Церковь должна быть отделена от государства.
Только такое устройство общества обеспечивает духовную свободу всех его
граждан.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ СЪЕЗДА.
ПЕРВЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
"Взгляд", No3, май 1991 года.
Первый день 3-го съезда депутатов Дагестана был отдан обсуждению
вопроса "о повышении государственного статуса Дагестана". На мой взгляд
наиболее глубокими были выступления против выхода Дагестана из Российской
федерации. Я, выступая на съезде против выхода Дагестана из РФ, сказал о
том, что в Дагестане и Союзе пока торжествует не демократическое, а
национальное мышление, оно-то -- неизбежно -- и приведет -- в случае
отделения Дагестана -- к обострению межнационального соперничества и к
межнациональным конфликтам (я привел модель корабля и баркаса). Привожу
сказанное в выступлении и не вошедшее в статью "Жить ли нам в режиме
революций?": "Я хочу свободы, а не суверенитета. В некотором смысле, чем
меньше суверенитета у государства, тем больше свободы у человека: Советский
Союз в 1938 году был суверенным государством, а люди в нем были несвободны.
Несколько дней тому назад Советский Союз признал над собой юрисдикцию
международного суда ООН по правам человека, т. е. поступился частью своего
суверенитета во имя суверенитета личности: у государства свободы стало чуть
меньше, и ровно настолько же стало больше свободы у человека.
Чем больше уровней контроля над "суверенным" государством, тем
защищеннее, т. е. тем свободнее, человек в нем".
Скандальным было выступление на съезде редактора газеты "Дагестан"
М.-Р. Магомедова. Противникам отделения Дагестана от Федерации он в качестве
аргумента привел слова... Ленина: "Раб, не сознающий, что он раб, еще не
потерян, но раб, сознающий рабство и не желающий от него избавляться --
холуй..." Это место в речи Магомедова вызвало возмущение части депутатов,
председательствующий М. Магомедов потребовал от выступающего вести себя
прилично -- не оскорблять депутатов, не прибегать к непарламентским
выражениям, на что Магомедов (М.-Р.) с важностью ответил: "я же цитирую
Ленина". Отвечая на один из моих аргументов ("я хочу, чтобы мы изменились в
относительно старой структуре") Магомедов сказал: "Говорят, что мы должны
измениться в старой структуре, но в том-то и дело, что новым человеком можно
стать только в новой структуре!"
Давайте разберем речь Магомедова. В своем выступлении я сказал:
"Говорят, суверенитет даст нам большую свободу. Кому это "нам'"? Суверенитет
даст большую свободу дагестанскому государству, а не личности". Магомедов
как будто не слышит этих аргументов, как будто не понимает, что суверенитет
повышает статус государства, а не личности. Магомедов как будто не понимает,
что снятие внешнего контроля над действиями государства (суверенитет)
угрожает личности порабощением ее своим собственным государством -- как это
было в сталинском государстве, как это есть в саддамистском Ираке. Когда же
возможен разговор о суверенитете? Когда есть внутренний контроль общества
над действиями государства -- он-то и может заменить внешний контроль.
Внутренний контроль общества обеспечивается не только и не столько
структурами демократии (которых в нашем обществе еще нет: свободное
телевидение, например, налаживается пока только в РФ), сколько
демократическим сознанием, демократическим менталитетом общества, чего --
как я сказал в своем выступлении -- нет ни в Дагестане, ни в республиках. Я
и в самом деле думаю, что Магомедов не вник в кажущееся ему простым понятие
суверенитета, он совершил элементарную ошибку, отождествив суверенитет
государства с суверенитетом личности, свободу государства со свободой
человека. Но свободы у государства может и не быть, а человек в нем может
быть свободен. Пример (не раз приводившийся мною): штат Висконсин -- он
несуверенен, а люди в нем свободны. Ошибается в рассуждениях о суверенитете
не одни Магомедов, вчера директор Российского телевидения Олег Попцов сказал
явную глупость: "Суверенитет повышает достоинство республики". Сталинское
мышление: опять разговор о достоинстве государственных образований, а не о
достоинстве личности. А надо, а пора говорить о достоинстве личности, только
личности, а не государств.
II-й аргумент Магомедова -- "новым человеком можно стать только в новой
структуре". На мой взгляд и это утверждение Магомедова является глубоким
заблуждением. В старой структуре, при живом Сталине, Мандельштам стал
свободным настолько, что смог написать о диктаторе:
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подковы кует за указом указ --
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Ноябрь 1933 года.
Свобода завоевывается не воздыманием рук несвободными людьми, а личным
противоборством старой структуре мысли и поведения. Свобода не завоевывается
скопом, ее обретают поодиночке. Общество, не понимающее этого, будет
несвободным в любой структуре.
Высказывание М.-Р. Магомедова является лишь доказательством того, как
мало освободился Магомедов от философии несвободы -- ведь это центральная
идея марксизма-ленинизма: внешние обстоятельства меняют человека, а не
человек внешние обстоятельства. Я исповедую иную философию: я считаю, что
человек способен измениться в старых обстоятельствах, а ЗАТЕМ изменить и
сами обстоятельства. Марксизм-ленинизм -- та философия, что для того, чтобы
измениться, необходимо ждать, пока изменятся "объективные" обстоятельства,
лишала людей в этой стране смелости изменяться без разрешения государства.
Люди у нас (и в Дагестане, и в Союзе) не изменились -- в этом причина
всех сегодняшних бед. Свободу и новизну надо обретать в старых структурах --
это трудно, но только то, что так обретено, и есть свобода.
Старые же, несвободные (т. е. не уважающие свободу другого) люди в
структурах, созданных для людей иного общественного сознания, несут беду и
себе и другим: идут средневековые национальные войны в суверенных Армении,
Азербайджане, Грузии. М.-Р. Магомедова держит в несвободе не Новая
Федерация, а отравившая его философия подчиненности внешним обстоятельствам
жизни. По поводу цитаты из Ленина: в одном из толстых журналов мелькнула
рецензия на книгу западного автора "Гении оскорбления словом" -- в такого
рода гениях автор числит Ленина, Маркса, Троцкого. Ленин, до революции
писавший в нелегальные газеты, позволял себе выражения, которые в
подлинно-свободной печати непозволительны. Само стремление спрятаться за
Ленина -- свидетельство несуверенности Магомедова: цитирующий обязан брать
на себя ответственность за цитируемое.
Ленин был глубоко непарламентской личностью. Непарламентской, не
готовой к новой демократической структуре личностью выказал себя и М.-Р.
Магомедов.
ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ "ИЗ ПЕРВЫХ РУК"
Эту работу я писал в момент наиболее трудный для себя: два года я жил
голодом, мне добавили полгода заключения в тюрьме, заняв -- единственный --
непримиримую позицию (отказ от работы на весь срок заключения), я отделился
и от политзаключенных (они работали, а я нет -- у них были иные проблемы, не
мои). Советской власти необходимо было сокрушить меня -- оказывателя
"отрицательного влияния на заключенных", укрепителя их духа примером
открытого неповиновения насильникам. Советская власть объявила мне
голодовку: карцер да карцер. "Питание" через день и полная изоляция. Мне
приходилось говорить (конечно, мысленно) только с самим собой. Тогда-то я и
воззвал -- из глубины. Мне дороги эти слова, сложенные в тюрьме -- ими я
побеждал всемирных насильников. Они хотели сломить меня. Это на меня давила
громада армии, военно-морского флота, авиации, Суда, Прокуратуры, МВД, КГБ,
советских писателей, советских обывателей -- итог был для тюремщиков
неожидан: давление рождало во мне мысли. Они перед вами.
Я считаю, что эти-то мысли и изменили мир. Неважно, что о них знали
только политзаключенные Чистопольской тюрьмы. Меняли мир они, а не прожекты,
сочиненные на воле, за чашечкой кофе.
Сегодня мне говорят: "Люди не понимают, почему в Вас нет чувства мести,
считают, что Вы должны отомстить тем, кто Вас посадил". Да, во мне нет
чувства мести. Я сделал то, что всегда мечтал сделать: я устоял против
насилия и тем изменил мир. Параграф 5-й этой работы уже тогда, в 84-м,
ответил на задаваемый мне сегодня вопрос: я не ждал часа укусить, потому что
ни в одну минуту не чувствовал себя униженным: еще в тюрьме я, смеясь, любил
говорить: "забавно: самый страшный нарушитель, я, выйдя, буду иметь меньше
всех зла на эту власть, потому что я выйду победителем, -- и что ж мне
держать зло на побежденных". Так и получилось.
Одно, быть может, и лишнее, замечание. В последнем абзаце работы я
говорю о Ленине не потому, конечно, что высоко ставлю его, а потому, что он
служит мне всем в этой стране понятным примером действия субъективного
фактора в истории.
27 сентября 1990 года.
Почему я сегодня издаю свою работу 83-го года? Объяснюсь. Собрав свои
старые и новые работы, я увидел, что центральной темой их были: роль
личности в истории и механизм нового в истории. В человеческой истории все
движется человеком: не класс первым произносит новое слово, не народ, а
человек, единица, личность. Я привожу эту работу 83-го года в качестве
доказательства: изменения в жизни начинаются не на торжественных форумах, не
на съездах, а в тюремной камере. Это так же, как великая река начинается с
невидимого глазу лесного родника. Общество вдруг не зашагает в ногу.
Механизм нового в том и состоит, что сначала один шагает в ногу, а все
общество не в ногу. Изменения начинает частный, ни в какие партии не
входящий человек, возлагающий на себя одного бремя спасения рода
человеческого. Никем не облеченный властью, никому не ведомый, доступный
всем судам и приговорам...
Личность, а не партия.
Правота, а не признанность.
Не назначенность, а предназначенность.
В работе я пишу: "Чего ж не публикуете секретный доклад Хрущева на XX
съезде?". В этом году он опубликован -- потому, что семь лет назад я
поставил вопрос, на который можно было ответить только публикацией.
Механизм нового. Он ведь еще и в том, что часть из обоснованного мною в
83-м уже вошла в жизнь (и это ответ на вопрос "чего же вы добились?.."), а
части еще предстоит делаться нормой жизни. Так, актуальной сегодня считаю я
последнюю тему предлагаемой вам работы: "Непревосходимое понятие -- человек"
(П24). В 24-м параграфе я перечисляю понятия, которыми в прошлом тщетно
пытались превзойти понятие человека, -- сегодня этот ряд следует дополнить
еще одним понятием -- "человек национальный".
Для меня высшей идеей является идея человека. В центре истории --
личность. Мне чужды и марксисты, растворяющие идею личности в понятии
класса, и националисты, растворяющие идею личности в понятии нации, народа,
и ленинисты, растворившие идею личности в идее партии.
Сегодня я борюсь с национальным мышлением, для которого идея нации
(народа) выше идеи человека. Публикуемая работа показывает -- сегодняшние
мои высказывания обдумывались невчера.
В тюрьме я назвал эту работу "Говорю с коммунистами". Но перечитав ее
сегодня, я вижу, что полемизирую не только с коммунистами -- с
