продолжался - весь день и всю следующую ночь.
Спешу закончить. Во второй половине дня тучи начали рассеиваться, и
Трокмартин с беспокойством следил за ними. К сумеркам они совершенно
исчезли, и небо прояснилось. Показались звезды.
- Сегодня ночью, - сказал Трокмартин. - Гудвин, друг, побудьте со
мной. Ночью оно придет, и я должен бороться.
Я не мог ничего сказать. Примерно за час до восхода луны мы пошли в
его каюту. Крепко закрыли иллюминаторы и зажгли свет. У Трокмартина была
странная теория, что электричество может помешать его преследователю. Не
знаю, каким образом. Немного погодя он пожаловался на усиливающуюся
сонливость.
- Это просто усталость, - сказал он. - Совсем не похоже на ту
сонливость. До восхода луны еще целый час. - Он зевнул. - Разбудите меня
за пятнадцать минут до этого.
Он лег на койку. Я сел, раздумывая. И пришел в себя неожиданно.
Который час? Я посмотрел на часы и бросился к иллюминатору. Было
полнолуние, луна светила уже не менее получаса. Я подбежал к Трокмартину и
потряс его за плечо.
- Вставайте, быстрее! - воскликнул я. Он сонно встал. Рубашка его
распахнулась, и я с изумлением посмотрел на белую полосу у него на груди.
Даже в электрическом свете она слегка светилась, и в ней как будто
мелькали маленькие искорки.
Трокмартин, казалось, не вполне проснулся. Он взглянул на свою грудь,
увидел сверкание и улыбнулся.
- О, да, - сонно сказал он, - оно приближается, вернет меня к Эдит. Я
рад.
- Трокмартин! - воскликнул я. - Проснитесь! Не сдавайтесь!
- Не сдаваться? - повторил он. - Бесполезно. Сохраните карты.
Приходите за нами.
Он подошел к иллюминатору и сонно отодвинул занавес. Луна ярко
освещала корабль. Под ее лучами полоса на его груди засветилась ярче, она
отбрасывала мягкое свечение, казалось, она движется.
Он внимательно вгляделся и неожиданно, прежде чем я смог его
остановить, распахнул иллюминатор. И я увидел, как что-то сверкающее
быстро движется по лунной дорожке к нам, скользя по волнам.
И вместе с ним донесся хрустальный звон и какой-то далекий
приглушенный крик.
Свет в каюте погас; очевидно, он погас во всем корабле, потому что
послышались какие-то возгласы и беготня. Я прижался в углу. У иллюминатора
появилось сияние - завитки и спирали живого белого холодного огня. Он
устремился в каюту и весь был заполнен танцующими огненными точками, и над
этим сиянием, как семь маленьких лун, горели семь огней. Сияние втянуло в
себя Трокмартина. Оно окружало его, проходило сквозь него. Я видел, как
его кожа приобрела прозрачность и белизну, как освещенный изнутри фарфор.
Лицо стало неузнаваемым, нечеловеческим, с этим смешанным двойным
чувством. Он мгновение стоял неподвижно. Столб света, казалось,
заколебался, а семь огоньков рассматривали меня. Я еще более вжался в
угол. Увидел, как Трокмартина тянет к иллюминатору. Каюта заполнилась
бормотанием. Я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, свет снова горел.
Но не было ни следа Трокмартина!
Существуют поступки, о которых мы сожалеем всю жизнь. Думаю, что все
происшедшее вывело меня из равновесия. Я не мог ясно рассуждать. Но я
понял, что совершенно невозможно рассказать судовым офицерам о том, что я
видел, что рассказал мне Трокмартин. Я знал, что меня обвинят в его
смерти. И никто, кроме нас двоих, не видел появления странного феномена.
Иначе я бы услышал об этом разговоры. Почему никто этого не видел, не
знаю.
На следующее утро, когда было обнаружено отсутствие Трокмартина, я
просто сказал, что расстался с ним в начале вечера. Никто не усомнился в
моих словах, не расспрашивал меня. Его странное поведение было замечено
всеми, его сочли полубезумным. И было официально объявлено, что он либо
упал за борт, либо сам прыгнул туда во время неполадок с освещением,
причина которых стала еще одной загадкой этой ночи.
Впоследствии те же соображения удержали меня от рассказа о
случившемся коллегам ученым.
И вот неожиданно эти соображения умерли, и я не уверен, что их смерть
не является призывом Трокмартина.
Я отправляюсь на Нан-Танах, чтобы загладить свою трусость и отыскать
обитателя бассейна. Я уверен теперь, что все мной описанное - абсолютная
правда.
