконечных шапках, с затянутыми
вуалью лицами, которые толкают меня все дальше и дальше от пропасти,
отгоняют светящиеся шары, которые хотят утащить меня назад, в провал, где
в ветвях красных деревьев с коронами из змей плывут планеты.
- И долгий, долгий сон - Бог один знает, как долго я спал в ущелье
между скал. Проснувшись, увидел далеко на севере поднимающийся столб
света, огни по-прежнему охотятся, шепот надо мной зовет.
- Снова полз я на омертвевших ногах, которые, как корабль древнего
моряка, двигались сами, без моего участия, но уносили меня от этого
проклятого места. И вот ваш костер - и безопасность!
Человек улыбнулся нам. Потом жизнь покинула его лицо. Он уснул.
В полдень мы свернули лагерь и понесли человека на юг. Три дня мы
несли его, а он продолжал спать. На третий день во сне он умер. Мы сложили
большой костер и сожгли его тело, как он и просил. Разбросали пепел в лесу
вместе с пеплом деревьев костра. Великим волшебством нужно обладать, чтобы
разъединить этот пепел и снова утащить его в эту пропасть, которую он
называл проклятой. Не думаю, что даже у обитателей пропасти есть такое
волшебство. Нет.
Но к пяти вершинам мы не вернулись, чтобы проверить это.
ТРИ СТРОЧКИ НА СТАРОФРАНЦУЗСКОМ
- Война оказалась исключительно плодотворной для развития
хирургической науки, - закончил Хоутри, - в ранах и мучениях она открыла
неисследованные области, в которые устремился гений человека, а проникнув,
нашел пути победы над страданием и смертью, потому что, друзья мои,
прогресс есть извлечение из крови жертв. И все же мировая трагедия открыла
еще одну область, в которой будут сделаны еще более грандиозные открытия.
Для психологов это была непревзойденная практика, большая, чем для
хирургов.
Латур, великий французский медик, выбрался из глубин своего большого
кресла; красные отблески пламени очага падали на его проницательное лицо.
- Это верно, - сказал он. - Да, это верно. В этом горниле
человеческий мозг раскрылся, как цветок под горячим солнцем. Под ударами
колоссального урагана примитивных сил, захваченные в хаосе энергии,
физической и психической - хоть сам человек породил эти силы, они
захватили его, как мошку в бурю, - все те тайные, загадочные факторы
мозга, которые мы из-за отсутствия подлинных знаний называем душой,
сбросили все запреты и смогли проявиться.
- Да и как могло быть иначе - когда мужчины и женщины, охваченные
предельным горем или радостью, раскрыли глубины своего духа, - как могло
быть иначе в этом постоянно усиливавшемся крещендо эмоций?
Заговорил Мак-Эндрюс.
- Какую психическую область вы имеете в виду, Хоутри? - спросил он.
Мы вчетвером сидели перед очагом в зале Научного клуба: Хоутри,
руководитель кафедры психологии одного из крупнейших колледжей, чье имя
почитается во всем мире; Латур, бессмертный француз; Мак-Эндрюс,
знаменитый американский хирург, чей труд во время войны вписал новую
страницу в сверкающую книгу науки; и я. Имена троих не подлинные, но сами
они таковы, какими я их описал; и я обещал не давать больше никаких
подробностей.
- Я имею в виду область внушения, - ответил психолог.
- Реакция мозга, проявляющая себя в видениях: случайная формация
облаков, которая для перенапряженного воображения наблюдателей становится
небесным войском Жанны Д'Арк; лунный свет в разрыве облаков кажется
осажденным огненным крестом, который держат руки архангела; отчаяние и
надежда, которые трансформируются в такие легенды, как лунные лучники,
призрачные воины, побеждающие врага; клочья тумана над ничейной землей
преобразуются усталыми глазами в фигуру самого Сына Человеческого,
печально идущего среди мертвых. Знаки, предзнаменования, чудеса, целое
войско предчувствий, призраки любимых - все это жители страны внушения;
все они рождаются, когда срывают завесу с подсознания. В этой сфере, даже
если будет собрана тысячная доля свидетельств, психологов ждет работа на
двадцать лет.
- А каковы границы этой области? - спросил Мак-Эндрюс.
- Границы? - Хоутри был явно озадачен.
Мак-Эндрюс некоторое время молчал. Потом достал из кармана желтый
листок - телеграмму.
- Сегодня умер молодой Питер Лавеллер, - сказал он, по-видимому,
безотносительно к предыдущему. - Умер там, где и хотел: в остатках
траншеи, прорезанной через древнее владение сеньоров Токелен, вблизи
Бетюна.
- Он там умер! - Хоутри был предельно изумлен. - Но я читал, что его
привезли домой; что он один из ваших триумфов, Мак-Эндрюс!
- Он уехал умирать там, где и хотел, - медленно повторил хирург.
Так объяснилась странная скрытность Лавеллеров о том, что стало с их
сыном-солдатом, скрытность, несколько недель занимавшая прессу. Потому что
молодой Питер Лавеллер был национальным героем. Единственный сын старшего
