поймешь.
И они спустились в подвал.
Там были простые столы и простые скамейки, и горел настоящий
огонь. Там были люди - так много людей, что разбегались глаза,
одни только люди без щупалец и чешуи, и взгляд терялся в
однообразии лиц, хоть лица эти были не на один лад, и люди эти
наверняка были с разных планет, но после Простора...
Они вошли, и шум голосов притих, и лица поднялись к ним.
- Ребята,- сказал провожатый,- наших прибыло! Этот из моей
шестерки. Алек...
- Инта,- сказала она.
- Альд,- представился Альд.
Лица качнулись, что-то бодрое рявкнули глотки, мы спустились еще
на ступеньку, поближе к огню, нам улыбались, к нам тянулись
руки, и когда мы уселись на могучей скамье, перед нами уже
стояли плошки с едою, и пузатый кувшин разливал по стаканам
густую струю.
Вот оно что, подумал Алек. Теперь я помню, когда это было, и
помню, что было потом. Инта...
Он поглядел на нее и отвел глаза. Тихая женщина со спокойным
лицом, а в глазах - только отблеск огня.
А Альду уже хорошо. Рот до ушей, стакан в кулаке, и его уже
хлопают по плечу, и он подмигивает в ответ.
- Ты что, совсем меня не помнишь? - спросил поводырь.- Меня
зовут Алдар. Двенадцать боев...
- Приятель! - угрюмо ответил он.- Я, может, двести кругов по
двадцать боев...а ты двенадцать!
- Ты зря не веришь,- сказал Алдар,- тут все свои.
На свету у него были голубые глаза, а тут стали черные с
кошачьим зрачком, и видно было, что он - нормальный мужик, и,
наверное, нам хорошо сиделось в Просторе. Не до тебя, подумал
Алек, если это будет сейчас... Я только пригубил стакан, подумал
он. Совсем дрянное винцо, но как я о нем вспоминал...
- А из третьего сектора тут есть?- спросила Инта, и кто-то
заржал.
- Не понимаю,- холодновато сказала она, тоненький холодок, как
льдинка за пазуху, и он остудил смех.- Я была в третьем
секторе,- сказала она,- и мои были все без имен.
Вот тут они отвели глаза. Вот тут они нас зауважали, потому что
ни в жизни, ни в бою нет страшнее тех, что без имен.
- А вы что, тут живете? - спросил Альд. Сам твердил про ловушку,
а тут размяк, даже сдернул свой дурацкий платок и тихонько
пихнул в карман, только концы наружу.
- Тут и живем,- сказал ему хмурый верзила.- А как живем, сам
увидишь.
- И все из Легиона?
- А то откуда?
- А почему вы здесь?- спросил их Альд.- Неужели вам некуда уйти?
- Сам увидишь,- сказал Алдар.- Тут нормально,- сказал он.-
Правда, теперь похуже. Совсем обнаглели, сволочи,- сказал он.
Алек отхлебнул из стакана. Дрянное были винцо, терпкое, как
тогда, но теперь я его допью, подумал он, пусть хоть это не как
тогда, и вино тягучей струей ушло в него, обернулось теплом, а
огонь шевелится, высвечивая то носы, то глаза, то пузатый бок
кувшина, и все мы за этим столом свои, и за тем столом - тоже
свои...
- ...Из нашего сектора,- говорил Алдар.- Эх, жаль, рокирнулся,
когда теперь объявится...
- А по-моему, не успел,- сказал другой,- их с Бидом накрыло.
- Бида точно накрыло, а он рокирнулся. Я сам видел.
А за углом стоит джип, подумал Алек. Сейчас я допью вино, и надо
будет бежать. Тимсон задел меня автоматом, подумал он, и я его
обложил, а через полчаса мы лежали вдвоем, и Тимсон был уже
мертв, а я еще нет. Не хочу, подумал он. Если это будет сейчас,
то пусть по-другому, чтобы только не было грифов...
Бахнуло вдалеке. Хорошо бахнуло, с оттяжкой, и стаканы заплакали
на столе. Мы замолчали. Просто подняли головы и стали слушать:
все или еще?
- Уже! - сказал Алдар.- Посидели, называется!
Они уже бежали наверх с лучеметами под рукой. Вот и все, подумал
Алек, лишь бы не как тогда...
Раз-два - и мы наверху, и низкий вкрадчивый транспортер
порыкивает у дверей. Раз-два, каблуками по металлу, местечко для
Инты; он смутно видел ее лицо и вдруг понял: стемнело. Когда же
успело стемнеть, если только что было светло? Хоть солнца не
будет, подумал он, проклятое солнце...
А транспортер уже задрожал, зашлепал гусеницами о камень, и дома
в испуге шарахнулись прочь, мы мчались, не зажигая фар, и было
совсем темно, но что-то, шипя, полыхнуло над ними, и белый огонь
обозначил нас. И мы посыпались через поручень и побежали прочь,
и тут в машину влепило. Багровый столб стоял за спиной, и черные
клочья летели вверх, а потом вниз, и это было не только железо.
- Инта! - окликнул он.- Инта!
- Порядок, Алек,- спокойно сказала она.
- Альд?
- Вот это дело,- сказал Альд.- Куда теперь?
Никуда, подумал Алек, теперь никуда, потому что на нас стеной
идет огонь, нет, это просто движется цепь и подметает все из
лучеметов, и кое-кто из наших открыл ответный огонь, не успеем,
подумал он, а Инта уже ползла на фланг, зачем? подумал он и
пополз за ней, но цепь охватила нас, и мы тоже стали палить, и
даже прожгли просвет, но он сомкнулся, и огненная струя прошла
перед самым лицом, спекая землю.
Не хочу! подумал он, не отдам! и что-то шевельнулось внутри,
какая-то смутная память, как будто бы он не раз... И он уже
вспомнил как; тяжелая темная сила толчком поднялась изнутри,
готовая унести, но он выгонял ее из себя, вытаскивал наружу,
чтобы оно накрыло Инту и Альда, и красный язык огня лизнул
невидимую броню, и тогда он рванулся назад - в не сейчас, в не
так.
* * *
Они подходили к Городу, и Город тянулся к ним. Сначала плотная
кучка башен. Потом башни раздвинулись, расползлись, выпустили
бурую поросль домов...
- Стойте! - крикнул Альд. Огонь, темнота и теплый ствол лучемета
в руках...
Под белым небом лежала лазурная степь, и только Город темнел
впереди.
И теплый ствол лучемета в руках...
- Алек,- спросил он,- это было?
Алек кивнул. Стоял и молчал, огромный и надежный, а под глазами
круги, а в глазах тоска, и лучемет уже заброшен на спину.
- Было,- сказала Инта и поглядела в глаза. Ненавистная форма и
золото на рукаве, но все это так далеко, словно и не было
никогда. Никогда - Латорн. Никогда - жизнь. Только Город и
степь, и лучемет в руках.
- Это не Легион,- сказала она.- Но и только.
А Алек угрюмо молчал. Что он об этом знает? подумал Альд. Что и
на что мы сменяем?
- А если не в Город? Что скажешь, Алек?
- Все равно. Ребята - не дураки. Если б так просто...
А Инта вдруг засмеялась. Короткий недобрый смех и темный огонь в
глазах.
- Каждому свое, так? Ну что же, это второй вариант. Если
хочешь...
- Хочу,- ответил Альд.
И Город остался сбоку, сбился в тяжелый ком, спрятался за
горизонт, и только голубизна и белесое небо...
Что-то должно случиться, подумал он.
И ничего не случилось.
Они просто шли, и было, как в жизни: голод, жажда и тяжесть в
ногах; мы живы, подумал он, вот чепуха, я знаю, что это обман,
но так хочется верить...
Он вскинул голову - тревога? нет, радость. Воздух ожил и запахло
дымом - не мертвою гарью пожарищ, а сладким дымком костра.
И они добрели до костра. Совсем небольшой, игрушечный костерок,
и люди сидели вокруг него, а нелюди в стороне.
- Свои! - негромко ответил он, и лучеметы отправились по местам,
а люди раздвинулись, пропуская пришельцев к огню.
Их никто ни о чем не спросил. Им просто налили из фляги воды и
сунули Алеку полупустой котелок.
И удивление до немоты, потому что вода вливается в рот, и ты
глотаешь ее, и чувствуешь, что ты жив. И даже испуг, когда
ощущаешь вкус - почти забытое чувство: вкус еды, и голод,
который подстегивает тебя, и скрежет ложки о дно котелка.
Совсем как в жизни, подумал он, жалко, что не в горах...
Он встрепенулся, откинув сон. Игрушечный костерок умирал, и люди
молчали возле огня, а непохожие на людей в стороне. А Алек спит.
Уткнулся в колени лбом и заснул, а Инта сидит с оружием под
рукой, готовая ко всему...
- Меня зовут Альд,- сказал он соседу, и сосед поглядел на него.
У соседа было чудное лицо: зеленые глазки в багровой шерсти и
челюсть, скошенная назад.
- А я - Эфлал,- ответил он.
- Чего мы ждем?
- Тем, чего еще?
- Зачем?
- А вы что, не на прорыв?
- Не знаю,- ответил Альд.- Мы еще ничего не знаем,- сказал он.-
Только из Легиона.
- А в Городе были?
- Да. Успели подраться. А потом прижало и...
- Рокирнулись? Лихо с первого раза.
- А что это значит?
- Через время,- сказал Эфлал.- Это когда назад. А можно
форсануться - это вперед. Только трудней.
- А зачем? - спросил его Альд.- С кем вы воюете? За что?
- Ни с кем,- ответил Эфлал.- Тут без времени. Надоело,- сказал
он.
- А прорыв?
- Не знаю,- сказал Эфлал.- Куда-нибудь. Надоело.
Умер костер, только угли еще живут, но из них уходит багровый
свет, и смерть подползает к нам. Темнота без звезд, без ветра,
без голосов. Я не жалею, подумал он, ни дня, ни часу не выкинул
бы из жизни. Только война... война - не моя работа, подумал он.
Ненавижу войну, подумал он, просто это есть у меня в крови, я не
верил в такое наследство, но, оказывается, это есть, предки мои
- далхарские пираты - передали мне этот дар. Я умел воевать,
хоть ненавижу войну, и последний упал на том перевале,
расстреляв свой последний патрон. Неужели за это? подумал он.
Неужели я недостоин просто смерти? Простого и честного Ничто?
А небо темнело. Сгорело, спускалось, сгущалось в беззвездную
ночь, и надо идти. Он глянул на Алека, но тот уже был на ногах,
и Инта была рядом с ним. Могучие нечеловеки подняли тяжелые
трубы, и черная степь приняла нас в себя.
Мы шли. Было очень темно, и не сразу привыкли глаза; темнота
наверху и темнота впереди, и красные искры уже зароились в
степи.
Мы шли, слившись в цепь, молчаливою одномыслящей массой , и
только шуршала трава, и гремели шаги больших.
А из красных искр уже выросли красные вспышки.
Остановились. Те, что несли орудия, спокойно и четко приладили
их на опоры, и трубы плюнули красным огнем; засвистело над
головами, но мы уже шли вперед, и их снаряды легли у нас за
спиной, а наши накрыли кого-то; столб пламени встал впереди, и
клочья летели в огне, но мы уже вскинули лучеметы и шли,
прожигая дорогу, а степь отвечала огнем, и кто-то упал, но мы
шли вперед, прожигая дорогу, ответный огонь ослабел и, кажется,
мы прорвемся...
Они рубанули нас справа. Подпустили и дали огня, и Альд увидел,
как наши вспыхивают на ходу, и факелами рушатся на траву, и
кружатся, и гаснут, но Инта уже побежала на фланг, и мы несемся
за ней, а цепь все идет вперед, и мы прорвемся, прорвемся! но
это уже пришло: рев моторов и рев разрывов. Снаряд разорвался
над цепью и Альд увидел все: несущиеся транспортеры и дальний
набросок башен; злость и тоска, но об этом некогда думать,
только одно осталось, и он ухватился за время, за это проклятое
неподатливое время, сжимая его в комок, и оно поддалось, и стало
сжиматься, свиваясь в упругий кокон, и он охватил им себя, а
потом Алека и Инту, и рванулся отсюда прочь - в не сейчас, в не
так...
И они подходили к Городу, а Город тянулся к ним...
* * *
- Ну что,- сказала Инта,- круг замкнулся? Альд промолчал, и Алек
хлопнул его по плечу.
- А здорово мы в себя палили! Во дают, а? Похлеще, чем Легион!
- Смешно,- отозвалась Инта. В самом деле, смешно. Интересно,
могу ли я себя победить?
- К черту! - сказала она.- Объявляю перемирие. Не хочу воевать с
собой,- сказала она.- Боюсь, что я себя пристрелю. Не терплю
самоубийц,- сказала она.
- А вторая ты? - спросил ее Альд.
- Попробуем объясниться. Раз мы смогли в себя стрелять, сможем и
говорить.
- А договориться? - спросил Алек.- Черта два я с собой
сговорюсь!
- Вы спятили, ребята! - сказал Альд.- Рыбы небесные - и только!
- Ну и что? - сказала она.- Надо идти до конца.
А время уже сжималось вокруг. Они сжимали его все вместе,
стягивали в упругий ком, в тяжелую душную скорлупу, и стало уже
невозможно дышать, как тогда, в норе, подумал Альд, вот что это
было, но время уже вырывалось из рук, распрямилось огромной
