от него мнимые друзья его, других мужчин предпочтут «практичные» подруги
его, за ними же, не раздумывая, последует и расчётливая супруга его. Всё
рухнет вдруг в один момент, и из победителя и хозяина жизни превратится
он в неудачника, вынужденного вновь искать себе чёрное занятие,
достойное простолюдина, дабы хоть как-то прокормиться. И с изумлением
вопрошает он себя: «Что произошло? Как такое могло случиться? Почему я,
ещё вчера такой крутой, уважаемый, респектабельный, сегодня стал никому
не нужен? Почему отвернулись от меня? Что я делал не так? Ведь я же не
грабил, не воровал: добровольно отдавали мне люди деньги свои – значит,
нужно им было то, что покупали у меня они! Так что изменилось?!»
Не понимает он или не хочет понять одного: сказка, в которую
поверил он, в которой так понравилось жить ему и которую так жестоко
отнял у него злодей по имени Кризис – иллюзия, рассеется рано или
поздно она неизбежно, как дым. Возненавидел он кризис и записал себя в
невинные жертвы его, но кризис – не зло, это вышедший из Нормы стал
злом: ведь, обречённый на борьбу за выживание, готов он на всё, на любую
подлость, жестокость и предательство, готов создавать великое множество
колоссов на глиняных ногах и даже грабить и убивать кого угодно,
прикрываясь циничной пословицей: «Цель оправдывает средства». А потому
не разрушителен кризис сам по себе: наоборот, благотворное несёт он с
собой, ведь он – не более чем то же своеобразное возвращение в Норму,
безжалостная ликвидация всего лишнего, того, что лишь временно могло
существовать в угоду призрачной нужности своей, а значит – несло больший
вред, потому что воспринималось как постоянное, то, на что можно
рассчитывать, оперевшись на что, можно было бы уверенно в будущее
смотреть, не опасаясь особо сюрпризов дня грядущего. Кризис – проверка
на прочность всего, что человек в угоду корысти своей посчитал нужным
создать, что объявил стоящим, грандиозным и монументальным, но что
нередко лопалось нежданно для всех, как мыльный пузырь, сразу же, как
только сгущались тучи над ним и сменялось ненастьем ясное безоблачное
небо. И в этом и заключается вся нужность кризиса: подчистую уничтожает
он всё, что вышло из Нормы, ведь если поощрять такое – разрастётся оно,
как бурьян на плодородном поле, и в итоге истощит всю плодородность его.
Потому, как правило, и не всем суждено пережить его… Не бывает, как
лживо утверждает сегодняшняя экономическая теория, периодов роста и
периодов упадка, подъёмов и спадов и подобного тому – есть периоды
создания лишнего и периоды ликвидации лишнего. Ведь никогда, что бы ни
случилось, не рухнет то, что действительно нужно и стояще, что реально
есть удовлетворение стабильного спроса, без чего не обойтись
человечеству в жизни своей. Одержимый бизнесом своим, на поверку гнилой
конторой оказывающимся, бесспорностью приоритета призрачного развития и
процветания его, которую сам же себе и внушил, не захотел человек
признать одного: если вышел он из Нормы, как и покупатели его – обречено
предприятие его. И рано или поздно споёт палач по имени Кризис по нему
отходную…
И нужно ли далеко ходить за примерами? Вот целый рой мелких частных
фирм – как галки, бросаются они всюду, где светит хоть какой-то барыш, и
грызутся друг с другом за крохи его, и ярмо каторжного труда приготовили
хозяева их простым работягам. Появляются они, если вдруг возникает
надобность в них, и исчезают вместе с этой надобностью, и вновь
появляются – и нет ни у кого, занятого в них, твёрдой уверенности, что
завтра не окажется его компания не у дел, а сам он не будет выброшен на
улицу. Потому нет никакой уверенности у сотрудников их в завтрашнем дне
– и о такой жизни мечтали они? А вот стоит завод, мощное
предприятие-производитель: нужные всем изделия производит он, будь то
хоть гвозди или стулья. Чего бояться ему, какой кризис подкосит его? Не
выходил из пределов Нормы он, он нужен – и несгибаемо превосходство его
одного над десятками «Рогов и копыт», проходимцами создаваемых.
Потому никаких кризисов не стоит бояться живущему в Норме – всегда
соберёт свой урожай он и прокормит себя и свою семью: производит он лишь
то, что действительно нужно, не меньше, но и не больше. Норма даёт ему
все возможности для этого, и никакие кризисы ему не страшны, так как
продажа излишков урожая или производства и прибыль – не более чем
надстройка в хозяйстве его, и не боится он потерять покупателей своих,
ведь и без них проживёт он. Изначально достойно существовал человек там,
где была у него возможность заниматься сельским хозяйством, возделывать
землю. Города, промышленные производства, корпорации – опять же не более
чем надстройка над скотоводством и земледелием, надстройка, зависимая от
благополучия их всецело. Торговец боится за свой бизнес, но разве кто-то
заставлял его бросать хозяйство своё и идти на рынок, где ничего не
обещано ему? Существование, построенное исключительно на сбыте излишков,
не подкреплённое собственным натуральным хозяйством, подобно глиняному
колоссу – ведь завтра этих излишков может и не быть… Каждое
перенаселённое государство, не желая довольствоваться имеющимся,
стремится заполучить лучших производителей, выгодные контракты, большие
инвестиции. Мировая экономическая действительность давно уже
превратилась в постоянное перетягивание одеяла на себя. И когда это
«одеяло» достаётся другому – каков будет финал сей безумной лотереи?
Как тут ещё раз не вспомнить про поле и земледельцев на нём!
Работая в одиночку на большом поле, обрабатывает один земледелец лишь
часть его – ту часть, что необходима ему для собственного выживания и
продажи излишков урожая, если найдёт покупателей. Остальная часть поля
не используется. И вдруг случилось, что поразили соседних земледельцев
неурожай и засуха, и не получили обычные покупатели товара их желаемого.
Но ведь они хотят получить его и готовы заплатить достойную цену. И
тогда ещё один земледелец, появившийся на поле первого, обрабатывая
неиспользованную часть поля, может неплохо заработать и даже
обогатиться. Но неурожай и засуха у соседей будут не вечно, и рано или
поздно всё вернётся на круги своя. Их покупатели вновь возвратятся к ним
– они их привычные продавцы, у них они покупают много лет. И будет в
одночасье оставшийся не у дел второй земледелец, уже привыкший к
прибыльности дела своего, горевать о доставшейся ему плохой доле, не
желая признавать, что иначе и быть не могло – его дело изначально было
обречено в конечном итоге на провал, успех мог быть лишь временным…
Вновь борются Добро и Зло за души людские, и каждое нашёптывает
своё, стремясь перетянуть человека на свою сторону. «Создай больше – и
обогатишься!» – шепчет Зло. «Лучше меньше, да лучше!» – шепчет Добро. И
я на его стороне.
ПРАВИТЕЛИ
Они существуют давно. Даже живущий в Норме нуждается в них – ведь
не со всем способен он справиться в одиночку. Норма не всегда держится
на торжестве индивидуализма – были, есть и будут дороги, которые лишь
совместно осилят идущие. Но путь группы без вожака – это путь в никуда,
путь стада, которое на пути своём в конечном итоге не найдёт себе
ничего, кроме ножа мясника. И группа выбирает его – лучшего, способного
повести их к свету, и идёт за ним, потому что без него она не достигнет
намеченной цели, но и он без них не осилит тяжёлого пути. Лидер требует
подчинения – иначе он перестанет быть лидером. И группа подчиняется его
диктату – но только пока не кончилась дорога.
Живущий в Норме не боится диктата их – он независим и не позволит
превратить себя в раба. И правители, чьи государства в Норме – не более
чем очаги совместно создаваемой цивилизации, мудры по отношению к таким,
ведь они – основа процветания их, незыблемости власти. И вся жёсткость
правления их – не самодурство, а тот цемент, что укрепляет стены замка
их. Каменные стены, что в тысячу крат прочнее, чем стены первобытных
хижин из соломы, дабы спокоен был живущий в Норме за себя и семью свою,
защищённей чувствовал себя он – если, конечно, появится нужда в таком.
Однако появились те, кому уже нет места в Норме – и они воспользовались
этим.
Вышедшие из Нормы вынуждены бороться за выживание. Для сохранения
жалкой, никчемной жизни своей на всё готовы они, и участь презренной
собаки, обглоданной кости с хозяйского стола ожидающей, дабы наброситься
на неё с рычанием и жадностью на потеху хозяину и гостям его, уже не
считают позорной – удивительным образом научились они оправдывать всё,
что постыдным посчитал бы для себя любой в Норме живущий. Правитель
зовёт их к себе в рабство, рабство законов и воли его, обещая некоторые
блага в обмен на их зависимость от него. И вот уже готовы слабые души на
все унижения.
Попав в зависимость, вынужден такой беспрекословно исполнять волю
господина своего. Властитель говорит ему: «Ты видишь богатство? Я
достоин его, а значит – имею право. Я выше, сильнее, умнее тебя, а
значит – мне решать, чьё оно будет. Не спорь со мной – иди и принеси мне
его!» «Но мне придётся отнять его у других, – неуверенно возражает
человек. – Отнять у тех, кто, возможно, мне дорог, отнять у земли, у
детей…» «Да, отнять, и что в этом нового?! – грозно вопрошает
властитель. – Разве не так, отнимая и разрушая, живёшь ты сотни лет? Или
не хочешь ты получить награду? Награде в этот раз предпочтёшь ты
голодную смерть?!» И, в очередной раз уподобляясь бросающейся за куском
хлеба бродячей собаке, берёт человек в руки меч…
Свершив своё чёрное дело, удаляется он на отдых. Рассматривает он
меч свой, которым ещё вчера рубил и убивал, и тяжкие мысли начинают
одолевать его. Почему всё так? Почему вынужден исполнять он волю
повелителя своего, почему не может воспротивиться он? Но что будет, если
он воспротивится? Правитель велит казнить его, а на его место найдут
другого – такое же ничтожество, как и он сам, в угоду хозяину своему
ставшего таким же безжалостным убийцей. И всё повторится сначала. И
невдомёк рабу, что бессилен что-либо изменить он: вышел он из Нормы, и
подписан уже приговор ему. Он обречён, и потомков его ждёт то же самое –
правителю нужны мясники для исполнения воли его, а свободных мест в
Норме уже давным-давно не осталось…
Создав государства – норы свои, настороженно, ощетинившись дулами
орудий, смотрят они на весь остальной мир, дулами орудий в ответ
ощетинившийся. Рубежи владений своих очертили они – и защиту их почётным
делом объявили, почётным для подданных своих. «Защита и оборона владений
наших от врагов лютых – вот первейшее дело!» – заявляют они, сами же в
любую минуту готовые на соседа своего войной пойти, как только решат,
что есть шанс войну эту выиграть. И уродливость созданий этих ещё в
позапрошлом столетии заклеймил позором великий Ницше: «…каждый народ
говорит на своём языке о добре и зле – этого языка не понимает сосед.
Свой язык обрёл он себе в обычаях и правах. Но государство лжёт на всех
языках о добре и зле: и что оно говорит, оно лжёт – и что есть у него,
оно украло… Рождается слишком много людей: для лишних изобретено
государство! Смотрите, как оно их привлекает к себе, это многое
множество! Как оно их душит, жуёт и пережёвывает! «На земле нет ничего
больше меня: я упорядочивающий перст Божий» – так рычит чудовище. И не
только близорукие… опускаются на колени…»(Ницше Ф., «Так говорил
Заратустра», пер с нем. Ю.М.Антоновского. – М.: Академический Проект,
2007. – с.56.) «Для нас важен каждый!» – так лицемерно заявляют они
сегодня – до сих пор не оскудевает Земля лишними, для которых и
приготовлены эти лживые речи. Зачем сегодняшние государства,
лермонтовской «немытой России» подобные, зачем законы, зачем границы,
зачем заборы и каменные стены, зачем пушки и армии тому, кто в Норме
живёт? Кто, не вышедший из Нормы, захочет пойти войной на него? От кого
защищаться ему? Разве станет кто-то разумный желать большего, когда у
него и так всё есть?
ЛЮДИШКИ
