сутки поспать. Пусть хоть раз Майкл Олсон, его правая рука,
почувствует себя первым. Спускаясь вниз по лестнице огромного
здания сквозь живую стену телохранителей, он обратил внимание,
что никого, кроме них, вокруг нет. Для чего же тогда охрана?
«Майкл – параноик», – мелькнуло в голове. И потом эти черные
шлемы… Он ненавидел, когда люди скрывали свои глаза. Атрибуты
власти были ему не нужны, Джо был равнодушен к ним. Он обладал
самой властью, причем высшим ее проявлением на земле. Кроме
того, Барроу знал: с ним ничего не может случиться.
Возможности того, кто его охранял, безграничны. Неожиданно он
оступился и, выронив маленькую черную папку, резко присел,
чтобы сохранить равновесие. Несколько телохранителей бросились
ему помочь. Один из них наклонился к папке и, взяв ее в руку,
протянул ему. Движения показались ему неестественно
медленными. И вдруг он заметил выбивающуюся из-под шлема ткань
капюшона. Того самого капюшона. Леденящий ужас сковал его
тело. Прошло столько лет… – Вижу, узнал. Помнишь полюс? Забыл,
мерзавец! Уже решил, что ровня мне? Теперь ты – главный
персонаж списка! – Это были последние слова, которые он
услышал. Шесть выстрелов в лицо не оставили ему шансов.
* * *
Внутри саркофага был человек. Но назвать его человеком в
привычном понимании этого слова было нельзя. Он застыл в
прозрачной магме в такой неестественной позе, которую в жизни
увидеть было невозможно. Невозможно, потому что ни суставы, ни
мышцы, ни само строение тела не позволили бы принять такую
позу. Его конечности были не просто вывернуты – они были
выворочены невообразимым образом, так что локти, растянув
несчастную кожу до предела и порвав ее, оказались на уровне
плеч, которые также узнать было невозможно. Ниже кистей рук, с
вывороченными фалангами пальцев, лоскутьями висела кожа. А
разорванные веревки мышц напоминали чудовищное одеяние. Сквозь
оставшиеся куски мяса, иначе назвать это было нельзя, в
нескольких местах проступала застывшая стекловидная масса.
Нет, она только казалась застывшей. Она двигалась! Медленно,
периодически мерцая, словно отражая какие-то сполохи в
глубине, она выползала из этих ран, растекаясь по остаткам
кожи. Нетронутой была только верхняя половина головы. И тут
она увидела глаза. Они были живыми! В чьих глазах ужаса было
больше – в ее или в его, когда взгляды их встретились, – Лера
понять не успела. Все внимание переключилось на пространство
между ними. Там что-то происходило. Какие-то видения и тени
двигались, сменяя друг друга. На ее сознание надвигалась стена
непонятного звука. Словно девятый вал в океане, накатываясь и
приближаясь, он заставлял трепетать все ее существо. Вдруг
Лера почувствовала, что кто-то, гигантскими тисками,
нечеловеческим усилием сжимая ее тело, пытается проникнуть в
ее душу. Крики и стоны, душераздирающие вопли и скрежет,
вместе с нарастающим гулом, медленно наполняли ее мозг. Только
мозг. Она изо всех сил сдавила голову руками. – Н-е-ет! – Этот
крик остановил все. Вокруг по-прежнему царило безмолвие. – Где
я? Что здесь произошло? Кто это сделал с ним? Кто обрекает его
на нечеловеческие муки? – Сам. Он сделал это сам. Ты попала в
пантеон смерти. Здесь ее стихия, ее власть. Когда человека
приводят сюда, ему дают новую плоть, такую же, как та, что он
оставил на земле. В первые секунды он даже чувствует себя
бессмертным. Но это последняя гримаса сатаны. Под этим куполом
в чудовищном кинотеатре ему начинают крутить особый фильм
ужасов. Фильм, где главный герой – он, но он не зритель!
Человек ощущает точно такую же боль и страдания, как и
персонажи страшного фильма его жизни. Это убиенные, сожженные
заживо и замученные им люди. Такая боль не может сравниться ни
с чем подобным на земле, потому что попавший сюда испытывает
страдания не каждого в отдельности, а всех одновременно. Уже
через несколько секунд она приходит и садится рядом с ним.
Время сжимается в одно мгновение. И это мгновение длится
вечно. – Но если он сам никого не убивал? – Убить не значит
нажать на спусковой крючок. Достаточно одного слова,
достаточно подписать указ, постановление, декларацию. Иногда
просто написать книгу. – Но как же те, за которых мы молимся о
прощении, ибо «не ведают, что творят»? – Их здесь нет. Повисла
пауза. – Этот человек, испытав ужас, – продолжал голос, – в
первые же мгновения выломал себе ребра, выворотил суставы и
порвал мышцы… пытаясь умереть. Перед этим он успел разорвать
зубами на себе кожу. Здесь, содрогаясь, умирает душа. Каждая
молекула воды в клетках тела, превращаясь в ядерный сполох,
разрывает его плоть, источая это голубоватое пламя. Человек в
его первозданной природе на земле не может вынести такую боль.
Он умирает. Этот акт избавляет его от мук. Здесь же такой
возможности нет. Страшная температура, пройдя волной по его
телу, выплескивается в капсулу, которая, оплавляясь, поглощает
ее энергию. Процесс повторяется снова и снова. Он становится
лишь частью бесконечного нестерпимого круговорота кошмара. Так
устроена вечность. Это и есть ад. Шок от увиденного не
проходил. – Для чего мне дано это знать? – выдавила из себя
Лера. – Я обязан сказать тебе. Ты можешь занять его место. –
Зачем? – с ужасом спросила она. – Имя этого человека – Джо
Барроу. Он погиб в первый же день развязанной им войны. Она
продолжалась еще десять лет. Потом все было кончено. Не
осталось никого. Жертвы все придут к нему сюда. – Но он это
заслужил. – А люди? Люди тоже заслужили? Ты можешь все
изменить, – продолжал голос, – и люди будут жить дальше. Но
можешь и вернуться, – немного помолчав, добавил он. – Но
почему я? И почему такой ценой! Неужели нет другого способа
остановить этот кошмар? – уже закричала она. – Даже мне не
дано знать ответа. Когда здесь были другие, их голос оставался
по ту сторону. Сейчас же с тобой здесь я, и не знаю, почему
так. Какова цена, такова и жертва, – уже тише произнес он. –
Но знай, если ты сделаешь это, всем временам от начала до
конца будет дано сжаться в несколько мгновений. И ты увидишь
Смысл Жизни. – Да кто же ты? Кто? – Слезы душили ее. – Ты,
который шел со мной все это время, ввергал меня в чудовищные
страдания, мучил меня! Разве я заслужила такое? Какое право ты
