вознаграждением привык считать я! Я восстановлю справедливость – но что
получу я за это, кроме нищенского жалования своего? А вот вора не
назовёшь бедным – иные из них немало украсть успевают. Не буду я его
карать сурово – глядишь, и со мной поделится. А потом снова украдёт – и
снова заставлю поделиться я его. А придётся-таки упечь его – так другие
найдутся, свято место пусто не бывает. Так зачем буду я во имя какой-то
там справедливости убивать курицу, золотые яйца мне приносящую?»
И в самых радужных снах своих видят они миг прекрасный, как получат
то, чем «поделятся» с ними. И грызутся друг с другом за перепавшее,
звериным оскалом своим в грязных склоках пугая друг друга, и топят и
душат вчерашних соратников своих, с коими награбленное не поделили, и,
каждый день в зеркало глядя, не замечают, что всё менее на псов похожи
они – уже по-волчьи смотрят глаза их, глаза опричников. И, видя всё это,
готов бы был простой люд сам себя защитить, без липовой опеки их
обойдясь – но разве допустят они такое? Если всех злодеев со света сжить
– кто же с ними делиться-то будет?.. «Забудьте об оружии – преступно
иметь его! – кричат они. – Зачем оно вам, когда есть мы? Самосуд
преступен – лишь по решению суда может быть злодеем признан кто бы то ни
было!» И, сдувая пылинки с мундиров своих днём, вечером звенят бокалами
дорогого вина в тёплых компаниях воров и убийц, стоя на страже
безнаказанности их. Но даже с ними дружбы не способна вести волчья
натура их: всегда готовы цепные псы по заказу одних из них других
уничтожить…
Не существуют цепные псы сами по себе – правитель вскармливает их и
на цепь сажает, дабы с лаем на вора бросались они. Но много история
знала правителей, которых сильно волновала бы судьба подвластного им
народа? Да полноте – знала ли она таких вообще? Не о народе – о себе
пеклись они веками. И не справедливости ради на воров охоту объявляли –
а дабы не мешали те беззаботно грести под себя им самим. И не
правопорядок защищать – лишь видимость защиты той создавать призваны
цепные псы, и не от злодеев простых смертных уберегать – удерживать в
подчинении их, а если захочет правитель – то и в рабстве полнейшем – вот
истинная их задача. Помощь и защиту не устают обещать они, но не за этим
на цепь посадили их…
В идеале в царстве Нормы не будет места преступности – отпадут сами
причины, злодеев порождающие. Но тогда и надобность в цепных псах
исчезнет, а значит – сделают они всё, дабы никогда не вернулось
человечество в Норму природную, и злые языки их перенаселённость
прославлять будут, вколачивая ещё один гвоздь в один огромный
«деревянный бушлат» всем обитателям планеты Земля. Но идеал
труднодостижим (да достижим ли он вообще?), и потому надобность в
защитниках, в истинных стражах порядка, в поборниках справедливости,
возможно, сохранится. Тогда кто сможет достойно заменить опозорившихся,
давно лишивших себя доверия цепных псов? В экономике кроется ответ на
вопрос этот. Любой, в Норме существующий – прежде всего производитель, а
все производители стремятся к какому-то более-менее полному объединению:
так всегда лучше, чем изматывающая конкуренция и война каждого в
одиночку против всех. Будущее человечества – это будущее крупных
корпораций, в которых каждый будет либо состоять, либо так или иначе
активно сотрудничать с ними. Службы безопасности этих корпораций,
наделённые функциями детективных агентств – вот во многом достойная
замена лишь о себе заботящимся цепным псам. Корпорация заинтересована в
стабильности бизнеса своего – и не позволит она посягнуть на того, кто
частью её стал.
БЕЗВЕСТНЫЙ ПУТНИК
…Мы повстречались морозным январским вечером. Стояла лютая стужа,
и, устав после долгой дороги, я решил остановиться и развести костёр,
дабы хоть немного согреться. Уже почти совсем стемнело, холод ночи вовсю
давал о себе знать, и, занятый своим делом, я не заметил, откуда пришёл
он. Случайно подняв глаза, я увидел его, когда он уже подошёл почти
вплотную.
– Не помешаю? – просто спросил он.
– Да нет, ради бога, – ответил я. Одинокий путь, которым шёл я много
дней, порядком наскучил мне, и компания нового собеседника оказалась бы
как нельзя более кстати.
Я ждал, когда он заговорит, но незнакомец молча грел руки у костра.
Наконец, я внимательнее взглянул на него, и странное чувство вдруг
посетило меня: очередной каприз погоды, похоже, совершенно не трогал
его. Он не был молод, но смотрел на меня весело и задорно, и блеску его
глаз позавидовали бы многие из представителей современной молодёжи.
Я первый решился нарушить повисшее молчание.
– Да, погода сегодня не подарок!
– Погода? А что погода? – в ответ оживился он. – Как говорят
англичане: «Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда».
– Так то англичане! – ответил я. – У них ведь таких проблем нет,
как у нас!
– Проблем? Да каких проблем? – с неподдельным удивлением в голосе
спросил мой собеседник. – У нас нет проблем, кроме тех, что мы создаём
себе сами.
Прозвучавшие слова заставили меня вновь присмотреться к нему. Одет
он был неброско, хотя по всему в подборе вещей его угадывалось, что
хозяин их имеет вкус. Происходил он явно из интеллигентов – тех, рядом с
которыми подвыпивший работяга вряд ли смотрелся бы выигрышно, но –
странное дело – в голосе его я не услышал тех брюзжащих интонаций, по
которым так легко распознаются сегодняшние вечно чем-то недовольные, как
они гордо себя именуют, приверженцы умственного труда.
– Так о каких проблемах речь? – продолжил меж тем он. – Поведайте
мне, молодой человек – может быть, я чего-то не знаю?
– О каких проблемах? – уже позабыв про мороз, переспросил я. – Да
хотя бы о том, в чём причина богатства одних и нищеты других? Сидящий во
власти может быть бездарем, но при этом будет купаться в роскоши, а
талант из простых смертных – оказаться невостребованным, никому не
нужным и умереть в нищете?
– Не забывай об одном, – незаметно перейдя на «ты», ответил он, –
любой ставленник правителя, бездарь он или гений, будет у власти лишь до
тех пор, пока он устраивает систему власти, выстроенную в государстве. И
пока он её устраивает – зачем власти кто-то ещё, кто, возможно, со
временем сможет сбросить своего повелителя с трона с тем, чтобы занять
этот трон самому? А что касается талантов – человеку мало быть
талантливым, нужно ещё найти своим способностям достойное применение,
без чего самый великий талант в мире не стоит ломаного гроша.
– Жизнь несправедлива? – насмешливо спросил я.
– Напротив! – возразил он. – Жизнь в высшей степени справедлива!
Всех и каждого она расставляет по своим местам, просто не каждому в ней
находится достойное место. Естественно, те, кто обделён, недовольны
долей, доставшейся им, и требуют какой-то призрачной справедливости.
Какой справедливости? Разве мыслимо всех сделать богатыми и счастливыми?
Иисус Христос, как гласит легенда, пятью хлебами накормил всех голодных
– я до сих пор горю желанием раскрыть секрет, как ему удалось это
сделать! Но даже если завтра вдруг случится чудо и что-то подобное
произойдёт – что, если послезавтра этих «всех» станет вдесятеро больше –
где на них ты найдёшь богатства и счастья?
– Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы? – вновь
не без сарказма спросил я.
– В какой-то степени – да, – впервые он чуть заметно вздохнул и
выдержал небольшую паузу. – Нас стало слишком много, и многие неизбежно
лишними стали, человеческая жизнь по крайности обесценилась. Ты будешь
ценить то, чего у тебя много и достаётся тебе это легко? Видишь,
например, этот коробок спичек? Спичек этих полно, и стоят они гроши –
станешь ты бережно относиться к ним? Зажёг – и выбросил. Вот и с собой
мы сейчас всё чаще позволяем поступать также. Таковы, говоря языком
экономической науки, законы рынка, законы спроса и предложения – но
почему, принимая непреложность их в отношении товаров и услуг, человек
не хочет признать справедливость их и в отношении себя? И каковы
результаты глупого его упорства такого? Как относятся к нам сегодня
сильные мира сего? «Не нравится такая жизнь – не живите, никто ведь не
заставляет», – чуть ли не открыто готовы заявить нам представители их.
Будь нас меньше – они бы много раз подумали, прежде чем «выдавать» нам
такое, ведь тогда мы были бы более ценны, а к ценному не станешь
относиться пренебрежительно. «Лучше меньше, да лучше», – не на пустом
месте родилась пословица та.
– Что же теперь? – спросил я. – Не создавать семей, не продолжать
род свой?
– Да почему, напротив! – возразил он. – Очень даже продолжать –
повальное увлечение мальтузианством ни к чему хорошему не приведёт. Но
пусть каждый задумается, какое потомство ему следует после себя
оставить: будет ли оно занимать достойные позиции в обществе людей или
будет обречено на вечную борьбу за выживание, которая в итоге всё равно
может закончиться ничем? Ты, я думаю, заметил, что некоторые народы
прямо-таки плодятся, как саранча – правительства их уже меры вынуждены
принимать, дабы ограничивать рождаемость, – и в итоге выживать вынуждены
подобно этой самой саранче, объявив тотальную войну всему остальному
миру, да и друг другу, наверное, тоже. Чудес не бывает – везде, где есть
сегодняшняя элита общества человеческого, она уже давно сформировалась и
живёт по клановому принципу, большинство так называемых «уважаемых»
граждан просто-напросто унаследовали своё положение в обществе от
родителей, человеку со стороны вряд ли светит когда-нибудь занять такое
место. Но жажда заполучить что-то подобное и демагогия обманщиков и тех,
кому они сумели запудрить мозги («Каждый может добиться успеха, надо
лишь немного постараться!» – заявляют они; добьёшься ли ты чего-то – ещё
неизвестно, плодами твоего каторжного труда элементарно могут
воспользоваться другие, а вот что сил угробишь немеренно, дабы чей-то
чужой карман пополнить – это точно!), подстёгивают их – и человек всю
жизнь лезет из шкуры наружу и в итоге зачастую всё равно не получает
ничего. И если вероятность такого исхода будет велика – не лучше ли
сократить это потомство, дабы количество таких людей во всём мире из
поколения в поколение неуклонно уменьшалось? Тогда и неудачников будет
меньше, и достойным спокойнее – на их место со временем будет всё меньше
желающих.
Он помолчал, а затем продолжил:
– И это – лишь одно из зол. Второе, не меньшее, чем первое –
цивилизация, объявленная благом, но уже не одно десятилетие, как ставшая
проблемой. Человек всё время хочет сделать свою жизнь лучше, комфортнее,
удобнее, но, стремясь к этому, наживает ещё больше проблем. Создавая
одно, он явно или незримо разрушает другое и тем самым сам себе яму
роет. Цивилизация даёт определённые блага? В какой-то мере – да, но у
каждой медали есть своя оборотная сторона. Человек придумал машины – и
понадобилось ему топливо для них, и научился он добывать его из земли,
но грязно оно и превращает в грязь всё вокруг и там, где добывается оно,
и там, где используют его. Однако людям нужно оно, они готовы его
покупать, а значит – будут те, кто наживётся на его добыче. Привыкнув
обогащаться на ней, сделают они всё, чтобы текло оно рекой, пока не
вынут из земли всё подчистую, и не позволят никому остановить себя.
Своим богатством привлекут они на свою сторону правителей, и целые армии
будут готовы ринуться в бой, защищая роскошь, в которой привыкли жить
они. Они считают себя гениями бизнеса, но на самом деле они не просто
неразумны – они безумны, ведь они разрушают планету, на которой мы все
живём, рубят сук, на котором сидят и они сами. Самый умный человек
способен до самой последней минуты надеяться, что что-то нехорошее
произойдёт не с ним и не сейчас – и остальных заразить роковой
беспечностью этой. И, слушая таких, мы покорно разрешаем рубить им этот
самый сук, более того – мы невольно поддерживаем их, покупая у них то,
добывая что, медленно, но верно разрушают они наш общий дом. Когда из
