спиной.- Семь - класс ноль, одиннадцать - класс - три, остальные
- крейсера.
- Крейсера идут к Ордалену,- сказал другой.- Ничего. Марден, вы
определили флагман?
- Да, коммодор.
- Успеваем?
- Один залп.
- Ничего,- опять сказала она.- Огневые! Всю мощность. Без
резерва. Носовые - на поражение. Рубка! Полный!
* * *
И опять разомкнулось Ничто, выпуская нас. Слишком много
смертей,- вяло подумал Альд. Он был один в своей темноте, надо
открыть глаза, и за веками будет новая ложь, не хочу, подумал
он, и открыл глаза.
И новая ложь приняла его. Свинцовое небо и грифельная вода, и
волны, шипя, ползут на песок...
- Ну что, наигрался? - спросил его Алек. Он первый пришел в
себя, сидит возле Инты и смотрит на бледное лицо, где сейчас
лишь покой...
- А ты не хочешь попробовать?
- Нет,- сказал Алек.- Мне ни к чему.
- А Инта?
А Инта уже открыла глаза.
- Что я? - спросила она, села и стала вытряхивать песок из
волос.
- Хочешь еще поиграть?
- Нет,- сказала она.- Надоело.
Спокойный лоб и спокойный взгляд, и улыбка, где только покой.
- Какая ты действительно ты? - угрюмо спросил ее Альд.- Ты, что
там, или ты, что здесь?
- А знаешь, мне и самой интересно. Наверное, обе. а ты все
молчишь, Алек?
Молчит. Сидит и смотрит на волны.
- И все-таки я не вру, сказала она.- Все правда, даже когда я
думаю, что соврала.
- Я понял,- угрюмо ответил Алек. Опять они были вдвоем, далеко
от меня, как будто бы отгороженные стеною.
- Но, может быть...
- Нет,- сказал Алек,- теперь уже все. Не успеем.
- Почему? - спросил Альд, и Алек взглянул на него и ответил так,
словно это все объясняло:
- Это Последняя Коса.
- Почему последняя?
- А за ней нет ничего.
- Это не честно! - сердито сказал ему Альд.- Если ты знаешь...
- Нет. Вспоминаю помаленьку.
- Значит это не в первый раз?
- Да,- сказал он угрюмо.- Я через Город раз пять проходил. А
иногда не проходил. А после Города всегда по-разному.
- А дальше? - спросила Инта.- Что будет потом?
- Легион,- ответил он хмуро.- Не знаю, что дальше, но в конце
всегда Легион.
А серые волны шипя ползут на песок...
Вот и конец прогулке, подумал Альд. Я не вернусь в Легион,
подумал он, эта дурацкая игра не для меня. Может быть, я на миг
и поддался войне, но отдать ей себя целиком...
- Должен быть выход,- сказал он вслух.- Система не может быть
герметичной. Если есть выход - должен быть выход.
- В реальной Вселенной,- заметила Инта.
Это тоже реальность, подумал он, и дрянная реальность.
- Я не вернусь в Легион,- сказал он им.- Вы - как хотите, а я не
вернусь. Это не для меня. Человек должен драться, защищая свой
мир, своих близких и свою свободу. Но драка как способ
существования...
- Ну и что? - спросила с усмешкой Инта.- Если существования...
- Существования, но не жизни,- мягко ответил он.- Не знаю, как
вам, но мне это не подходит. Если не жизнь...
-Так смерть?
- Да,- сказал он просто,- наверное так. И это будет правильно,
Инта. Когда-то мы выбрали смерть. Нас ведь никто не принуждал.
Мы выбрали ее потому, что это было единственное решение. Мы
умерли - и это было честно, раз этот выбор мы сделали сами. А
эта мнимая жизнь - нечестно. Нам ее навязали вместе с ее
несвободой...
- Опять несвобода! - сердито сказала она.- Ты просто зациклился
на этом дурацком слове! Человек, живущий в обществе, не может
быть свободен!
- Да - если понимать свободу как право творить что угодно. Нет -
если свобода только право самому определять свои поступки и
самому за них отвечать. Хотя нет. Это все-таки гораздо шире. Как
я могу объяснить? - спросил он грустно.- Это как здоровье или
жизнь. Только, когда ты болен, ты сумеешь ответить, отчего и как
нездоров. Хочешь, я объясню, почему и как несвободен?
- Нет!
- Но ты хочешь вырваться или нет?
- Не знаю,- тихо сказала Инта.- А ты, Алек?
- Я не хочу в Легион,- ответил Алек.- Я забуду тебя,- сказал он
Инте и с тоской поглядел ей в лицо.- Мне казалось: вот чуть-чуть
- и я опять человек. И я смогу тебя оживить. А мы уже пришли,-
угрюмо сказал он ей,- и я опять тебя потеряю. А если найду - так
это будем не мы. Не хочу,- сказал он с тоской,- не надо!
- А если мы просто умрем?
- Не знаю ,- сказал он ей.- Я не хочу, чтоб ты умерла. Если ты
пойдешь в Легион, так и я пойду... чтоб тебя искать.
- Значит дело только за мной? - она невесело засмеялась.- Вот
видишь, Альд, а ты говоришь о свободе! Я не очень хочу
исчезать,- задумчиво сказала она,- но я тоже не хочу в Легион. В
конце-концов, что такое смерть по сравнению... с этим? Если бы я
могла отыскать того, кто изобрел этот мир! Я просто не верю,-
сказала она.- Если есть выход... Альд,- сказала она,- кажется, я
понимаю! Выход есть, но он... Хорошо,- сказала она и вскочила с
песка.- Пусть так и будет. Идем на прорыв!
* * *
Опять мы идем неизвестно куда, и серое небо смешалось с тяжелой
водой. по серому сквозь серое и кругом ничего. Вот тебе твоя
правда, подумал Алек, вот она тебе, твоя проклятая правда. В
который раз? угрюмо подумал он, и сколько раз здесь опять
проходить, если опять не вырвусь?
По серому сквозь серое и серо внутри, и все просвечено до конца
безрадостным светом. И где-то там, вдалеке, лежит его жизнь,
нелепая и жестокая жизнь - от скудного детства до смерти.
Дурацкая выдалась жизнь, подумал он, сперва убивал, потом убили
меня, и все началось сначала. Зачем это было надо? подумал он.
Зачем я родился, за что я убит, и для чего я мотаюсь в проклятом
кругу?
...Я стояла возле окна, и дождь лупил по обвисшему саду, и на
дорожках лопались пузыри. Дождь и домик в саду. О боже! подумала
она, так вот что это такое! Я даже не помню, как его звали, я
помню только, как я его любила. Он глядел на меня и молчал - что
можно сказать, когда тебя предают? Я любила его и я его предала.
Я всегда предавала, подумала она, чаще себя, но достаточно часто
и других. И не стыжусь, сказала она себе. Если бы не предавала,
я бы не стала тем, что я есть, тем единственным, чем мне стоило
стать.
Там, внизу, лежала вся ее жизнь, короткая и безмерно большая.
Все уместилось в ней: сражения и любовь, холодное честолюбие и
ночная тоска, задушенная нежность и вечная жажда боя.
- Я стала тем, что я есть,- сказала она себе,- а смерть
зачеркнула меня и оставила мне Легион. Но чем эта ложная жизнь
отличается от настоящей, от той, которую мне пришлось дожить?
...Мгновенная жизнь выступала из пустоты щемящим и красочным
облаком воспоминаний. Друзья, лица девушек, трепетный луч маяка,
зыбкие детские улочки Тайра-зо и лестница, уходящая прямо в
море. Он оттолкнулся от скользкой ступеньки и нырнул, ушел в
зеленую сочную глубину и плыл под водой, пока хватило дыхания. А
когда он вынырнул, берег был далеко, и тяжелое красное солнце
садилось в воду, а от солнца прямо к нему тянулась сияющая
полоса, дробящаяся, текущая желтым и алым.
Он был один - маленький мальчик в огромном море, и это море
принадлежало ему. И весь этот мир принадлежал ему, и вся его
жизнь - от первого до последнего вздоха - принадлежала только
ему.
И даже, когда все угасло, робость еще трепетала в нем, потому
что его смерть принадлежала только ему...
- Альд! - закричал Алек, когда их швырнуло назад и покатило по
серому, как опавшие листья.
- Альд! - закричал он, кидаясь навстречу второму удару, и опять
его сшибло назад, как букашку с руки. Но он зарычал и снова
пошел вперед, опять и опять, пока не очнулась Инта.
- Оставь,- сказала она.- Некого звать. Он уже свободен.
Маленькая фигурка, черная на сером, спокойная, как всегда.
- Иди сюда,- сказала она.- Я так и думала, что мы не пройдем.
Просто не хотела ему говорить. Он бы нас не оставил.
- Почему? - спросил Алек.- Почему? - У него были бешенные глаза,
и она погладила его по руке.
- Потому, что мы - это мы, и нам не нужна свобода. Мы - это мы,-
опять сказала она,- что бы мы делали со своею свободой? Я не
хочу ничего стыдиться...
- А я не стыжусь,- ответил Алек,- я давно за все заплатил.
- А я нет,- задумчиво сказала она.- Я ведь привыкла думать, что
вся моя жизнь чем-то определена - войной, воспитанием,
традициями семьи, воинским долгом, присягой - и в этой
заданности я казалась себе свободной. А если бы мне в каждом
случае был дан выбор - чем тогда окажется вся моя жизнь? Цепью
предательств - больших и малых, ненужных жертв и бесцельных
убийств. Значит, я должна презирать себя? Зачем мне такая
свобода, Алек?
Они стояли, держась за руки, и что-то уже мерцало внизу. Сквозь
серое, словно река сквозь тучи, изменчивый, будто рябь на воде,
текучий узор из серебряных точек. Вот так мы смотримся со
стороны: цепочки из белых искр и красные вспышки.
- Это... он?
- Да.
- А если вернуться назад?
- Назад не вернешься,- угрюмо ответил Алек.- Я пробовал.
- А вперед?
- Нет, Инта. Только вниз.
Она поглядела вниз, на яркие огоньки ненастоящего боя. Когда-то
я часто играла в такие игры. Мне нравилось в них играть.
Наземные операции, деблокада планеты, высадка десанта с
нестабильных орбит...
Бездарные игроки, подумала вдруг она, четвертая цепь под ударом,
сейчас ее просто выжгут. Она уложила цепь, и смутное
сопротивление... нет, воспоминание. Вот так бывает, когда неясен
Сигнал, и ты не знаешь, как быть в середине боя.
Она уложила цепь, и залп пронесся над ней, а цепь полыхнула
огнем, и встречная цепочка искр распалась на редкие блестки.
И тогда она подняла цепь и повела на прорыв, а пятая черт знает
где, и надо ее подтолкнуть...
Что-то случилось. Лопнуло, оборвалось, рассыпалось на осколки, и
пустота до крика...
Она подняла глаза. Все тот же изменчивый мир никакой,
тускло-серый - и пустота. До крика.
- Алек! - сказала она. "Алек," - сказали ее губы, но Алека нет,
хоть он и стоит рядом с ней. Что-то лопнуло, разорвалось,
разбилось, и между ними стена из каменеющей пустоты.
- Алек! - кричала она, но он уже уходил. Медленно и устало по
невидимому склону. Уходил, уменьшался, исчез.
И еще одна искорка загорелась внизу...
(C) Елизавета Манова, 1996.
Елизавета Манова
К ВОПРОСУ О ФЕНОМЕНЕ ДВОЙНИКОВ
Секретно
Индекс: ИВК
Шифр: НБО41238
Тема: Феномен двойников.
Сообщения по теме: документ N1
Примечание: копия снята до
вручения адресату.
Рафла II, Нгандар
кислородный ярус
Генри О. Стирнеру
Дорогой Генри!
Простите, что запросто, но ведь вы, можно сказать, у меня на
глазах выросли. Восемь лет я летал с Полем Стирнером, и глядел,
как меняется ваша карточка у него в каюте. Так вы до двадцати
лет доросли, таким для меня и остались.Не сердитесь за
многословие, старики - народ болтливый, а я на три года старше
Пола. Имя мое, думаю, теперь вам известно. Александр Хейли, Алек
Хейли, системщик с "Каролины", и был я с вашим отцом до самого
последнего дня. Почему раньше не написал? Если честно, так и не
стал бы писать, не узнай ненароком, что вы прилетели на Старый
Амбалор. И - не выдержал. Я ведь знаю, что вы значили для Пола,
не могу, чтобы для вас его имя осталось замаранным.
Сразу вам скажу, молодой человек, писать я не мастер. Кроме
отчетов сроду ничего не писал, да и от того отвык за двадцать
лет, но все, что пишу - чистая правда. Будь здесь нотариус,
пошел бы и заверил: я, Алек Хейли, землянин, в здравом уме и
полной памяти, единственный уцелевший из экипажа "Каролины",
излагаю вам истинную историю этого дела.
Наша "Каролина" была посудина не из последних. Тяжелый грузовик
типа Е, дальник. Вы у стариков спросите, они вам объяснят, что к
чему. Знаете, последний корабль - как последняя любовь. Первый
вспоминаешь с улыбкой, последний - со слезами. Всех нас не
радость привела на "Каролину", а все-таки я ее и теперь
вспоминаю, как бессильный любовник: всю, до последней
