– Неужели кто-то может считать по-другому? – воскликнула Лера,
но, заметив, что должна была удивиться совсем иному в их
разговоре, опустила глаза. – И как же он это объяснил? – Не
просто по-другому. А объяснил прелюбопытно. Он-де считает, что
вина последних не больше, чем вина тех, кто толкнул их на
убийство. Но не этим он поразил меня. Он утверждал –
применительно к нашему случаю, конечно, – что и на них эта
вина не заканчивается, а простирается на тех, кто делал
рекламу к этой передаче, на тех, кто принимал решение о ее
показе. Но главное, на бесчисленное множество людей, так или
иначе причастных к ней: на тех, кто производил оборудование
для съемки, изготавливал пленку, наконец, кто кормил весь этот
персонал. Короче, на всех, кто на этом сделал деньги. Но даже
сюда он притянул массу других, ни в чем не повинных людей. Он
объявил виновными всех, кто сталкивался с вышеупомянутыми
лицами в жизни и одним этим учил их, пусть даже просто не
препятствуя, создавать такое. Только представь себе, сюда
попадают и те, кто родил их, и даже те, кто был хоть как-то
знаком с их родителями! – Так это же все человечество! –
Именно так, на всех он и делил вину. Причем поровну! То есть
убийца виновен не больше, чем посторонний человек, мирно
поедающий салат по утрам. Я, конечно, дослушал этот бред, но
мы расстались. А какое было у меня к нему предложение!
Закачаешься! Лера медленно подняла глаза и тихо сказала: – То
есть каждый из нас виновен во всех преступлениях мира
одинаково? – Представь себе! Все и во всем! А значит, одни
виновные судят других, не более виновных, чем они. – Где-то я
уже это слышала, – тихо, будто про, себя прошептала Лера. –
Что мы все о судьях да о виновных? – возбужденно продолжал он.
– Сейчас я реформирую массовую культуру, больше того –
массовое сознание! Вот это размах. Только сейчас появились
такие возможности. Спутниковая связь, передача
голографического изображения, Интернет! Дух захватывает! И
использую все это только я. А те, – он ухмыльнулся, – те от
народа так же далеки, как и сто лет назад. Нет, по-моему, даже
дальше. Скоро начнем жечь книги! Ты не представляешь, как
быстро люди забудут Достоевского. А эти глупцы! Думают,
напомнив о нем сериалом, станут сильнее, возродят
нравственность? А когда будет десять тысяч каналов, десять
тысяч сериалов, где же взять-то тысячи идолов? Посмотри на
книжные полки! Только я спасаю положение, это же так очевидно!
– Он радостно потер руки. – Я… Тут он осекся: ошарашенное
выражение лица женщины неожиданно напомнило ему, для чего он
здесь. – Ты ведь еще там могла заметить, что на первое место
уже выходит действо, зрелище, а не талант? – несколько
виновато пробормотал он. Лера выдохнула. «Держись», –
мелькнуло в голове. – Ничего не поделаешь. Скажем, внешность
певца или его голос, конечно, все менее важны. Звезду может
сделать технический и медицинский прогресс! Честно говоря,
жаль, что пробиваются не самые достойные и талантливые. – Да
как же ты не понимаешь? Идет кропотливая, ювелирная работа –
целенаправленное уничтожение позитивного творческого начала в
человеке. Лера удивленно подняла на него глаза. – Да, да. Я же
говорил, что мы думаем одинаково. Поверь, я твой
единомышленник здесь. Идет замена творческого начала
искусственно вызванными эмоциями, страстью. И люди хотят
этого, иначе они будут видеть мир таким, как он есть. А это,
согласись, неприятное зрелище. А если у тебя еще есть
склонность к состраданию… Мука! А так часть времени ты вне
мира. Если так пойдет и дальше, на что я надеюсь не без
оснований, скоро не нужен будет талант художника, писателя, а
все время человека займу я! Да что там художника! Врача,
повара! Все будет заменено приятным для людей суррогатом.
Му2ка превратится в блаженство! Предлагаю поучаствовать. – Но
ведь страсть – это не только то, о чем вы говорите. Это еще и
любовь! – Верно. Когда основатель мрачного КГБ говорил одному
из своих соратников: «Знаете, сколько людей привела в
революцию любовь?» – он не лукавил. – Другими словами, вы
хотите сказать, что… – Ты угадала! «Знаете, сколько людей
любовь сделала убийцами?» – вот что имел тот в виду.
Неожиданно он внимательно посмотрел на нее. – Эй, ты что,
окаменела? Здесь такое бывает. Не каждую переоценку можно
выдержать. С этими словами он дважды щелкнул перед ее глазами
крючковатыми пальцами. Лера подняла на него глаза. – Ну вот, а
то напугала ты меня. Так я продолжу. Сначала я попробовал
заменить талантливые картины низкопробными сериалами –
удалось! Человеку очень понравилась замена диалога с совестью
другими диалогами. Чудный природный голос я заменил
искусственным, подарив такую возможность любому. Тяжелые для
него романы – бульварной стряпней, чтобы занять время в пути.
Попробуй оторви от книги взгляд, увидишь такое! Я уж не говорю
о развлечениях плоти – изумительный эффект! Ну а дальше
пошло-поехало! Сейчас я отниму хлеб у композиторов, и все
пойдет как по маслу. Одна проблема – с критиками. Ну да
придумаем что-нибудь! – Но ведь это будет совсем не то, ради
чего жив человек! – Во-первых, людям нравится. Во-вторых,
жизнь становится легче. А облегчить им ее – моя главная
задача. Конечно, я не приветствую таланты. Точнее, отношусь
двояко. Посуди сама, что давал талант людям? Имея голос или
талант художника, человек вкладывал в исполнение душу. Он
говорил с людьми. Он звал их. Он дарил им способность
разговаривать с собой, способность отличать добро от зла. Это
не входило в мои планы. Для того, чтобы занять людей другим,
этого не требуется. Зато как мешает! Ты не представляешь,
каких трудов мне стоило внести раскол в эту лавину талантов.
Особенно в эпоху Возрождения. Честно говоря, почти потерял
надежду. Если бы я не нашел тогда одного флорентийца… Одним
незаконченным его произведением я и сейчас отвлекаю миллионы.
Да, были времена. Но я отвлекся. Однажды я нашел беотказный
прием для своих целей. Человек очень падок на чужое мнение,
особенно когда уже трое сказали, что это – черное, а не белое,
как на самом деле. Любой засомневается. Важно, чтобы говорили
это нужные мне люди. А таких – огромная армия, я рассказывал
