Николаевич повернулся к пастуху. – У тебя погибли два сына, у
меня – сотни. Разве об этом они мечтали? – Они хотели жить.
Очень. – Мечты одинаковы у всех. Знаешь, недавно я понял, за
что можно отдать жизнь. За совесть. А все, кто погиб в этой
войне, погибли за убеждения. Но убеждения не могут быть дороже
жизни. Их столько же, сколько людей на земле, и если они
важнее – жизни нет места. – Это наша земля. – Но двести лет мы
живем на ней вместе. – Нам никто не нужен. – А если восемьсот?
Кто тогда жил здесь? И каждый народ скажет то же самое.
Неужели сейчас это стало бы дороже жизни? Наших с тобой детей.
– Мой прадед рассказывал отцу о таком же разговоре, но с
другим генералом. Может, лучше было не начинать разговаривать?
Словам больше чем двести лет. – Так что же делать, отец? –
Продолжать жить. – Как? – Со своими детьми. «Прошу пристегнуть
привязные ремни». – Голос стюардессы прервал его размышления.
Дети были совсем рядом.
ПАНТЕОН СМЕРТИ
– Ты действительно этого хочешь? – Голос окончательно привел
ее в чувство. – Увидеть тех, кто привел мир к этому? Лера
вздрогнула и медленно подняла глаза. И вдруг, вдруг… она
увидела себя. Двойник – мелькнуло в голове. Она отпрянула.
Видение исчезло. И только тут Лера обратила внимание на
гигантское зеркало прямо перед ней. Уходя во все стороны в
бесконечность, его плоскость, словно мифическое живое
существо, слегка прогибалась от расходящихся по ней
зеленоватых волн. Невозможно было избавиться от ощущения, что
натянутая тетива этой живой матрицы, исторгая очень высокий,
еле слышный и звенящий в ушах звук, всей своей плотью
сопротивлялась неведомой силе, удерживающей ее, и готова была
лопнуть в любой момент. – Это зеркало мира, – услышала она. –
В нем отражено все, кроме смерти. Смерть лежит по ту его
сторону. Там находится ее пантеон. Царство распада. – Смерти?
Но ведь это то, что ждет каждого человека? Все проходят через
нее. – Нет. Большинство людей никогда не увидят смерти. Так вы
называете всего лишь гибель тела, ты убедилась в этом сама. Но
к некоторым представителям вашего рода она действительно
приходит. Приходит сама, и, только увидев ее, они умирают.
Невозможно увидеть ее и не умереть. Голос умолк. Звенящий
высокий звук по-прежнему был единственным, что нарушало
гнетущую тишину. – Тогда что значит «умирают»? – Там умирает
их душа. Невозможно описать боль, страдания и муки, которые
предназначено пройти попавшему туда человеку. Таких слов не
придумал никто, потому что во все века никто из людей даже
представить себе не мог этот ужас. Убить душу на земле не
может даже сам сатана. Но самое страшное – бесконечность таких
мук. – Кто же попадает туда? – Те, кто потерял Бога. Он
отвернулся от них. Это конец. Живя на земле, человек невольно
испытывает страх перед Ним. Одни больше, другие – меньше. Но
испытывают все. Так и должно быть. Это говорит их память о
том, что когда-то они были вместе и видели Его. Даже те, кто
заявляет, что Его нет, даже самые отчаянные атеисты время от
времени испытывают дискомфорт от внезапно подступивших слов «А
вдруг все-таки…». Это их доля страха перед Ним. И чем меньше
эта доля, тем дальше они от Него. Но ниточка, связывающая с
Ним, пусть самая тонкая, существует всегда, пока человек
остается человеком. Тысячи лет назад дьяволу удалось исказить
смысл этого страха. Люди стали бояться Его «наказания».
Истинный ужас в другом – в страхе потерять Его, утратить с Ним
связь. Человек остается один в мироздании. Помощь больше не
придет. Его творение перестает быть человеком. – Значит, там,
по ту сторону, уже не люди? – выдавила из себя она. – Нет, еще
люди. Но уже другие. Их приводят туда в мантии дьявола. И
смерть тела для них есть момент утраты души. – Что же
происходит с ними там? Что ждет их? – Ты по-прежнему хочешь
заглянуть туда? Последним, кто побывал там, был Данте
Алигьери. Но это было еще при его жизни. Он сумел вернуться
оттуда. Ты ведь и сама знаешь, кто там. Впрочем, я не могу
здесь требовать ответа. Смотри! Вдруг вся эта огромная
колышущаяся плоскость стала надвигаться на нее. Неожиданно
Лера вновь увидела свое отражение, и резкий обжигающий холод,
проступив сквозь ее тело, сомкнулся позади. Гигантский
голубоватый купол, в основании которого она оказалась, состоял
из тысяч бесшумно колеблющихся языков голубого пламени.
Невозможно было определить расстояние до противоположной его
стены, так велик был этот монстр. Свода у купола не было, его
овальные стены уходили в округлую мрачную черноту,
напоминавшую воронку. Словно гигантская газовая горелка слабо
освещала пространство внутри. Казалось, в этом зловещем
безмолвии никто не существовал и ничто не нарушало мертвой
тишины. Глядя на эту мрачную картину, она заметила, что каждый
из языков скрывает стекловидные ниши с едва заметными
очертаниями каких-то вкраплений. «Нужно подойти ближе, –
подумала она. – Но сколько же нужно идти?» Расстояние
определить было невозможно. Лера попыталась сделать первый
шаг, но попытка ни к чему не привела. Кто-то неведомый стоял
на пути ее желания. Такого с ней еще не было. Неожиданно она
поняла, что одна из стен находится прямо за ее спиной.
Медленно повернувшись, словно опасаясь, что и это ей не
удастся, она подняла голову. Прозрачная капсула с оплывшими
неровными краями, чем-то похожая на огромную глыбу застывшего
стекла, напоминающего саркофаг, свисала над ней. Тут Лера
заметила, что голубоватое пламя, освещавшее пространство,
исходит из самих капсул, а вся гигантская стена выложена ими
словно сотами. Бесконечные колонны тускло мерцающих саркофагов
уходили ввысь в чернеющую бездну. И если бы не это зловещее
мерцание, увиденное внутри она приняла бы за ископаемых
насекомых, когда-то попавших в горящую смолу и навеки
застывших в ней, тех, которых она столько раз видела в янтаре.
Но внутри было нечто другое. Это другое заставило ее
содрогнуться.
* * *
Джо Барроу вышел из Капитолия. Свершилось! Только что Совет
начал войну. Через шесть часов все будет кончено. Земля,
точнее, та ее часть, которая завтра увидит восход солнца,
начнет жить по другим законам, установленным им. Хорошо бы эти
