состоит эта расширительность. Во-первых, ясно, что способы анализа внешне
самостоятельных систем, которые в нашей терминологии являются вторичными,
в основе которых лежат псевдоструктуры сознания, состоят прежде всего в
том, чтобы выявить путем некоторых редукций, какие именно содержания
символики интерпретируются. Это необходимо для того, чтобы увидеть
действительно самостоятельную жизнь сознательных содержаний, которые
произведены в каком-то совершенно другом месте, и иначе, чем о них
говорится, увидеть их независимо от того, как они разрабатываются в
системе, или как люди понимают свою задачу в разработке этих содержаний и
используют их в своем системосозидании (Systemenbildung в смысле Фрейда).
С точки зрения выявления сознательного содержания, которое подверглось
дальнейшей переработке, то есть содержания, трансформированного в
дальнейшем в псевдоструктурах или вторичных системах (выраженных в
идеологических псевдосимволах), концепцию сна во фрей-
дизме можно прокомментировать так: сон есть лишь в некотором смысле
состояние сознания, поскольку он фиксируется и обнаруживается только через
заданную культурой; чисто идеологическую схему интерпретации его
содержания. Все другие его характеристики (обнаруживаемые "снизу") будут
по преимуществу относиться к психологии, психофизиологии,
электроэнцефалографии и т. п. Само понятие сна предполагает не столько его
"запомненность", сколько возможность его объективной интерпретации, а
также и знания о том, что такая интерпретация существует. Но эта
интерпретация как идеологическая система сама может быть разгадана двояко.
У Фрейда она выступает как показ человеку, запомнившему сон, того, "кто он
есть" в чисто психологическом смысле. (Символика сна здесь - вторичная
психологическая символика.) Рассмотрев эти вновь "восстановленные"
символы, реконструированные из псевдоструктур структуры сознания,
первичные системы, восстановленные из вторичных систем, мы можем теперь
рассматривать их в их самостоятельной жизни, соотнеся с метатеоретическим
аппаратом нашего анализа, в частности, со "сферой сознания",
представленной в символическом смысле абсолютно, независимо от какой-либо
конкретизации предметов в "состояниях" и "структурах сознания". И в связи
с этим мы должны понять предметности сознания (элементы
систем) как лежащие в едином континууме "бытие - сознание", когда
сознание, не стоящее само в причинной связи, конкретизируется одновременно
как элемент осуществления причинных связей. То есть мы имеем в виду, что
нет причинной связи сознания, а есть причинная связь и есть сознание,
которое может быть нами принято как элемент, участвующий в ее
осуществлении. Тогда, наконец, станет возможным возвращение, но уже
объяснительное, ко вторичным (третичным и т. д.) системам, представляющее
их расширенно каузально (это же можно назвать "расширенной
рациональностью").
Это можно понять в смысле нашего "Введения" на примере структуры
"причина - следствие", взятой как структура (если, конечно, такая
структура есть). В нашей психической проработке мы можем какие-то факты
прорабатывать внутри этой структуры сознания, а какие-то факты - вне ее. И
тогда для нас будет существовать расширенное детерминистское описание,
расширенное за счет того, что к таким дуализмам как "вещественное -
духовное", "материя - сознание" добавится нечто такое, что снимает эти
дуализмы в рамках нашего анализа, и тем самым мы переходим к дуализму
"символ - сознание".
Для Фрейда вещи и события сна суть символы психической спонтанности
субъекта или, выражаясь метафорически, суть элементы такой естественной,
природной жизни, которая сама себя знать не может. Но ведь вся штука в
том, что и мы-то (как субъекты снов, так и их интерпретаторы) можем узнать
эту жизнь только через эти символы, а еще точнее - только через
символическую интерпретацию запомненного. И из Фрейда же следует (хотя для
него самого это не следовало), что если, скажем, "змея" и "флаг" являются
символами психического состояния, где фигурирует мужской
половой член*, то это означает, что есть нечто, что может прочитать эти
образы в их указанном выше символическом значении. Ив этом смысле сам факт
предсказания может также получать двоякую интерпретацию. С одной стороны -
как экспозиция символов, служащих к познанию субъектом себя в своих
объективных и универсальных свойствах. С другой - как знак включенности
субъекта в ситуацию, имеющую объективное сознательное содержание. И здесь
символ будет выступать в качестве первичного символа, служащего вещным
инструментом включения в сознание, в то время как в первой интерпретации
мы будем иметь дело с псевдосимволами, то есть с вещами, имеющими
символический смысл в идеологической или другой вторичной интерпретирующей
системе.
Теперь наша задача в том, чтобы из понятой символической жизни, из
понятого уровня символов сознания снова перейти ко вторичным системам и
изобразить их реальное жизненное функционирование как развертывание - с
применением в них конечных, конкретно-определенных средств - содержания
первичных структур, то есть изобразить псевдосимволы как развертывание
содержания символов. И это дополняется возможностью психологического и
даже социопсихологического наблюдения и опыта.
Так, эдипов комплекс, по Фрейду, мы можем представить в виде
определенной натуралистической картины ("картины мифа"), которая была
зафиксирована в соответствующем драматургическом тексте. В то же время
- ---------------------------------------
* Здесь очень важно помнить, что сама интерпретация образов сна может
происходить (так, как это делалось в психоанализе) только через
психические состояния (а не через состояния сознания). И поэтому "мужской
половой член" здесь не что иное (опять-таки, по Фрейду, конечно), как
закодированное обозначение этого состояния, а, скажем, "флаг" - элемент
символического аппарата.
самый примитивный сюжетный анализ этого произведения показывает, что в
самой этой картине, ставшей для Фрейда образом инстинктивного поведения
мужчины, содержатся совершенно посторонние качества, которые показывают ее
псевдосимволический характер. Укажем только на одно такое качество. Все,
что бы ни происходило в пределах этой картины (а картина эта статична по
конечному результату, хотя очень динамична в плане сюжетного развития), не
имеет отношения ни к какому данному человеку как таковому, потому что все,
что в ней происходит на самом деле, есть то, что один человек делает с
другим. Мы не говорим, что это противоречие в отношении символа к
содержанию, мы говорим о другом. То, что Фрейд изобразил как натурный
символ внутренних тенденций мужчины, при самом элементарном поведенческом
анализе оказывается картиной тенденций совершенно определенной структуры
человеческих взаимоотношений. Древние индийцы сказали бы, что в этой
картине человек сам по себе ничего не делает. Делая что-то с другим, он
обнаруживает себя типично европейским образом, а именно - в рамках
деятельности. Эдип как герой трагедии обнаруживает себя только поскольку
он убивает своего отца, поскольку он спит со своей матерью, постоянно
проявляет динамику внешних, предметных актов взаимоотношений. Для нас
совершенно очевидно, что таким натурным динамическим образом,
воспроизводящим образ работы психического механизма, символика сознания
(то есть символов, а не псевдосимволов) существовать не может. Мы здесь
имеем дело опять-таки со вторичным образованием, где включена уже
сложившаяся определенная система символических представлений. Вещи и их
движения (о которых нам неизвестно - символы они на самом деле или нет)
получают в психической работе значение символов. И
Фрейд (он делает это прекрасно) пытается задним числом возвести их к
какой-то первичной символике человеческого бытия, каковой они сами по себе
не являются.
Возьмем теперь пример общеизвестной в этнографической и мифологической
литературе тройственной символики пола: Земля как символ женского начала,
Солнце как символ мужского начала и Луна как символ андрогинного,
гермафродитного начала. Сейчас мы не занимаемся вопросом - являются ли эти
символы первичными. Гораздо существеннее другое: эта тройственная
структура сама по себе может оказаться единичным символом сознания, единым
символом работы определенной структуры сознания, содержательность которой
проецируется на нашу психику в виде триады Солнца, Луны и Земли. Это ни в
какой мере не значит, что "женское" в сознании в психической работе
символизируется как Земля, а "мужское" - как Солнце, "андрогинное" - как
Луна. Ничего подобного, ибо опять-таки, все это нам дано в виде вторичных
символических структур, которые требуют дополнительного анализа, выявления
самого принципа, по которому то, что положено в первичной системе,
делается для субъекта психики естественно понятным и само собой
разумеющимся во вторичных*.
Теперь вернемся к одному побочному, но весьма важному обстоятельству,
о котором было упомянуто выше, когда мы говорили о распространенности
психоанализа в культуре. Характерной чертой повседневной бытовой культуры
является некоторое заимствование из символических систем, становящееся
способом самоотчета субъекта данной культуры. Но это же характерно для
- ---------------------------------------
* Вполне возможно, что именно здесь мы встречаемся с идеей
"повторяющейся вертикальной тройственности" как со структурой сознания, по
отношению к которой приведенная выше "половая триада" явится вторичной
интерпретацией в смысле натурных психических состояний.
нашей процедуры мышления или для той области думанья, в которой мы
движемся. То, что мы развиваем в виде нашего думанья о психике, может
оказаться терминами самой нашей психической жизни в ее отношении к жизни
сознания. Особенность этой области думанья состоит в том, что некоторые
содержательности, типа "Я", например, которые по нашему определению
принадлежат психической или психосознательной жизни, развиваются на уровне
вторичной (концептуальной) интерпретации "Я" (скажем, в терминах теории
Фрейда). Говоря об этом, мы хотим подчеркнуть, что здесь непосредственно
сама психическая жизнь, в той мере, в какой она что-то "извлекает" из
сознания, может осознаваться в терминах какой-то научной теории как
научное исследование. И раз такое исследование существует, то область, в
которой оно осуществляется, обладает следующим свойством: то, что в ней
развивается как научная терминология, может потом оказаться материалом для
развития тех вторичных символических образований, которые в науке сами
являются объектом анализа. Например, псевдоструктуры "Я" могут быть
приведены в соответствие с терминами, которые в другой ипостаси существуют
внутри научного исследования.
Точно так же само рассуждение о символах, сама работа мысли,
движущейся в области символов, где существует дуализм "символ - сознание",
само это рассуждение может стать терминами непосредственной жизни
сознания, жизни носителя этого рассуждения или любого человека,
осуществлявшего это рассуждение. Там будут возникать какие-то иные
(разные) структуры "Я" или системы "Я", в которых в качестве терминов
непосредственного осознания субъектом самого себя будут применяться
термины, выработанные рассуждением об области "сознание - символ". То есть
мы бы сказали, что какая-то действительная жизнь теории здесь превращается
в недействительность реальной жизни. Совершенно
очевидно, что когда Фрейд создавал свою теорию, то, при всей ее
натуралистичности и типичности для классической эволюционистской культуры
научного мышления конца XIX века, она вошла в современную культуру не в
качестве научной теории, а в качестве идеологического мифа и получила
вторичную научную концептуализацию и новую жизненную историю. Когда мы
спрашиваем, действителен ли психоанализ как один из способов внутреннего
описания жизни современного среднего человека, то ответ на этот вопрос,
если мы, например, имеем в виду неврозы, ни в какой мере не может
