Что представляет из себя живущий в Норме? Он работник, он
созидающий, строитель и производитель, создающий то, что нужно ему и
сородичам его. Он пристроен, востребован (и, как следствие – обеспечен),
уважаем и ценим, правила, по которым живёт он, более созданы им самим,
нежели кем-то другим или обстоятельствами навязаны. Подчиняется он
законам правителя своего, но законы эти в основном созвучны общепринятым
нормам морали, кои и без них всегда принимались человечеством, как
непреложные правила достойной жизни. И меч его – не более чем орудие
защиты, уже много лет лежащий без дела, и потомство его немногочисленно,
но сильно, и богатырское здоровье и врождённое трудолюбие – вот главные
черты его, из поколения в поколение с молоком матери передающиеся. И
осознание неподдельного счастья, радости действительно полноценной жизни
– как два крыла, что несёт живущего в Норме и потомков его через всю
жизнь их.
Вот то, чего никогда не будет у вышедшего из Нормы. Обделённость
сопутствует таким на протяжении всёй жизни их и, не понимая причину её,
наполняются сердца их завистью и злобой ко всем, в Норме живущим – ведь
больше имеют те от жизни. Прячут тщательно от народа правители истинную
причину обделённости той, и живёт в недалёких умах ненависть к в Норме
живущим, не знающая причины своей и из поколения в поколение
передаваемая. Так создаётся масса – масса серых, безликих людишек, не
светит которым добиться чего бы то ни было в этой жизни, отвращение
испытывающих ко всем, кто ярок, талантлив, кто отличается от них, и
культ отвращения этого – пожизненный удел их. «Инициатива наказуема…
Выше головы не прыгнешь… Знай сверчок свой шесток…», – так оправдывают
такие серость свою, своё пожизненное на дне пребывание. И цветёт буйным
цветом отвращение это в умах и сердцах их – важно правителям, чтобы
никто в массах никогда не понял истинной причины всех несчастий их и не
поведал миру о них. Ведь пока жив будет в умах и сердцах массы образ
живущего в Норме как того, кто незаслуженно больше в жизни имеет – не
«свой» он массе, не такой, как она, а значит – против неё он, не дойдёт
масса умом своим до истинных причин всех несчастий своих и дальше будет
пребывать в рабстве у сильных мира сего. Потому каждого, кто попробует
раскрыть миру глаза на причины эти, предадут анафеме они и лишат права
на достойную жизнь в их обществе, «приличном» именуемым, но не своими
руками: опять же ловко выдадут такого за безумного, за ущербного, того,
кто речами своими более мешает, нежели пользу приносит. Отличается он от
толпы, белой вороной среди остальных серых выглядит, не «свой» он толпе,
а потому – бей и гони его, толпа! И радостно потирают руки расправу
свершившие, празднуя победу свою над отщепенцем, коему тайно завидовали
и потому ненавидели его ещё больше, не понимая, что на самом деле
никакая не победа это: никого дикость и серость победить не способны, и
изгнание одиночки – это его победа над толпой, опасным его признавшей.
Тот, кто отличается от других, ищет своё место под солнцем и, независимо
от того, найдёт он его или нет – он уже победитель: не примкнул он к
толпе, не стал бессловесной частью её, не поддержал её в её «славных
делах», бурей в стакане воды, по сути своей, являющихся, но, тем не
менее, в кабаках и пивных затем с азартом и восторгом неандертальцами
обсуждаемых, и в этом истинная ценность его. Нет ему места среди
людишек, недалеко умом своим от обезьян ушедших, поэтому достойное
изгнание всё же лучше, чем позорное существование в стаде их, потребует
которое непременного уподобления дикости и свинству их. Но тайно
радуются правители их – вот они уж точно одержали верх над массой, не
изменившей своё отношение к жизни и к миру, а потому – незачем им
беспокоиться о будущем своём: ещё очень-очень надолго хватит им этой
самой массы, живого материала расходного для утоления амбиций своих…
«…Низший вид разучился быть скромным и раздувает свои потребности
до размеров космических и метафизических ценностей. Этим вся жизнь
вульгаризируется: поскольку властвует именно масса, она тиранизирует
исключения, так что эти последние теряют веру в себя и становятся
нигилистами…» (Ницше Ф., «Воля к власти». – СПб, Изд. группа «Азбука
классика», 2010. – с. 40.) Кто способен осудить индивидуалиста, на смех
поднять его за вольнодумные мысли его? Человек толпы, массы. Но кто есть
этот самый человек толпы, чтобы навешивать ярлыки? Чего он добился в
жизни, что создал, чтобы делить других на достойных и ущербных, чтобы
кого-то во второсортные записывать? На фоне яркого индивидуалиста
бездари будут выглядеть ещё ущербнее – потому не приемлет толпа
индивидуальности. Но толпа не способна сама идти вперёд – лидера,
поводыря будет искать она. И лидер найдётся, но не на равных он будет
существовать с толпой – не ровня он им, с презрением на простых бездарей
будет смотреть он, потому как намного умнее он их и всегда может
позволить себе больше, чем они. И опасен индивидуалист для него:
вольнодумец он, непокорностью своей способный и других заразить, а
потому избавиться от такого не мешало бы. Более того: где есть король –
там есть и придворные, о троне мечтающие или хотя бы о каком-то
возвышении над выгребными ямами своими, в коих сидят и хвалят их, как
кулик родное болото своё, и для них вольнодумец тоже опасен – ну как
тоже возжелает на то место посягнуть, которое они уже для себя
присмотрели?
Так проходят века, поколения поколениями сменяются, и не замечают
людишки – высокопоставленные и не очень – как тихо, постепенно,
исподволь, исполняется суровый приговор Природы, не избегнуть которого
никому из них. Как мало-помалу, незаметно уходит жизнь из городов их.
Уходит творчество и создание, серости и однообразию место уступая.
Уходят художники и предприниматели – зачем им города, где не ценят их? И
утекают капиталы, и женщины не ищут себе больше женихов здесь, и
прерывается один род за другим. На задворки истинной, полноценной жизни
становятся выкинуты поселения людишек – резервации постепенно всё больше
начинают напоминать они. И превращаются в отстойники города, толпу своей
иконой избравшие, и спиваются жители их, и постепенно и незримо затухает
жизнь в них, и пустеют кварталы их, и в руины превращаются проспекты их
– неумолимы палачи Природы, Норму её хранящие, и неизбежно исчезнут с
лица Земли города, лишними ставшие…
И вновь борются в душе человека Добро и Зло, и каждое свою
достойность оправдывает. «Приспособься к толпе!» – шепчет Зло. «Беги от
толпы!» – шепчет Добро. И я на его стороне.
ЗАКОНЫ
Государства породили их. Возжелал правитель закрепить власть свою,
и все без исключения подданные должны подчиниться воле его – наказание
ждёт несогласных. Так появились законы, волю властителя призванные
выразить. Ту волю, с которой однажды занявший трон сделает всё, чтобы не
лишиться его, ведь сильный мира сего хочет быть единственно сильным –
конкурентов не потерпит он. Не преступников – соперников истинно
призваны изничтожить законы его.
«Убийство – преступно! – заявляют они. – Но не смей карать за него
– лишь мы имеем на это право, волей государя закреплённое! Правосудие –
единственный арбитр во всём, безраздельно решающий, кто виновен, а кто
нет – не противоречь воле его, иначе сам попадёшь под его каток! И если
кого-то оправдываем мы, кто злодеем кажется тебе, не перечь нам – иначе
завтра и тебя можем объявить мы преступником». Но правосудие – не Бог и
не высшая сила: такие же люди отправляют его. Что, если злодеяние
совершил тот, кто сам не из простых смертных – как много знает история
способов избежать тогда заслуженного наказания! Разве мало судей, коим
звон монет нравится гораздо больше, чем доводы справедливости и буква
закона? Разве мало адвокатов, готовых за деньги оправдать кого угодно?
Те деньги, которыми обычно не балует жизнь тех самых простых смертных.
Нет, не справедливость защищают законы – клан власть имущих и к ним
приближённых на самом деле оберегают они. И, почувствовав
безнаказанность свою, распоясываются все эти имущие и приближённые
подчас всё больше и больше. И уже не остановить их никому, кроме того,
кто осмелится бросить вызов власти их и не побоится самому на конфликт с
законом пойти, не боясь навлечь на себя гнев – нет, не власти, а
ничтожеств, ею обладающих. Ведь если закон уже не защищает его – что
толку с такого закона? Не колеблясь, в свои руки правосудие возьмёт он,
и будет имя ему – Справедливость. И, глянув в глаза его, грозным огнём
горящие, впервые испытает наделённый властью червяк, самоуверенности
которого ещё вчера не было предела, до сих пор незнакомое ему чувство –
страх.
«Воровство – преступно! – вновь возвещают законы. И тут же
уточняют: – Не пойман – не вор». Как опять же много знает история
способов воровать, не будучи ни разу пойманным! Более того – воровать в
рамках закона! «Закон несовершенен…», – оправдывают парадокс сей
законодатели. Но в чём главная задача любого из них, если не в
постоянном совершенствовании того, что зовётся законом? И если закон не
совершенен – может быть, творец его и не стремится к совершенству его? И
зачем тогда нужен закон, сравнимый с ковшом, дырявым ситом на поверку
оказывающимся?
«Вы защищены законом, – не устают заявлять служители Фемиды, – и
если вы правы – любой суд примет вашу сторону, если представите
доказательства, – и тут же уточняют, – законные доказательства.» А что
есть законные доказательства? Кучей чиновников одобренные? А если
доказательства нужны против одного из таких – даст он согласие на то,
что отправит за решётку его? Или против того, с кем ведёт тёмные дела он
– позволит он отлучить от общего дела сообщника своего, того, кто так
помогает ему в корыстном промысле его? Доказательство – оно и есть
доказательство, независимо от того, каким путём получено было оно. И
сколько ни объявляй его незаконным – ой, и затрясутся поджилки у того,
против кого свидетельствовать будет оно! «Сбор незаконных доказательств
противоправен! – вновь кричат поборники Закона. – Вторгнется собирающий
в частную жизнь других – а они имеют право на неприкосновенность её, в
коммерческую тайну частной фирмы – а она не заинтересована разглашать
её! Таким образом вред нанесут такие доказательства – суд не примет их.»
Но если кто-то чист перед Законом – разве стоит бояться ему сбора
доказательств против того, кто повинен в злодействе?
Законы издают правители, и не в интересах народа – в своих
интересах издают они их. Но нечего бояться тому, кто в Норме существует
– даже в самом деспотичном государстве он нужен монарху своему, и
никогда острый меч Фемиды не опустится на голову его, потому что как
правитель ценит его, так и ему незачем на конфликт с волей его идти.
Пристроен и востребован он, и жизнью спокойной своей вполне доволен, а
потому не видит в преступлении никакого смысла. Лишь тот, кто вышел из
Нормы, на злодеяние готов – он лишний, и нечего терять ему. «Пан или
пропал!» – вот девиз его, и с ним идёт по жизни он, надеясь чего-то
добиться, но… сказочно повезёт ему, как везёт единицам, если станет он
когда-нибудь этим самым пресловутым «паном».
ЦЕПНЫЕ ПСЫ
«Мы защитим вас! – пафосно заявляют они. – Правопорядок – цель
наша! Закон – инструкция наша, с духом и буквой его засыпаем мы и
просыпаемся! Ваше спокойствие и безопасность – вот что призваны мы
охранять! Отступит беда там, где мы!» И только смех вызывают в народе, и
раздаётся этот смех ещё до того, как успевает затихнуть эхо голосов их.
Давно забыли они о тех, кого охранять обязаны. Стяжательство стало
Богом их, и – странное дело! – даже находят оправдания они этой
бесстыдной «практичности» своей. «Могу поймать я вора, могу отправить за
решётку его, – рассуждает такой, – но что даст мне это? Простой смертный
сумеет по царски отблагодарить меня за то, что покарал я злодея, вред
ему причинившего? Совсем не похожи его жалкие гроши на то, что достойным
