направился вдоль рядов книг, названия которых ни о чем ему не
говорили. Все они были на незнакомом языке. «Как же я найду
ее? – Барроу остановился. – Если я прикоснусь к ней этой
штуковиной, она обязательно выдаст себя. В конце концов, книга
– только инструмент». И он двинулся дальше, трогая и ощупывая
каждую из них. Пройдя несколько стеллажей, снова остановился.
«Нет, что-то не то. Должен быть человек. Но как же его узнать,
и вообще здесь ли он сегодня?» Проходя мимо погруженных в
чтение людей, вглядываясь в их удивленные лица, Джо трижды
останавливался. «Может быть, этот? Или тот? Как узнать его или
ее?» Каждую минуту дверь зала приоткрывалась, впуская одного
или нескольких посетителей, занимавших свободные места. «Так
может продолжаться до бесконечности. Нужно остановиться».
Барроу направился к выходу и, встав к нему спиной, внимательно
оглядел зал. Со стен молчаливо, как ему показалось, с издевкой
и укором на него смотрели бюсты великих мыслителей. Две
девушки, бесшумно войдя, молча проскользнули мимо него. Одна
из них со стопкой книг в руках, неловко по-вернувшись,
попыталась его обойти. Стопка с шумом повалилась на пол. Обе
бросились ее собирать. Одна из книг лежала у его ног. Он
наклонился и нехотя, скорее от чувства досады, чем желания
помочь, поднял ее. И тут внезапно увидел, как алмаз, посветлев
изнутри, тут же угас. Его охватил ужас. Барроу еще раз
машинально прикоснулся к книге. Все повторилось. Открыв ее, он
с трудом прочитал: «Ленин». Девушка смотрела на него,
недоумевая. – Где вы это взяли, где? – забормотал Джо. – Вон
там, – девушка улыбнулась, радуясь своему хорошему
английскому, и указала на нишу в десяти шагах от него. Он
кинулся туда. Полное собрание сочинений Ленина в пятидесяти
пяти томах в темно-синем обветшалом переплете смотрело на него
с полок ниши. Джо поднял руки и обеими ладонями прикоснулся к
книгам. Все снова повторилось. Он быстро взял одну из них и
открыл. Затем еще и еще одну. Тексты не менялись. Барроу знал,
что этот человек впервые в истории «освободил вооруженную
партию нового типа от такого досадного понятия, как совесть».
Да, Джо использовал его цитату о том, что «морально только то,
что способствует победе пролетариата», в своей статье,
перевернувшей мир. Правда, последнее слово он заменил другим.
Барроу знал, что, даже если растереть все эти пятьдесят пять
томов в пыль, пылинок окажется меньше, чем десятая часть
убитых за и против написанного в этих книгах. Но все это не
то. Мелочь. Не его масштаб. Ведь это были всего лишь люди.
Ему же нужно другое. Грандиозность задуманного захватывала
дух. От такого должно было содрогнуться само ВРЕМЯ. Он и
представить себе не мог, насколько был прав. Но неужели сейчас
ему предстоит перевернуть всю массу статей и выступлений? Нет,
здесь что-то не так. Джо уже делал это и нигде не нашел
подсказки. Медленно подняв голову и выпрямившись, он
неожиданно для себя почувствовал, что уже близок к Книге, как
никогда прежде. – Надо вернуться назад, туда, где это
произошло. – Неслышно ступая по ковровой дорожке, разделяющей
зал на две половины, Барроу снова пошел к выходу. По мере
приближения к огромным дверям с массивными колоннами шаг его
замедлился. Как будто стараясь растянуть оставшиеся мгновения,
словно давая книге возможность как-то проявить себя, он с
удивлением услышал гул собственных шагов, на которые почему-то
никто не обращал внимания. Четыре, три, два. Все. Он снова
повернулся спиной к дверям. И тут увидел его. Ковровая
дорожка, пересекавшая зал, упиралась в огромный двухъярусный
постамент, где, возвышаясь надо всеми, сидел человек. Опустив
голову, бронзовый гигант смотрел на книгу, лежавшую в его
руке. – Все! Вот она! Больше ста лет ты ждешь меня здесь. Я
пришел. Нечего было и думать взобраться туда средь бела дня.
Это можно было сделать только ночью.
Светильники плавно, словно нехотя погасли. Удаляющиеся шаги
дремавшего на ходу посетителя было последнее, что он услышал.
Все погрузилось в гнетущую тишину. Выйдя из своего укрытия, он
по ступенькам украдкой поднялся наверх. Балкон подходил сразу
ко второму ярусу постамента. Быстро преодолев его, Барроу
оказался у самых ног гиганта. Выпрямившись, он встал. В этот
момент статуя, как ему показалось, качнулась, и, чтобы не
потерять равновесие, Джо ухватился правой рукой за какой-то
выступ. Яркая лиловая вспышка озарила зал. Он замер. Его
правая рука держалась за книгу. Холодный фиолетовый огонь,
похожий на пламя газовой горелки, окаймлял ее бронзовый
переплет. На обложке вспыхнули слова: «Главная книга хаоса».
Вдруг произошло нечто невероятное. Резкий звук органа,
разорвав тишину, обрушился на него из-под сводов спящего зала.
В тот же миг леденящий холод бронзового монстра, сковав
движения Барроу, медленно начал обволакивать пространство
вокруг, пронизывая все его существо. Как будто миллионы игл,
сделанные из чудовищного сплава металла и ненависти, по
чьей-то незримой воле впивались в то, что мгновение назад
называлось плотью. Содрогаясь всем телом, Джо почувствовал,
как, проникая все глубже и глубже, они впрыскивали в его душу
какое-то сатанинское зелье, словно обезболивая и лишая ее
тепла. Но Барроу почувствовал и нечто иное. Ему показалось,
что он стал им! Словно это он сидел на постаменте и держал в
руках книгу. Это у его ног простирались континенты и океаны и,
как в ту роковую ночь, расплывались их очертания и реки
становились красными. Джо открыл первую страницу. На ее
бордовом, показавшемся ему кровавым, фоне блеском
расплавленного металла засверкали слова: «Декларация
независимости совести». Строки запрыгали у него перед глазами.
Реквием смолк. Все было кончено. Передача совершилась. Он
получил руководство к действию.
* * *
Геннадий Николаевич стоял на крутом обрыве, любуясь закатом.
Могучая шапка Эльбруса синела на глазах. – Красиво. – Голос
был по-горски спокоен. Он обернулся. Позади него стоял
бородатый пастух. Обеими руками он опирался на длинный посох.
– Здравствуй, Шамиль. – Тот кивнул. Минуту они стояли молча. –
Скажи, зачем все это среди такой красоты? – Геннадий
