Генрих-де пренебрег законами войны, он не стал ни грабить, ни вешать;
больше того, он подрывает самые основы человеческого общества, ибо пиру-
ет за одним столом с богатыми и бедными, без разбору.
Пока в этой провинции царила лишь смута, королеве-матери было в высо-
кой степени наплевать, но теперь она узнала из особых источников, не
только через Бирона, что города, один за другим, переходят на сторону
губернатора. А этого она уже допустить не могла. И она решила заявиться
туда собственной особой, чтобы не случилось чего похуже.
Мадам Екатерина понимала, что должна хоть жену-то привести своему зя-
тю. Обе королевы были в пути от второго до восемнадцатого августа, когда
они наконец прибыли в Бордо, под защиту маршала Бирона. Их сопровождала
целая армия дворян, секретарей, солдат, уже не говоря о неизменных фрей-
линах и прекрасных придворных дамах, среди которых была и Шарлотта
де'Сов. Последнюю пригласили вопреки воле королевы Наваррской, но по
приказу ее матери.
Следование этого пестрого поезда совершалось, как и всегда, с большой
торжественностью, которую, правда, нарушали всевозможные страхи. На юге,
неподалеку от океана, ждали, что вот-вот нападут гугеноты; иной раз ос-
танавливались прямо в поле - повозки, солдаты конные, пешие. Вооруженная
охрана окружала кареты королев. Тревога оказывалась ложной, и все двига-
лось дальше с гамом и гиканьем. Зато можно было покрасоваться и блеснуть
при каждой большой остановке. В городе Коньяк Марго пережила один из
своих самых шумных успехов: дамы из местной знати глазели на ее роскош-
ные туалеты, потрясенные и ошеломленные. Над далекой провинцией взошла
звезда - стыд и срам двору в Париже, который осиротел и лишился своего
солнышка. Так говорил один из путешественников, некий господин де Бран-
том. Для него самого, конечно, было бы лучше, имей он такую же статную и
мощную фигуру, как хотя бы у господ Гиза, Бюсси, Ла Моля. Маргарита це-
нила это выше, чем вдохновение. Ораторствовать она и сама умела: при
въезде в Бордо, превратившемся в настоящий триумф, она отвечала величаво
и изящно всем, кто ее приветствовал. И прежде всего - Бирону.
Помимо всех других своих должностей, он занимал пост мэра Бордо,
главного города провинции; и как раз Бордо до сих пор не впускал к себе
губернатора. Генрих попросту отказался встретиться там с королевами. На-
чались переговоры, они тянулись около двух месяцев. Наконец Генрих до-
бился согласия на то, чтобы обе стороны встретились на уединенной мызе
"Кастера" - той самой, где Бирон опозорился и вся окрестность еще была
полна разговорами об этом. Маршал не решился показаться там. Генрих же
прибыл в сопровождении ста пятидесяти дворян верхами, и их вид вызвал у
старой королевы не только изумление, но и тревогу. Тем любовнее уверяла
она зятя в своих чувствах, которые-де сплошное миролюбие. Она дошла даже
до того, что назвала его наследником престола - разумеется, после смерти
ее сына д'Алансона; но и он и теща отлично знали, какая всему этому це-
на.
Затем они сели в одну карету - бежавший пленник и убийца его матери и
его друзей. И неутомимо изъяснялись друг другу в любви, пока не доехали
до местечка Ла-Реоль, где можно было наконец закрыть рот и расстаться.
Генрих с Марго остановились в другом доме. Теперь он уже ничего не гово-
рил, а только смотрел отсутствующим взглядом на пламя свечей, издавая
какие-то нечленораздельные звуки и совершенно позабыв о том, что за его
спиной раздевается одна из прекраснейших женщин Франции. Вдруг доносится
приглушенное всхлипывание, он оборачивается и видит, что полог на крова-
ти задернут. Он делает к ней один шаг, сейчас же отступает и проводит
ночь в кресле. Успокоился Генрих только позднее, когда схватка с Бироном
осталась уже позади.
Маршал не заставил себя ждать. Едва обе королевы отъехали от "Касте-
ра" на достаточное расстояние, как он заявился при первой же остановке.
Генрих не дал ему даже докончить приветствие и сразу же накинулся на не-
го. В комнате находились обе королевы и кардинал Бурбонский, дядя Генри-
ха, которого прихватили с собой, чтобы вызвать у короля Наваррского
больше доверия. Все оцепенели от этого выступления молодого человека и
настолько растерялись, что вовремя не остановили его. С первых же слов
Генрих назвал маршала Бирона предателем, который заслуживает того, чтобы
ему голову отрубили на Гревской площади. Затем посыпались обвинения, он
предъявлял их не из зависти, это чувствовалось; он говорил от имени ко-
ролевства, которое защищал, говорил уже с высоты престола; слыша это,
старая королева еще больше позеленела.
Когда Бирон хотел ответить, язык ему не повиновался. Жилы на висках,
казалось, вот-вот лопнут. Он хрустнул пальцами. Взгляд его выпученных
глаз упал случайно на старика-кардинала. Генрих тут же воскликнул: - Все
знают, что вы человек вспыльчивый, господин маршал. Конечно, вспыльчи-
вость - хорошая отговорка. Но если, скажем, вам вздумается выбросить в
окно моего дядю-кардинала, такая дерзость вам не проедет. Нет! Прогуляй-
тесь-ка лучше на больших пальцах вокруг стола и успокойтесь.
Теперь это уже не были речи с высоты престола, - просто острил всем
известный шутник. Затем Генрих схватил руку своей Марго, поднял ее до
уровня своих глаз, и оба изящной походкой вышли из комнаты.
За дверью они поцеловались, как дети. Марго сказала: - Теперь я знаю,
какая у вас была цель, мой дорогой повелитель, и наконец-то я опять
чувствую себя счастливой женщиной. - В ближайшее время выяснилось, что
она крайне нуждалась в их воссоединении. - Если женщина одна, дорогой
Генрих, что она может сделать? Когда ты бежал из замка Лувр, ты захватил
с собой половину моего разума. Я пустилась в нелепые предприятия и была
глубоко унижена. - Он знал, что она разумеет: свою неудавшуюся поездку
во Фландрию, гнев ее брата-короля и ее пленение. - Да, моя гордость была
очень уязвлена. И когда города твоего прекрасного юга принимают меня,
словно я какое-то высшее существо, мне трудно не считать себя за
странствующую комедиантку.
Она зашла слишком далеко в своей печали и была столь неосмотрительна,
что не удержала слез; они потекли по набеленным щекам, и Генриху приш-
лось осторожно снимать их губами.
Их" разговоры, нежности, обоюдное умиление продолжались во многих го-
родах. Пестрый поезд королев посетил еще немало мест; Генрих не сопро-
вождал его, он появлялся в нем лишь между двумя охотами. Благодаря этому
он избежал немало тягостных разговоров с тещей относительно совещания
представителей от протестантов. Ведь свобода совести - ее кровное дело,
уверяла мадам Екатерина. Она приехала сюда лишь' ради одной цели - чтобы
посовещаться с руководителями гугенотов относительно выполнения послед-
него королевского указа о свободе вероисповедания. Но Генрих знал, что
такие указы на самом деле никогда не приобретают силу закона и не успеет
кончиться совещание, как опять вспыхнет очередная религиозная распря.
Однако некоторые из его друзей смотрели на дело иначе, особенно Морней.
Поэтому Генрих согласился принять участие в выборе города. На беду, он
выбирал каждый раз не тот, который намечала его дорогая теща. Лишь вече-
ром присоединялся он к путешественникам, когда они делали привал; затем
очень скоро уходил с королевой Наваррской, и так как он дарил ей
счастье, то она ему многое поведала. Это давало ей душевное облегчение,
а Генриху было полезно узнать то, что она открывала ему.
Ее ужасал царивший в королевстве произвол. Здесь, на юге, если срав-
нишь, просто мирная жизнь! Произвол и самоуправство ведут королевство к
гибели. Вместо короля всем распоряжается Лига. - Пусть мой брат-король
ненавидит меня, но он остается моим братом, а я - принцессой Валуа; и
чем меньше он помнит, что должен быть королем, тем меньше я имею право
забывать об этом. Гизы нас свергнут, - добавила она, стиснув зубы, поб-
леднела и стала похожа на Медею. Супруг готов был поклясться, что никог-
да больше не будет она спать с герцогом Гизом, разве только чтобы, как
Далила, остригшая Самсона, лишить его белокурой бороды.
Пальцы Марго перебирали волосы на подбородке ее возлюбленного повели-
теля. Ей нравилось его лицо, которое стало серьезнее. Долго разглядывала
она его, обдумывая что-то, колеблясь, и наконец изрекла:
- Ты ведешь в этой провинции незаметную жизнь. Я хочу разделить ее с
тобой, мой государь и повелитель, и буду счастлива. Но некогда настанет
день, и ты вспомнишь, что тебе суждена более славная участь... и... что
ты должен спасти мой дом, - закончила она вдруг, к его великому изумле-
нию.
До сих пор ее мать и братья видели в нем лишь вруна, который стремит-
ся отнять у них власть раньше, чем она достанется ему по наследству.
Слияние их тел открыло глаза принцессе Валуа скорее, чем всякий иной
путь, которым один человек испытует другого. Пока она была с ним, она
ему доверяла, потом - уже нет. Да и как она могла доверять? Ведь именно
ей было суждено отомстить за вымирание ее дома наследнику этого дома и
еще раз предать Генриха до того, как наконец из всего ее рода она одна
осталась в живых. Марго была бездетной, как и ее братья. Всю жизнь пос-
ледняя принцесса Валуа добивалась равновесия и уверенности счастливцев,
спокойных за свою судьбу; она была совершенно равнодушна к тому, что
произойдет после нее. Поэтому всегда чувствовала себя неспокойно. Вместе
с нею должно было кончиться нечто большее, чем она сама; и тщетно искала
Марго душевного равновесия.
В городе Оше их супружеская идиллия была однажды грубо прервана. Не-
даром мадам Екатерина таскала за собой своих фрейлин. В одну из них влю-
бился некий пожилой гугенот, весь в ранах, даже во рту у него было нес-
колько ран, так что он едва мог говорить; и вот ради этой девчонки он
уступил католикам свою крепость. Генрих сначала в почтительных выражени-
ях довел до сведения своей дорогой тещи, какого он мнения о ее мелких
подвохах. Себя он причислял к слугам короля, а старую злодейку - к тем,
кто вредит королю. Выговорить это вслух - и то облегчение. Но так как
старуха прикинулась, будто впервые слышит о предательстве коменданта, то
Генрих вежливо простился, сел на коня и уехал, попутно захватив в виде
залога еще один городок. Так эти двое дразнили друг друга, пока наконец
не сошлись на том, что совещание протестантов соберется в Нераке.
Тем временем уже наступил декабрь, ветер кружил опавшие листья - не-
подходящее время года для торжественных выездов. Однако королева Марга-
рита Наваррская ехала на белом иноходце - этом коне сказочных принцесс.
По правую и по левую руку от нее шли, играя, два других иноходца, золо-
тисто-рыжий и гнедой, один - под Екатериной Бурбон, другой - под ее бра-
том Генрихом, который пышно разоделся в честь своей супруги. У старой
мадам Екатерины было не такое лицо, чтобы народ разглядывал ее на слиш-
ком близком расстоянии, особенно под этим ясным небом; она смотрела в
окно кареты. Несравненная Марго, сияя спокойствием и уверенностью, слу-
шала, как три молодые девушки что-то декламируют. Они изображали муз и в
честь королевы вели между собою беседу, которую сочинил для них поэт дю
Барта. Первая говорила на местном простонародном наречии, вторая - на
литературном языке, третья - на языке древних. Марго поняла то, что го-
ворилось по-латыни и по-французски, из сказанного на гасконском кое-что
от нее ускользнуло. Но она чувствовала, чего именно ждет от нее собрав-
шийся здесь народ: сняла с шеи роскошно затканный шарф и подарила его
местной музе. И вот она уже покорила сердца, да и ее сердце забилось го-
рячее.
Мадам Екатерина зорко все разглядывала в этой сельской, столице. Ее
прежний королек прямо из кожи лез, чтобы принять королев и их свиту как
можно лучше, насколько позволяли его средства, и угощал всем, чем только
